Глава 17 «Кофе, выпечка и желание вернуть Её»

Фиона

После того, как Кип покинул палату, передышки было немного. Я едва успела переварить то, что он мне сказал, прежде чем ворвалась Нора, ее глаза были полны слез и облегчения.

Вскоре после этого появились Тиффани, Тина, а затем Каллиопа.

Все они хлопотали надо мной по-своему, на время отвлекая от беспокойства, но не от Кипа. Ничто не могло этого сделать.

В конце концов, они все ушли, Тина и Тиффани, чтобы сходить в торговый центр и купить мне новую одежду и туалетные принадлежности, а Каллиопа, чтобы найти кого-нибудь, кто «перевел бы меня в палату получше», как будто мы были в отеле, а не в больнице. Я пыталась сказать ей, что с этой палате все в порядке, тем более что я останусь здесь только на ночь, но спорить с ней бесполезно.

— Она, вероятно, станет заведующей хирургическим отделением до того, как тебя выпишут, — шутит Нора после ухода своей невестки.

Я издаю смешок.

— Или будет руководить всей этой чертовой больницей.

Каллиопа та еще штучка, и мне жаль того, с кем ей предстоит столкнуться. Я рада, что они все ушли, так как мне нужно поговорить с Норой. Очевидно, сегодня день разглашения секретов, и я устала разыгрывать шараду.

— Есть еще одна вещь, в которой я была не совсем честна, — произношу я, садясь в постели и слегка морщась. Я не могу принять хорошие обезболивающие из-за ребенка, поэтому чувствую себя ужасно.

— Пожалуйста, скажи, что из-за этого твой муж не взбесится, — говорит Нора, бросаясь помочь мне подняться и поправить подушку. — Этот мужчина взорвется, если у него выработается еще немного тестостерона.

Я слабо улыбаюсь. Она не ошиблась. Кип не был таким задумчивым задирой, как Роуэн. Он был скорее дерзким напарником. Горячий, дерзкий напарник.

Я никогда до конца не осознавала, что Кип обладал огромной энергией главного героя. Огромной энергией задиры, особенно в сочетании со всем этим мучительным прошлым.

Он очень хорошо это скрывал. Ну, может быть, не так хорошо в последние месяцы. Но я ошибочно думала, это из-за того, что он эгоистичный мудак, который не хочет менять свой образ жизни.

Правда оказалась намного трагичнее и сложнее.

— Ну, к сожалению, у меня нет большой власти над всей этой историей с тестостероном, но у тебя есть свой собственный опыт в этом, — говорю я после долгой паузы.

Ее муж мог бы написать книгу о собственнических альфа-самцах.

Нора улыбается, не споря со мной.        

— Хотя это отчасти о нем, — добавляю я со вздохом. — И вообще о муже, — я тереблю дешевое больничное одеяло.

Она в замешательстве морщит лицо.

— Ты была, мягко говоря, удивлена, когда мы не только объявили, что вместе, но и собираемся пожениться за такой короткий промежуток времени, — я говорю ей то, что она уже знала. Хотя «удивлена» - преуменьшение. Мы шокировали до чертиков наших самых близких друзей.

Нора просто кивает.

— Ну, это во многом было связано с истечением срока действия моей визы и отсутствием других вариантов остаться в стране, — объясняю, не глядя на нее. — И ты уже знаешь о том, какая жизнь ожидала меня по возвращении в Австралию, так что я была в отчаянии. Думала, что выбрала меньшее зло.

Довольно краткое объяснение, но я не стремилась слишком вдаваться в подробности, и это донесло суть.

— Ты вышла за него замуж ради грин-карты? — делает вывод Нора.

Я киваю.

— Но это не планировалось, — я указываю на свой живот и больничную койку. — У меня, как обычно, все пошло наперекосяк.

Нора посмотрела на мой живот, затем на меня, поджав губы, переваривая информацию.

—Во-первых, я не думаю, что беременность ребенком, которого ты заслуживаешь, – это «наперекосяк», — говорит она, используя воздушные кавычки. — Хотя, честно говоря, я не так хорошо знакома с этим термином, как ты.

— Ладно, — уступаю я, ухмыляясь и прижимая руку к животу. — Может быть, это и не входило в план, но я не сержусь, что так получилось. Хотя это привязывает меня к Кипу на всю оставшуюся жизнь, — я прикусываю губу от такой перспективы. Это не первый раз, когда я думаю об этом, но до этого все затмевалось мыслью, что Кип нас бросит.

Теперь он дал обещание «вернуть меня» с огнем в глазах, который меня немного напугал.

Нора облизывает зубы.

— Ну, возможно, все начиналось как соглашение, и вы не казались слишком счастливыми с самого начала, но все равно сделали это, — она кивает на мой живот. — Все вышло не так уж плохо.

— Ага, — тихо выдыхаю я, думая о нашем коротком медовом месяце. — Все вышло не так уж плохо.

— И, хотя в то время я не понимала, но, оглядываясь назад, вы все равно, как будто… влюблялись? — спрашивает она с дразнящим блеском в глазах. — В какой-то момент это стало реальностью.

— Да, — соглашаюсь я, не видя больше смысла лгать самой себе. — Так и было. Но потом он взял и все испортил.

Нора кивает.

— Да. Но…

— Тебе не обязательно туманно намекать на его травму, — перебиваю. — Я все знаю. 

Ее глаза распахиваются от удивления.

— Он рассказал тебе?

— Да. Практически сразу же, как я очнулась, он посвятил меня во всю эту душераздирающую гребаную историю о том, что случилось с его женой и дочерью, — говорю я, мой голос внезапно становится грубым.

Нора, должно быть, понимает это, потому что бросается наливать мне стакан воды, и я с благодарностью принимаю его.

— Прости, что не сказала тебе, — тихо говорит она, присаживаясь рядом с моей кроватью. На ее лице написано чувство вины. В отличие от меня, Нора не хранила секретов и не лгала.

— Ты не должна была говорить мне, — я убираю стакан, в горле все еще саднит. — Ты поступила правильно. Это он должен был рассказать.

Ее лоб морщится.

— Да. Но все эти месяцы, видя, как он ведет себя подобным образом, видя, как ты проходишь через это все в одиночку…

— Я не одна, — произношу я, потянувшись, чтобы схватить ее за руку. — Никогда не был одна. Ты, Тиффани, Тина и Каллиопа позаботились об этом, — я улыбаюсь, думая о том, как мне чертовски повезло, что я наткнулась на Юпитер и решила поселиться здесь и работать в пекарне. — Даже если бы ты сказала мне, это не изменило бы поведение Кипа, — продолжаю я. — Очевидно, мысль о том, что я погибла в автокатастрофе, была причиной его откровения.

Я вздрагиваю от того, как это прозвучало вслух.

— Я не простила его, — бормочу я, делая еще один большой глоток воды. — Когда он объяснил, почему так себя вел, когда он рассказал мне о... — вдыхаю, пытаясь найти в себе силы произнести их имена. — Габби и Эвелин… я сказала ему, что у меня разбито сердце, и я могу понять первоначальную реакцию, но не могу простить, что он вел себя так несколько месяцев, — я рассматриваю свой гипс, думая о выражении лица Кипа, когда он вошел в мою больничную палату. — Это было слишком грубо?

Нора тут же качает головой.

— Нет. Я сочувствовала ему, поверь, и пыталась понять его поведение, — она пользуется моментом, чтобы налить себе воды. — И сначала я поняла. Была готова проявить к нему снисхождение, надеялась, он одумается. Но он этого не сделал, — ее ноздри раздуваются, а обычно спокойное лицо искажается от ярости. Ну, в своей милой манере. — То, что ему причинили боль в прошлом, не оправдывает того, что он причинил тебе боль и бросил в настоящем.

Но ему не просто причинили боль в прошлом. Его сломали.

Но разве я тоже не была сломлена? Я была опустошена, разбита и полностью уничтожена.

— Заставь его побегать, — решает Нора.

Я смотрю на нее скептически.

— Ты думаешь, после всего этого я буду жить долго и счастливо?

Она улыбается.

— Да, я точно знаю, что так и будет.

Я качаю головой.

Кип, возможно, сейчас пытается играть в героя, но не думаю, что у нас будет такая история, которая закончится «долго и счастливо».

***

Я волнуюсь, когда меня выписывают на следующий день. В основном из-за Норы, но также из-за Кипа, который спал в моей палате прошлой ночью. Я спала, когда он вошел, иначе бы выгнала.

Или, по крайней мере, мне нравилось думать, что я бы его выгнала.

Но было довольно... приятно проснуться от дерьмового сна в незнакомой комнате, пропахшей отбеливателем, завернувшейся в колючие одеяла, и увидеть Кипа в кресле с двумя чашками перед собой и коробкой, которая выглядела удивительно знакомой.

Он выпрямляется в ту же секунду, когда видит, что я проснулась. Он выглядит определенно лучше, чем вчера. На самом деле, он не выглядел так, будто спал в кресле рядом с больничной койкой. На нем кепка, чистая футболка, фланелевая рубашка и джинсы. Его загорелая кожа блестит, а темно-русая щетина на подбородке очень ему идет. Единственный слабый намеком на то, как он себя чувствует, его слегка покрасневшие глаза. Мне стало интересно, сколько он спал.

— Ты в порядке? — требует он. — Нужно, чтобы вызвать врача?

Я моргаю, приподнимаясь, пока не вспоминаю, что у меня на руке гипс. Пытаюсь опереться на правую руку, и это немного усложняет процесс. Кип бросается, чтобы осторожно поддержать меня.

— Тебе нужны еще подушки?

— Нет, мне не нужны подушки или врач. Мне нужно это, — я указываю на одну из чашек. — И, если он без кофеина, я убью тебя прямо на месте.

Кип моргает, глядя на меня. Затем его глаза светлеют, а уголок рта приподнимается.

— Он с кофеином. Я бы так с тобой не поступил. Хотя это всего лишь двойная порция, наверное, обычная четверная порция превысила бы порог двести миллилитров, особенно если ты съешь «пейн с шоколадом», — он кивает на коробку.

Я пялюсь на него, все еще пытаясь сориентироваться.

— Дай мне кофе, — требую я.

Кип отдает мне чашку, на которой написаны характерные каракули из пекарни.

Я делаю глоток и позволяю кофеину проникнуть в мой организм. Затем тянусь за телефоном, лежащим на столике рядом со мной.

— Как получилось, что я пью теплый кофе из пекарни в семь утра, если до Юпитера почти четыре часа езды туда и обратно? — спрашиваю его.

Он делает глоток своего кофе, который, бьюсь об заклад, с четверной порцией.

— И откуда ты знаешь, что мне разрешено принимать только двести миллилитров кофеина в день? — добавляю я.