39.

КАДЕНС

Мои пальцы сжимаются в кулаки. Не обращая внимания на всех, кто за этим наблюдает, я бью рукой по двери.

Вся эта беспокойная энергия, скопившаяся в моей груди, вот-вот вырвется наружу. Я хочу что-то сделать. Вскинуть руки вверх. Закричать о кровавом убийстве.

Что угодно.

Но я могу только стоять здесь, возле тренировочного зала Короля, — половина меня жаждет крови, а другая... Я не знаю, на что надеется эта часть меня.

В коридоре образуется толпа.

Я знаю, что выставляю себя на всеобщее обозрение, но мне все равно. Мои руки дрожат от гнева. Я дрожу от шока. Мое тело напряжено, как будто кто-то крепко дергает его. Еще сильнее.

В голове звучат гневные аккорды.

E# G Bb

Подстегивают меня.

Праведное негодование.

Оно сжигает каждый дюйм во мне.

Я не позволю Датчу снова разрушить чью-то жизнь. Я не позволю ему больше ничего отнимать у людей, которые мне дороги.

Я продолжаю стучать в дверь, пока Датч наконец не открывает.

Как только я вижу его, мои мышцы напрягаются. Как и у меня, одежда Датча покрыта сажей, но его лицо чистое и пугающе красивое.

Он — образ холодной, безжалостной элегантности со светлыми волосами, янтарными глазами и покрытыми чернилами руками. Его бицепсы вздуваются, когда он складывает руки на груди. Я знаю, что эти мышцы набраны в результате многочасовой игры на гитаре и тренировок для поддержания выносливости во время концертов.

В этот момент он не похож на школьника. Ни темнотой, проступающей на его лице, ни тенями, живущими под его бездушными глазами.

Он похож на ночной кошмар.

Что-то глубоко внутри, та часть меня, которая хотела верить, что в нем есть что-то хорошее, начинает болеть.

— У тебя есть желание умереть? — Спрашивает Датч с ничего не выражающим взглядом.

Когда он смотрит на меня своими золотистыми бесстрастными глазами, я чувствую, как чаша весов все больше склоняется в сторону слепой ярости. После всех тех способов, которыми он изводил и мучил меня, ему действительно все равно, не так ли? Каждый человек — пешка в его игре. Пешка.

Не могу поверить, что когда-то видела в нем что-то исправимое.

Не могу поверить, что я начала колебаться.

Я искренне думала, что он спас меня из огня сегодня утром. Что, возможно, в глубине души он действительно заботится о чем-то, кроме себя.

Но я ошибалась.

Я ошиблась, когда обманулась.

Я ошиблась, поверив, что он может быть лучше.

С горящими глазами я подхожу к нему и наклоняю голову назад. На мгновение я вижу, как в его взгляде мелькает разочарование.

Но он не двигается.

— Это ты сделал? — Шиплю я.

Его челюсть сжимается.

И снова он ничего не говорит.

Я толкаю его. — Сделал?

Он смотрит на меня сверху вниз. Его голос холоден и яростен.

— Сможешь ли ты что-нибудь сделать, даже если я это сделаю?

Мое сердце взрывается. Разбивается так же сильно, как окна сегодня утром.

Это сделал Датч.

А это значит, что это сделала я.

Я подставила Серену под прицел, находясь рядом с ней, будучи ее подругой. Люди, которых я хочу защитить, все стали мишенями для Королей, как маленькие бутылочки в игре-стрелялке на карнавале. Беспомощные. То, что можно выбросить и выбросить. Игрушки в руках богатых правителей Redwood Prep.

Дверь распахивается. В поле моего зрения попадают Зейн и Финн, за ними — Датч. Они все смотрят на меня, все трое. Идеально. Великолепные. Хищники.

Но я ничья чертова добыча.

Я слегка улыбаюсь.

В глазах Датча мелькает испуг.

Я подхожу ближе. Ближе. Пока моя грудь не коснулась его груди.

— Я заставлю тебя заплатить. — Рычу я.

Он ничего не говорит.

Я разворачиваюсь и иду к выходу из школы. Толпа уступает мне дорогу, смотрит на меня, снимает меня.

К черту их.

К черту их всех.

Я не останавливаюсь, пока не оказываюсь на улице, а потом продолжаю двигаться.

Солнечный свет кричит. Тепло касается каждой частички меня. Сжигая меня заживо. Сжигает меня в пепел.

Я останавливаюсь на середине тротуара, наклоняюсь вперед и издаю крик, от которого дрожат фундаменты окружающих меня зданий.

Я так устала. Мне надоело всегда быть в роли получателя этого дерьма.

Я должна что-то сделать.

Только пока не знаю, что именно.

Нам нужны доказательства. Слова мисс Джеймисон не выходят у меня из головы.

Хотя внутри я умираю, я заставляю себя вернуться в Redwood и пойти на занятия. Может быть, мне удастся снова поговорить с охранниками и получить больше информации, которая поможет освободить Серену.

Сосредоточиться на уроках невозможно. Слова учителей пролетают мимо моей головы.

Когда позже я выхожу в коридор и вижу Датча, меня снова охватывает гнев. Он выглядит совершенно нормально после того, как разрушил чей-то мир.

Моя кожа покрывается щетиной. Я жажду его гнева, его боли. Но он не смотрит на меня. Он просто проходит мимо меня. Не произнося ни слова. Делает вид, что меня нет.

Мне хочется встать на его пути и ударить его по лицу, но я знаю, что его братья остановят меня.

Сол с ними. Он странно смотрит на меня, когда проходит мимо. Его глаза задерживаются. Всегда задерживается. Мне тоже хочется его отшлепать. Что бы он ни делал, как он мог дружить с этой стаей львов? Как он мог сидеть и молчать, пока они мучили невинных людей, таких как Серена?

После школы я пытаюсь допросить охранников, но они все отталкивают меня и не дают сказать ни слова. Не найдя другого выхода, я отправляюсь на автобусе в городскую больницу, чтобы еще раз поговорить с Сереной.

В регистратуре я спрашиваю Серену, так как не знаю имени ее мамы. Медсестра не дает информации.

Я начинаю уходить, когда замечаю, что Серена идет по коридору, ее плечи ссутулены, а шаги медленные и неторопливые. Она все еще одета в форму Redwood Prep, но уже немного привела себя в порядок. На ее лице нет копоти, а волосы выглядят чистыми.

Я на цыпочках следую за Сереной в больничную палату. Здесь шесть кроватей. На каждой из них лежат пациенты в больничных халатах.

Серена подходит к кровати посередине и достает чашку с фруктами. Мои глаза расширяются, когда я вижу, как она улыбается женщине на кровати. Это самая яркая, самая фальшивая улыбка, которую я когда-либо видела на ее лице.

— Привет, мам. — Говорит Серена.

— Привет, милая. — Отвечает женщина слабым голосом.

На голове у нее шарф, а тело худое и хрупкое.

— Прежде чем ты спросишь, — говорит Серена, — я только что вернулась из школы. Это был хороший день. Я даже сдала тест по теории музыки.

— О, милая, это потрясающе. — Кричит ее мама.

Я крепко сжимаю юбку, глядя на них.

Мама Серены оглядывается и замечает меня. Она приветливо улыбается, когда видит мою форму Redwood Prep.

— Это твоя подруга?

Серена оборачивается и замечает меня. Ее глаза расширяются от удивления, а затем сужаются от гнева и стыда.

— Что ты здесь делаешь, Каденс?

— Прости. Я следила за тобой. Я....

Мой взгляд снова устремляется на ее маму. Она совсем не похожа на Серену. Были ли у нее когда-то длинные, густые и темные волосы, как у ее дочери? Трудно сказать.

Брови Серены опускаются над глазами.

Мать шлепает ее, и она подпрыгивает.

— Серена, разве можно так обращаться с подругой? — Повернув ко мне мега-ватную улыбку, мать Серены машет рукой. — Я Лилиан. А ты?

Я подхожу ближе к кровати. — Каденс. Каденс Купер.

— О, это музыкальное имя. Ты, должно быть, музыкант.

Ее глаза блестят.

— Откуда вы знаете?

— Потому что ты дружишь с Сереной. — Лилиан с нежностью смотрит на дочь. — Она всегда тяготела к музыке. Еще в утробе матери она дрыгала ножками, когда я включала Фрэнка Синатру.

— Хорошо, мама. Нет необходимости показывать ей байок. .

Глаза Серены встречаются с моими, и она вздергивает подбородок к двери. Пойдем со мной.

Я выхожу за ней в коридор.

Серена оборачивается и складывает руки на груди.

— Что ты за мной шпионишь?

— Послушай, Серена, я знаю, что ты злишься, и у тебя есть на это полное право. Но я здесь не враг. — Даже если это моя вина, что она попала в такую передрягу. — Я собираюсь вернуть их, хорошо? И я верну тебя в школу.

— Забудь об этом. — Слегка отвернувшись, она опускает голову. — И, если уж на то пошло, я не злюсь на тебя. Я просто злюсь на всю эту ситуацию. Я не знаю, как мне сказать маме.

— Пока ничего ей не говори.

Ее плечи поднимаются и опускаются со вздохом.

— Я не буду. Если ее эмоции будут разрушены, когда она так слаба...

Серена прислонилась к стене, ковыряя черный лак на ногтях.

— Как давно твоя мама болеет? — Тихо спрашиваю я.

— Давно. — Она достает зажигалку и чиркает ею по мне. — Она курила с детства. Это был единственный способ выжить в ее тяжелой жизни. Она заболела раком легких и больше не могла курить. Но ей приятно щелкать зажигалкой.

Мое сердце замирает.

— Зажигалка принадлежала твоей матери.

— Я переняла эту привычку. Знаешь, — облизывает она губы, — даже если ты ничего не поджигаешь, мне приятно знать, что есть какой-то огонек. — Она ловит себя на мысли, и маска антипатии снова спадает. — Наверное, для тебя это глупо.

— Нет, не глупо. Я понимаю. — Я касаюсь ее плеча. — Мисс Джеймисон была той, кто помог мне, когда меня чуть не выгнали из школы. Я снова с ней сотрудничаю. Ты закончишь учебный год, несмотря ни на что.

Она одаривает меня водянистой улыбкой.

— Я вообще ужасная подруга. Говорят, что подобное притягивает подобное, так как же я подобрала себе такую подругу, как ты?

Я отвожу взгляд.

Я та самая подруга, из-за которой она попала в эту передрягу.

Может, нам и правда не стоило встречаться.

Серена вздыхает.

— Я должна вернуться к маме.

— Помни, пока ничего ей не говори. И чтобы школа с ней не связывалась.

— Обязательно.

Выйдя на улицу, я снова наклоняю лицо к небу и думаю о грустных глазах Серены.

Я устала всегда быть на стороне жестокости.

Я устала от боли.

Датч Кросс в последний раз пошутил с моим народом. Я найду способ, любой способ, чтобы причинить ему ответную боль.