Раздается громкая команда:

— Шевелитесь!

И вот тесная масса людей каким-то образом освобождает место для огромной фигуры своего Короля.

Его лицо напряжено.

— Что случилось внизу? — спрашиваю я.

— Мы захватили последнего. Остальная масса в замешательстве. Солати отступили, не в силах взобраться на стену. Я оставил там сотню бойцов, чтобы помешать Солати покинуть дворец, — выдыхает он. — Чего нам ожидать внизу?

Я поворачиваюсь и вижу Лавину.

— Лавина, можешь привести мне одного из пленённых Солати? — прошу я.

Он неуклюже делает то, о чём я прошу, расплющивая маленького мужчину Ире о стену. Всё легкомыслие улетучивается через несколько минут, когда он бросает к моим ногам тщедушного на вид мужчину — хороший выбор. Лавина нависает над ним. Я очень сомневаюсь, что он этого хочет, но он вроде как ничего не может с собой поделать, когда вокруг так много людей.

— Мне нужно знать, что происходит внизу. Ты можешь мне помочь.

Я смотрю мужчине прямо в глаза. Легко понять, что творится у него в голове. Солати воспитаны на недоверии к голубым глазам. Этот человек пытается преодолеть свою естественную реакцию на моё лицо и примирить меня с моей внешностью, чтобы выжить.

Он делает правильный выбор.

— Лучники ждут у основания лестницы, придворные — в столовой, а остальная стража, вероятно, разделилась, удерживая вход и защищая двор.

— Сколько? — рычит Джован.

Лицо Солати остаётся спокойным, хотя под взглядом Джована он сглатывает.

— Я... Я думаю, около пятидесяти.

Мы с Джованом обмениваемся взглядами. Если этот человек говорит правду, это хорошо для нас. Я киваю Лавине, который уводит мужчину.

— Мы должны направить наши силы на вход и пустить остальных твоих людей внутрь.

Джован вытирает бровь, осматривая меня.

— Согласен. А потом займёмся придворными.

Я отвожу взгляд.

— Ты готова к этому? — спрашивает он.

— К убийству матери?

Я вскидываю брови. Может ли кто-то быть готов к такому?

— Да. Возможно.

Он качает головой.

— Тебе лучше решить побыстрее. И я хочу, чтобы ты держалась ближе ко мне. Поняла?

Я прищуриваю глаза.

— А как на счёт того, чтобы ты держался поближе ко мне?

Он ловит мой рот поцелуем. Который заканчивается, не успев начаться, и я чуть не обижаюсь на него прежде, чем вспоминаю, где мы находимся.

— Это я могу устроить.

Я хмыкаю, радуясь, что мои красные щёки покрыты грязью.

— Ну, не будем торчать тут весь день.

Когда я протискиваюсь вперёд, раздаётся несколько смешков.

— Поднять щиты, — кричу я.

По залу разносится звук двадцати щитов, ударяющихся о пол.

— Открыть двери, — приказываю я.

Как только открывается дверь, с нижней площадки лестницы раздается звук натягиваемой тетивы. Солати готовы к встрече с нами.

Джован изучает размеры лестничного пролёта. Он достаточно широк для четырёх мужчин, стоящих плечом к плечу, и на три головы выше Джована. Я знаю, что лестница плавно изгибается, спускаясь на первый этаж дворца, а ступени узкие, но не крутые. Внизу — главная галерея дворца. Как только мы спустимся на первый этаж, в пятидесяти метрах справа от нас будет находиться обеденный зал. Ещё через пятьдесят метров — вход во дворец.

Если бы у меня не хватало людей, я бы повела противника именно сюда, чтобы численное преимущество стало бесполезными.

— Нужно действовать быстро. Вы спускаетесь вчетвером, два щита подняты высоко, а два низко опущены. Это должно предотвратить попадание стрел. Как только достигните конца лестницы, сформируете заслон, — голос Джована звучит на фоне грохота.

Джован отзывает в сторону Осколка, Лавину и Греха. Они исчезают в строю с его обращением.

Мужчины кивают, сосредоточившись на задании.

— За Гласиум! — ревёт Джован.

— За Гласиум! — отвечает хор голосов.

Когда второй этаж наполняется рёвом и криками, я вздрагиваю. Двадцать щитов и бойцы, которые их несут, толкаясь, движутся перед нами по лестнице в четыре ряда: двое держат щиты достаточно высоко, чтобы задевать потолок, а двое других — достаточно низко, чтобы касаться пола. Джован проскальзывает передо мной, а затем и я оказываюсь вовлеченной в непрерывное движение по широкой лестнице.

Сразу же раздается звук стрел, ударяющихся о щиты. Солати сидят у подножия лестницы и, вероятно, гадают, что это, во имя Солиса, мы делаем.

Идущие впереди нас Брумы достигают первого этажа, и я слышу звук складываемых друг на друга щитов, но не вижу, что они делают.

Наконец, я приседаю у основания лестницы и пытаюсь понять, что именно вызывает этот шум.

Воины Джована образовали дугу из щитов — непроницаемый полукруг. По мере того, как всё новые и новые люди достигают нижних ступеней лестницы, круг расширяется, и каждый новый Брума добавляет свой щит к плотному строю.

Огонь из стрел прекращается, и с той стороны разбегаются шаги в разные стороны. Один Брума проверяет, чисто ли пространство. Джован произносит проклятие, когда дозорный падает замертво, стрела попала ему прямо в глаз. На его место встает другой Брума.

Я наблюдаю, как Джован направляет всё больше людей в этот "заслон".

По мере их присоединения, защитная группа распространяется по проходу, расширяясь, пока вершина полукруга не достигает дальней стены.

— Разделяемся, — восклицает Король.

В полной синхронности полукруг щитов Гласиума расходится в вершине, образуя две изогнутые линии солдат, по двадцать человек с каждой стороны. Теперь от лестницы до противоположной стены открывается свободное пространство.

— Тесните! — рядом со мной раздается следующая команда.

Два ряда людей начинают продвигаться по коридору в противоположных направлениях, увеличивая свободное пространство у подножия лестницы.

Я наблюдаю за всем этим широко распахнутыми глазами. Это невероятно. Джован ухмыляется, глядя на моё благоговейное выражение лица, и выпрямляется в полный рост.

Мужчины.

Наша армия в спешном темпе проникает в пространство с площадки второго этажа.

— С какой стороны вход? — спрашивает Джован.

Я указываю в правую сторону.

— Направо!

Это странно. Мы движемся в утомительно медленном темпе, и от разочарования мне хочется вырваться из-под защиты щитов.

— Слева будет обеденный зал, — говорю я.

Джован кивает. Проходит десять минут, и щиты придвигаются к входу в обеденный зал, фактически блокируя всех, кто находится внутри. И вот, наконец, Джован поднимает щиты.

— Заряжай! — раздается крик, а мы тем временем спешим по коридору к входу.
Осколок дёргает меня так, что я оказываюсь в нескольких рядах позади.

Несколько Солати падают жертвами метательных копий. Они пытаются открыть вход. Некоторые сразу же падают на колени в знак капитуляции.

Другим требуется открыть тяжёлые двери и увидеть, что с обеих сторон их окружает орда Брум, прежде чем они признают своё поражение.

Наверное, я должна быть счастлива, но я так крепко вцепилась в то, что должно произойти, что не могу праздновать. Солати сказал пятьдесят человек. Здесь тридцать. Сколько их было у основания лестницы? Полагаю, они направились к столовой.

Мы помещаем пленников в боковую комнату с многочисленной охраной.

Первый этаж чист, но, когда процесс приостанавливается, моё дыхание учащается.

Я приближаюсь к мужчинам, ломающим двери в обеденный зал, стараясь сдерживать свои эмоции. Мысли глупы, но я ничего не могу с ними поделать. Я опускаю взгляд на свою мантию и вижу, что она порвана, окровавлена, видны участки бёдер. Мои волосы подняты, но я не сомневаюсь, что выгляжу ужасно. А моя мать будет безупречна и, наверное, одета в канареечно-жёлтый цвет. Что, если она выставит меня идиоткой перед всеми? Перед тремя мирами. Перед Джованом.

Мне под нос суют флягу с водой. Я смотрю на лысого Греха и подавляю смех.

— Вот, — хрипло говорит он. — Умойся.

Быстро оглядываюсь по сторонам, а затем делаю то, что он сказал. Он критически осматривает меня и брызгает немного воды на руку, после чего приглаживает мои волосы. Надеюсь, никто этого не видит.

Он отступает назад, кивая головой, и опускает взгляд на мою мантию.

— Завяжи её сбоку, — говорит он.

Он что, глупый?

Он проводит рукой по голове.

— Ты пробыла в битве. Весь день.

Я морщусь.

— Именно. Сейчас ты можешь создать образ воительницы, а не полувоительницы, полу-Татум. Ты должна принять на себя ответственность.

Я тяжело вздыхаю.

— Делай это.

Он завязывает мантию выше.

— Не так высоко, — огрызаюсь я.

Он проводит пальцем по моей ноге.

— У нас всё ещё есть время, у тебя и меня.

— Нет, — говорю я. — У нас ничего нет. Но если хочешь, можешь быть моим камердинером, когда я стану Татум.

Точно по сигналу, его глаза загораются.

— В самом деле?

— В самом деле.

Я жалею о сказанных словах, как только произношу их. Грех любит вытягивать обещания прямо перед битвой. Тем не менее, я не вижу в нём желания закрепить это обещание.

Дозорные смещаются вперёд и входят в зал, тем же образом, каким Джован направил их вниз по лестнице. Теперь я чувствую себя лучше. Во всяком случае, настолько хорошо, насколько это возможно.

Кассий — труп.

В столовой раздаются крики, плач, скрип дерева по полу. Но стрелы не выпускаются. Я не слышу звона металла.

Оландон смотрит на меня, и я вижу, что в его голове проносится та же мысль.

— Она бросила двор на верную смерть.

В ответ я пожимаю плечами. От неё этого можно ожидать.

Джован рядом со мной и слышит эту фразу.

— Там есть стража?

— Судя по звукам, не похоже. Дай загляну.

Он обхватывает меня за талию, утягивая обратно в гущу людей.

— Опустить щиты!