Своей мантией я вытираю мокрые следы с лица Оберона, пока Очаве судорожно сопит, пытаясь удержать подступающие слёзы.

Ко мне подходит Оландон и берёт их на руки. Они охотно идут, хорошо знакомые с его лицом.

Я перемещаю внимание на Аквина. На его лице нет улыбки. Я смахиваю слёзы с глаз и встаю во весь рост под взглядом единственного отца, которого я когда-либо знала. Взгляд его пристальных карих глаз устремлён на моё лицо, особенно на голубой цвет, которого там быть не должно.

Я понятия не имею, как он отреагирует, и только сейчас понимаю, что его мнение о моих глазах очень важно для меня.

Оберон и Очаве примут меня, потому что они малы и не умеют ненавидеть. Если мой старый друг примет меня, то с осознанием того, что это может означать, и что я намерена сделать.

Он шагает вперёд, лишь лёгкая хромота нарушает грацию его движений. Он очень стар, гораздо старше того возраста, в котором, как я подозреваю, находится Адокс. Но он всегда был в форме и будет в ней до самой смерти.

— Татума Олина, — он опускает голову.

— Аквин, — отвечаю я.

Его рот подёргивается, а глаза сияют. Он всегда знал, что мне нужно — строгое слово, вежливый слушатель или тяжёлая тренировка в абсолютной тишине. Я вижу, как напрягается его горло, когда он сглатывает. Затем он широко раскрывает руки, и я бросаюсь в них, сжимая его. Он затихает, слегка покачиваясь из стороны в сторону, упираясь подбородком в мою голову.

Проходит минута, и он отстраняется. На его лицо вернулась твёрдость.

— Хватит этого, — ворчит он.

Я сжимаю губы, чтобы сдержать смех. С чего начать? Так много нужно сказать.

— Спасибо, что привёл их ко мне, Аквин.

— Им стало небезопасно. Уже некоторое время назад.

Мой взгляд останавливается на трёх моих братьях. И я снова встречаюсь взглядом с Аквином, в моих глазах вопрос. Его ответный взгляд серьёзен и измождён. Я не могу представить, какими были последние пол-оборота для моего старого тренера.

— Мы должны поговорить с Королём Гласиума, — говорит он. — Тебе, наверное, интересно, где прячется Татум Аванна.