ГЛАВА 35

Я сижу в столовой.

За тем же средним столом, где обычно сидела сбоку от Аванны. Придворные наблюдают за мной. Они в подвешенном состоянии, медленно пережевывают свою пищу. Джован не впечатлён здешним питанием. Он в основном ест яблоки, хотя я не уверена, делает ли он это, чтобы подшутить надо мной или нет. Я совершенно потеряла аппетит к ним.

Я назначила Осколка и Сатум Джерин — единственного Сатум, которому я когда-либо доверяла — главными за раздачу еды по деревням и перераспределение моих людей по их домам. Даже несмотря на дополнительную еду, которую Джован и Ире согласились принести, мы должны быть бережливыми во время следующей ротации, пока не получим большее количество урожая.

Не говоря уже о том, что я убедилась, что эти дополнительные рационы не поступят к дворцу.

Мы с Королём непреклонны в уважении, которое мы выказываем другим расам. Наши люди знают, что ожидать, и в отношении любого, кто перешагнёт эту черту, будут приняты меры. Это больше, чем я надеялась, но меня мучает вопрос, продержится ли это.

Вчера силы Гласиума начали переход через Оскалу.

Джован сказал, что оставит тут двести человек настолько, насколько мне они потребуются. Я благодарна за такую численность, учитывая, что наблюдаю тайный сговор двора. Страх перемен толкает их на принятие радикальных мер. В свете их шаткого положения при дворе, они умны, если чувствуют это.

Ничего другого я и не ожидала, и отношусь к этому спокойно — вся моя еда проверяется на наличие яда придворными, выбранными случайным образом.

— Татум Олина? — раздаётся неуверенный голос.

Роско, сидящий напротив, обращается ко мне. Его голубые глаза подёргиваются. Сложно совместить доброту в них с его прошлым. Пока что отец Аднана мне никто. На мой взгляд, мой истинный отец сейчас мёртв. Единственный родственник, с которым я бы хотела познакомиться получше, это тётя Джайн.

— Роско, — отвечаю я.

— Я... я просто хотел выразить соболезнования насчет кончины Аквина. Он был дорог тебе.

Я резко втягиваю воздух. Дорог мне? Аквин был для меня всем: другом, отцом, тренером и наставником. Горечь пенится во мне, и это не имеет никакого отношения к словам Роско. Мне надо дать ему понять, как его действия повлияли на Аванну.

— Знаешь, что мать сказала мне, прежде чем выпрыгнула из окна?

Я никому этого не говорила. Стол погрузился в тишину.

Я говорю достаточно тихо, что никто другой не услышит меня:

— Она сказала, некоторые люди ломаются под давлением, а другие лишь сгибаются и быстро оправляются, — я встаю из-за стола. — Интересно, какой бы была жизнь, если бы Аванна не сломалась.

Понимая, что я вот-вот сорвусь, я размашистым шагом ухожу из столовой.

Я зла на Роско. Я зла на Аванну, потому что каким-то образом она заслужила кроху жалости от меня, и я зла на себя, что так по-детски отреагировала. Было несправедливо винить Роско, и я понимала это. Откуда ему было знать, что единственный момент приведёт к такому хаосу?

Моя мать сделала свой выбор. Как и Аквин с Хейсом сделали свои. И всё же боль и гнев метались во мне, усугубляясь скорбью от потери Аквина и Малира, и это отразилось на моём единственном живом родителе.

Я вывожу дромеду на улицу и галопом несусь к озеру Авени.

Когда я возвращаюсь, дым уже хлынул в небо. Джован ждёт у меня у конюшни.

Его глаза с недоверием оценивают дромеду. Я спешиваюсь и начинаю чистить кобылу. Я немного загоняла её.

Джован прислоняется к стене стойла.

— Нам надо поговорить.

На секунду моя рука, в которой я держу щетку, замирает, но потом я возобновляю равномерное вычесывание.

— О чём?

Он фыркает.

— Сама знаешь о чём. О нас.

Страх наполняет каждую клеточку меня. Я знала, что это грядёт. Мы были предназначены друг другу. Я чувствовала истину этого всем сердцем, но...

— Джован, я люблю тебя...

— Но этого недостаточно, — едко говорит он.

Я резко дергаюсь от слов и перевожу на него пристальный взгляд, гадая, специально ли он выбрал эти слова. Его не было рядом, когда моя мать произнесла их. Совпадение шокирует меня до глубины души.

Я не как моя мать.

— Этого достаточно для меня, — говорю я. — Этого всегда будет достаточно.

Он знает, что и здесь присутствует "но".

Я откладываю щётку.

— Я...

Он вскидывает обе руки, и я захлопываю рот от паники, стоящей в его глазах.

— Выслушай меня. Я не уверен, рассматривала ли ты возможность, что мы может править обоими мирами.

Сердце опускается. Я обдумывала наши варианты. Мы могли пойти только по одному пути.

— И где мы будем жить?

— Половину времени в Гласиуме, половину здесь. Такого раньше не было, но мы сможем наладить это.

Неужели он не видит, как сильно нужен мне?

— Это слишком шатко. Это даст возможность заговорщикам создать большую напряжённость в наше отсутствие. И, как мне кажется, это вызовет недовольство у людей.

Черты его лица сглаживаются, и мне ненавистно, что он так поступает со мной.

— И я просто должен ждать, как долго? Пока ты не решишь, что хочешь меня?

Я делаю шаг вперед, а он отступает на один назад.

— Всё совсем не так, — я кладу кулак по центру груди. — Ты понятия не имеешь, как сильно я хочу тебя. Как сильно нуждаюсь в тебе.

— Как сильно ты нуждалась во мне, чтобы притязать на Осолис?

Это было подобно пощечине. Я знала, как он страдает, но неужели он думает, что я просто собираюсь убить предыдущую Татум и затем оставлю свой народ в затруднительном положении? Я тоже сглаживаю свои черты, и вижу вспышку в его глазах, когда делаю это.

— Давным-давно именно ты читал мне нотации по ответственности. И именно это я теперь и делаю! Я не могу оставить их сейчас.

Ему надо было услышать меня! Стоящая в конюшне дромеда бьёт взволновано копытом от наших повышенных голосов.

Слова Джована бурлят в моём сознании. Неужели он, в самом деле, думает, что я использовала его, чтобы заполучить желаемое? Я жду, пока он извинится. Спустя несколько секунд я осознаю, что он и не думает извиняться. А я отказываюсь говорить, пока не услышу его извинений.

Ещё некоторое время мы обменивался нейтральными взглядами. Всё кончено? Вот так запросто?

"И я просто должен ждать, как долго? Пока ты не решишь, что хочешь меня?"

Он не будет ждать меня. Так что нет смысла вести разговоры. Я изучаю его точеные черты лица. Его красивые, всё понимающие глаза, которые когда-то пугали меня. Изгибы его груди, на которую я клала голову больше раз, чем могу сосчитать.

И я задаюсь вопросом, когда мы перестали разговаривать или, вне зависимости от этого, на каком-то этапе мы поняли, что разговоры не изменят нашего будущего.

* * *

На следующее утро, ещё до завтрака, он покинул дворец.

В чём смысл этого, если я могу пережить отсутствие чего-либо, только не Джована? Я никогда не заслуживала его, и он осознал это. Слишком поздно. Ночью я засыпаю в слезах, а в течение дня сдерживаю их.

— Поверить не могу, ты наблюдаешь за этим, — шепчет Оландон мне на ухо.

Мы сидим на возвышенной платформе, выходящей на задний двор, где в настоящее время разыгрывается миллионная сцена трагической пьесы. Я сама в это поверить не могу.

— Сатум Джерин посоветовал нам продолжить как можно более привычный образ жизни.

Он смеётся исподтишка, а я игнорирую его, смотря на дурацких придворных.

Я вздыхаю с облегчением, как только объявляется антракт. Но шум вскоре прерывается негромким говором.

На короткий миг я чрезвычайно благодарна за небольшое волнение. А потом вижу источник этого. Огеорг, жирный Сатум по Ресурсам — мой самый нелюбимый Сатум — поднимается к сцене. Я фиксирую взгляд на толстом Сатуме. Дефицит продовольствие в Осолисе, похоже, нисколечко не повлиял на него. А если точнее, он неплохо нажился на голоде моего народа.

— Вам есть что сказать, Огеорг, — призываю я.

— Да, Татум Олина. Я хочу обратить ваше внимание на узника, которого морят голодом в темнице.

Хейс всё ещё находился там. На какое-то время я оставила его там гнить. Я не разрываю зрительный контакт с Огеоргом.

— Я нахожу довольно интересным, что вы вообще бывали в темнице, Огеорг.

Мужчина бросает взгляд на придворную аудиторию. Я ждала этого момента.

— Ландон, проследи с кем он поддерживает связь.

— Просто проходил мимо, — ухмыляется Сатум.

Это лучшее, что у него есть? Хейс, голодающий в темнице?

Я улыбаюсь Огеоргу, медленно спускаясь по изогнутым ступенькам, ведущим из королевской ложи. Моя синяя мантия, выбранная Грехом — который потребовал, чтобы я сдержала своё обещание и сделала его своим камердинером — развевается передо мной.

— Какое упущение с моей стороны, — говорю я, когда приближаюсь к Огеоргу. — И как мило с вашей стороны указать на это.

— Я не поэтому пришёл, Татум Олина. Я не могу молчать. Узник рассказал мне, что вы убили Аквина. Я уверен, что это не может быть правдой, — он самодовольно улыбается.

Я вижу триумф в глазах Огеорга и понимаю в чём состоит его истинный план. Он выклянчил историю о смерти Аквина прямо с губ Хейса. Полная ложь, хотя Сатум принял её за правду.

— Вы, конечно же, не убивали всеми любимого в Осолисе Аквина.
Огеорг правдоподобно инсценирует потрясение. Среди придворных раздаются ахи и звуки возмущения — без сомнений, со стороны его приверженцев.

Я нахожу это очень скучным.

— Брат, — выкрикиваю я. — Я забыла, не напомнишь, кто вонзил нож в спину Аквина, — прошу я.

— Узник из темницы, — отвечает он. — Мужчина, которого ты моришь голодом.

Я пристально смотрю на Огеорга с кроткой улыбкой.

— Ах, да. Теперь вспомнила. Стража!

Два солдата спешат ко мне. Огеорг напрягается.

— Пожалуйста, приведите узника Хейса ко мне, — говорю я.

Я напеваю себе под нос, медленно меря шагами сцену в ожидании. Придворные хранят молчание. Надеюсь, Оландон очень внимательно следит за всеми. Было бы здорово заполучить всех заговорщиков за раз.

Два стражника вновь появляются, таща обмякшего Хейса между собой. Убийца Кендрика начинает сопротивляться, как только видит меня, и стражники с силой ставят его на колени.