Продолжай лгать себе, Люциан. Ты, блять, хочешь ее. Чем скорее ты признаешься в этом самому себе, тем скорее сможешь решить, что, черт возьми, ты собираешься с этим делать.
Елена начинает выглядеть очень неуютно. Ее глаза скользят по моим, прежде чем снова опуститься в пол.
— Спасибо.
В каком хреновом мире мы живем, когда женщина должна благодарить мужчину за то, что он спас ее от мудака?
Я вздыхаю и подхожу к телефону в номере. Набирая номер службы доставки еды и напитков в номер, я заказываю колотый лед для синяков Елены. Когда я кладу телефон обратно, я поворачиваюсь к ней и спрашиваю:
— У тебя болит что-нибудь еще, кроме лица и шеи?
Она застенчиво подносит руку к подбородку, затем качает головой.
Я знаю, что это глупый вопрос, но я не могу остановиться.
— Ты в порядке?
Конечно, с ней не все в порядке. Я чувствую исходящее от нее страдание, и она смертельно бледна, но все же кивает.
Я только мельком увидел, как Данте обращается с Еленой, и это вызвало у меня жгучее желание убить этого ублюдка.
Сколько она уже вытерпела от его развратных рук?
Я всегда гордился тем, что все контролирую. Так воспитал меня мой отец. Но с тех пор, как Елена вошла в мою жизнь, я, кажется, очень мало контролирую свои действия. И снова я ловлю себя на том, что делаю что-то совершенно не в моем характере, когда сокращаю расстояние между нами и обнимаю ее дрожащее тело.
Она напрягается на мгновение, а затем дрожь усиливается, когда она обнимает меня за талию. Ее руки сжимают мой пиджак, ее дыхание прерывистое. Звук пронизывает меня насквозь, сея хаос в моих собственных эмоциях.
Я крепче прижимаю ее к себе, и когда опускаю рот к ее волосам, мне приходится закрыть глаза от всепоглощающей защиты и притяжения, которые эта женщина заставляет меня чувствовать.
Господи, это не похоже ни на что, что я когда-либо чувствовал.
Это обезоруживает.
Я хочу ее.
Я хочу эту раненую маленькую птичку с ее большими глазами и телом, созданным для греховных ночей.
Доминирование во мне жаждет ее покорности. Оно взывает ко мне, требуя, чтобы я сделал ее своей.