6.КАДЕНС

Тревожные звонки в моей голове не заставили себя долго ждать, пересилив музыку, которая не прекращалась с тех пор, как Короли загнали меня в угол на улице.

Улыбка на лице Зейна исчезает, как только захлопывается дверь. Он подходит к окну и смотрит в него, сложив руки на бедрах, словно не хочет смотреть, что будет дальше.

Финн опускается на стул, складывает руки на груди и пристально смотрит в глаза. Безжалостность, которую я почувствовала в нем, берет руль в свои руки. Губы, которые раньше казались расслабленно-небрежными, приобретают почти жестокий оттенок. На смену джентльмену приходит дикарь.

Но чувство обреченности проникает в душу, когда мой взгляд падает на Датча. Его хмурый взгляд исчез, рот расслаблен, как будто он рад оказаться на своей территории, где ему больше не нужно вести себя цивилизованно. Его янтарные глаза одновременно бездонны и бездонны, когда он делает шаг ко мне.

Я отступаю назад.

На его опасно красивом лице расплывается улыбка. Ему это понравится. Что бы это ни было.

То, что начиналось как слабое предчувствие беды, превращается в ровный, незапятнанный стук беды, словно едва заметные трещины в стене превращаются в гигантские провалы, способные обрушить мост.

— Теперь, когда нас никто не подслушивает, нам нужно кое-что обсудить, Новенькая девочка. — Тихо говорит Датч.

— Это Каденс. — Поправляю я его, но мой голос дрожит, и он звучит совсем не так устрашающе, как должен.

Он хихикает, низко и глубоко в горле. — Мне плевать, как тебя зовут.

Я перевожу взгляд на Финна, а затем на Зейна, который повернулся и смотрит на нас так, будто мы — телевизионное шоу, на которое он едва обращает внимание.

Перемена в их поведении происходит так быстро, что это похоже на погружение в воду, которая должна быть теплой, и обнаружение того, что она ледяная, когда тело уже погружено в воду.

Я пытаюсь сориентироваться в происходящем, но не могу поверить, что все это происходит. Если бы не опасность, витающая в воздухе, и не тревожные звонки в моей голове, я бы решила, что все это сон.

— Чего ты хочешь? — Спотыкаясь, отвечаю я.

— Одну маленькую вещь. — Датч мрачно рычит. — Покинь Redwood Prep. Немедленно.

Слова ударяются о мою грудь и падают на землю. Если бы я не была так потрясена, я бы попыталась поднять их и перевернуть. Я бы постаралась собрать их воедино, чтобы они обрели смысл.

Но поскольку я не в том состоянии, чтобы делать это, я могу только охать и ахать.

— Прости?

— Уходи. Из этой. Школы.

— Ч...что ты имеешь в виду? — Я заикаюсь.

— Ты умная, Новенькая, иначе тебе бы не предложили место здесь. Сколько бы Маллиз ни умолял. — Датч продолжает наступать на меня. — Мне нужно. Мне нужно, чтобы ты ушла. Сегодня же.

Я отступаю назад.

Сердце стучит в груди. Это неправильно. Единственное место, откуда мне нужно уйти, — эта комната. Но Датч стоит между мной и дверью. И даже если я побегу, Зейн и Финн могут меня поймать. Они все худые и сильные. Им не понадобится много сил, чтобы затащить меня обратно.

Я не могу убежать от них.

Я не могу ничего сделать, кроме как бороться.

— К...Кто ты такой, черт возьми, чтобы приказывать мне уходить? — Кричу я.

Но из моего тона пропадает язвительность, когда я отступаю на дюйм.

Рука Датча вырывается, и он хватает меня за плечо. Хватка у него сильная. Хотя он не впивается в нее настолько сильно, чтобы причинить боль, этого достаточно, чтобы доказать, что он может сломать меня, если захочет.

Все чувства, которые я испытывала к нему, когда мы встретились на улице, исчезают, сменяясь пульсирующей яростью. Он подставил меня. Дружелюбие, предложение работать вместе — они хотели заманить меня сюда.

Это дьявольщина. Это жестоко. Мне не нужно гадать, кому из братьев пришла в голову эта идея.

— Отпусти меня! — Я бьюсь с ним, размахивая руками и пытаясь вырваться из его хватки.

— Осторожнее, новенькая.

Он рывком разворачивает меня, и юбка развевается вокруг моих ног.

Я оглядываюсь назад, задыхаясь, и понимаю, что собиралась врезаться в его блестящую гитару.

Датч рывком подает меня вперед, и я ударяюсь о его грудь. Его глаза блуждают по моему лицу.

— Мы все знаем, что ты не смогла бы оплатить свое обучение, если бы не деньги нашей семьи. У тебя был шанс пожить на другой стороне некоторое время. Мы всегда рады. Взамен мы просим лишь о том, чтобы ты ушла тихо и спокойно. Ты ведь сможешь это сделать, правда?

Мои ноздри раздуваются. Одно дело — выдвигать нелепые требования ни с того ни с сего. Другое дело — смотреть на меня свысока, потому что я бедна.

Да кем он себя возомнил, черт возьми?

Я наклоняю подбородок вверх.

— А что, если я этого не сделаю?

— Если нет, — его губы придвигаются к моим, так близко, что я чувствую его дыхание, пахнущее корицей, — тогда я сделаю своей личной миссией уничтожить тебя.

Его глаза каменно-холодные. Он подразумевает каждое слово.

Его пылающий антагонизм скребется в глубинах моей души. Та часть меня, которая верит в справедливость, добро и честность, сжимается внутри.

Всю жизнь я верила в то, что добро существует и что в конце концов все должно наладиться. Я цеплялась за эту истину. Я должна была. Когда тебя окружают только боль и тьма, не остается другого выбора, кроме как держаться за что-то неосязаемое.

Прекрасные идеалы.

Недостижимые мечты.

Но Датч Кросс просто поднес дубинку к моему карточному домику и разбил его вдребезги. Я поняла, насколько я бессильна в этом мире. Везение? Трудолюбие? Чушь собачья.

Все, что касается моего существования, поддается лепке. Сколько бы гордости я ни испытывала, я всего лишь игрушка в руках богатых и могущественных. Рука, схватившая меня, — тому доказательство.

Разочарование, даже больше, чем боль, разжигает ярость в моих венах. Как он посмел украсть мою надежду? Этот крошечный цветок, который сумел выжить под кучами грязи и мусора.

Как он посмел отнять у меня такую драгоценность — мои собственные искаженные идеалы — и разорвать ее в клочья?

Я бросаю на него гневный взгляд и вижу момент, когда он замечает мое выражение лица. По его лицу пробегает отблеск веселья. И за это я его тоже ненавижу.

— Я бы не советовал тебе выбирать трудный путь, Новенькая девочка.

Его пальцы скользят по моему торсу и зацепляются за зияющую дыру на рубашке. Каким-то образом, во время всей этой возни, булавка расстегнулась. На Датча смотрит бледная плоть, и его глаза фиксируются на ней, как у хищника.

Он просовывает в щель свой безымянный палец и тянет меня вперед.

— Я буду очень рад возможности сломать тебя.

Мое тело дрожит с головы до ног, но это не из-за моего прежнего, жалкого увлечения. На самом деле мне как никогда стыдно, что я поддалась чарам братьев Кросс. Особенно его.

Само порождение зла.

Датч вдыхает мой страх, как наркотик. Я чувствую, как тьма вибрирует в его костях и отзывается на моей коже.

Это личное.

Но почему? Чем я могла заслужить такую жестокость? Я никогда в жизни не встречала этих мальчиков. А если бы и встретила, то прошла бы мимо, зная, что я всего лишь пятнышко грязи на их идеальном, первозданном мире.

— Есть только один правильный ответ. — Говорит Датч мне на ухо. — Дай мне его услышать, новенькая.

— Ты действительно думаешь, что сможешь сломать меня? — Выдавливаю я.

Уголок его губ подрагивает.

Я сжимаю пальцы в кулаки и бросаюсь на него. Он легко обхватывает мои запястья и отбрасывает меня назад. Я ударяюсь о стену с такой силой, что дыхание вырывается из приоткрытых губ.

Его тело прижимается к моему. Я чувствую его всего. Его вес практически погружается в меня.

Он наклоняется. Слова, которые он произносит, врезаются в мою шею, как крошечные кинжалы. Укус вампира.

— Не возбуждай меня при мысли о драке, Новенькая. Я так стараюсь покончить с этим сейчас.

— Датч. — Раздается позади нас голос Зейна.

Финн поднимается со стула.

Братья выглядят мрачными и грозными.

Он отпускает меня, и я прижимаюсь к стене, прижимая руку к груди, когда сердце бьется о ребра.

Я поднимаю голову и смотрю на волосы, спадающие на лицо. Датч расхаживает перед приборами, его взгляд горит презрением ко мне. Для него я едва ли человек. Едва ли я заслуживаю уважения.

Слезы застилают глаза, но я не позволяю им упасть. Сохранив остатки достоинства, я зажимаю дыру на рубашке.

С детства, когда я росла в тени бедности, я всегда была в отчаянии. Жаждала воздуха, шанса стать свободной. Когда мама была на взводе, а младшая сестра искала у меня пропитание, у меня не было другого выбора, кроме как носить свою бедность на рукаве.

В моем районе были те, кто умел скрывать зловоние запустения и безнадежности, но я к ним не относилась

Я носила свою боль как значок на шее и держала свою сломленность на поверхности.

Именно поэтому я так обрадовалась, когда узнала, что в Redwood Prep все еще используется униформа. Наконец-то я смогу слиться с толпой и быть хоть немного похожей на нормальную. Наконец-то люди не будут смотреть на меня и узнавать. Знать, что мамины руки были испещрены следами от уколов. Знать, что большую часть моего детства наши кровати были надувными матрасами. Знать, что горячая еда была товаром, а горячая вода — волшебным единорогом, который существовал в сказках.

Уехать из Redwood Prep?

Я думаю о Виоле и ее волнении, когда она узнала, что я поступила в Редвуд.

«Ты, наверное, шутишь? Это же так круто! У них там самые крутые дети. Я слежу за всеми их каналами!»

Она была бы убита горем, если бы увидела, что я покидаю заоблачный замок не только с пустыми руками, но и бросив все.

Благодаря Redwood у моей сестры появилась надежда, как и у меня. Выход. Другой выход. Не имеющий ничего общего с продажей своего тела или своей мечты, чтобы поскрести по сусекам в поисках возможностей.

Это слишком много значит. Redwood. Стипендия. Это значит все. И я не позволю голландскому отродью злобного Кросса вырвать ее из моих рук.