Глава 9

Джесса

Ночь — кромешная тьма. Несколько уличных фонарей создают слабый отблеск в небе за моим окном, но это не имеет значения. Я ни за что на свете не усну сегодня.

Я очутилась в своей постели, лежа на спине и глядя в потолок, когда боль в груди пронзила меня насквозь, сквозь матрас, унося мои внутренности через пол в недра ада.

На короткий миг изнеможение победило, но теперь я снова проснулась. Я была уверена, что Мейс рядом со мной, и, как призрачная рука, потянулась к нему... но меня встретили холодные, пустые простыни.

На этот раз мои внутренности сжались сильнее, заставив меня сползти с кровати и от ее пустоты на пол. Я ползла по сотканным вручную персидским коврам в темный угол рядом со шкафом. Я уткнулась лицом в колени и, зажав рот одной рукой, завыла. Каждый мускул напрягается от боли, но это бесполезно. Боль разрывает меня на части. Это пропасть в моей груди. Это черная дыра страданий, засасывающая в себя всю мою жизнь и не оставляющая после себя ничего.

Все пропало — моя надежда, мои мечты, мое будущее... Я потеряла все. Я потеряла силы продолжать жить, но более того, я не хочу продолжать жить. В моей жизни нет смысла. Я не хочу искать смысл.

Я хочу умереть.

Лэджи... месть... все это побуждает меня закончить эту работу, покончить с ним, но как только он умрет, я больше не смогу этого делать. Я не смогу жить без своего партнёра.

Голова горячая и ноющая, болит каждая мышца. Поменяв позу, я прижимаюсь щекой к холодному полу и вздрагиваю от рыданий. Я не замечаю, как открывается дверь. Не замечаю тихих шагов, пересекающих комнату. Я открываю глаза только тогда, когда маленькая рука касается моего плеча. Я не шевелюсь, но и не поднимаю глаз.

— Джесса? — В ее голосе звучит беспокойство.

Мне требуется вся моя сила, но мне удается прижать ладони к полу и сесть.

— Лэджи... — Мой голос охрип от слез. — Почему ты здесь? У тебя могут быть неприятности...

— Я принесла тебе это. — Она протягивает руку, и в полумраке я вижу, что это серый пакет со льдом. — Для твоей щеки.

Верхняя часть из жесткого пластика, по кроям холодный металлический ободок. Несколько долгих мгновений я держу его в руке, тупо глядя на него, словно не понимая, что с ним делать.

— Мне это не нужно, — говорю я. — Я скоро уеду.

Мы сидим в тишине. Вдалеке слышен шум прибоя. Ближе — крик цикад. В воздухе витает аромат оранжевой маракуйи. Это напоминает мне о той первой ночи, когда мы с Мэйсом занимались любовью.

— Мне нужно выпить, — пробормотала я.

Девушка сдвигается с места и, к моему удивлению, достает из халата узкую бутылку.

— Это текила. Я взяла её с передвижной барной стойки папы.

— Портативный бар с раковиной, — поправляю я ее, не сводя глаз с полной бутылки желтой жидкости.

Я беру у нее бутылку, отвинчиваю крышку, подношу ее к губам и долго пью. Я морщусь, и меня обжигает до самого желудка. Не задумываясь, я делаю еще один глоток. Протягивая бутылку, я вижу, что за два глотка прикончила четвертую часть. Осталось только дождаться, когда боль притупится. Я выпиваю еще одну порцию для надежности.

— Я бы хотела, чтобы ты не уходила, — тихо говорит Лэджи.

Я смотрю на золотистую жидкость, ожидая, когда боль утихнет. Для этого, наверное, понадобится вся бутылка. Нет. Потребуется много, много бутылок.

Подняв на нее взгляд, я изучаю ее круглые черные глаза.

— Тебе нравится здесь жить?

Она опускает глаза на колени.

— Думаю, я бы предпочла жить со своей настоящей семьей.

— Ты помнишь свою настоящую семью?

— Я помню только сестер.

Он сказал, что она была в монастыре в Сальвадоре. Я думаю о том, что я знаю о монахинях, о том, что мне рассказывала моя бабушка.

— Были ли сестры добры к тебе?

Она колеблется.

— Они научили меня молиться. Они научили меня не смотреть на мальчиков. Они научили меня, что трогать себя — это грех.

— Звучит примерно правильно. — Я откинула голову назад и сделала еще один долгий глоток. Боль все еще скручивает мои внутренности, как мочалку, которую выжимают насухо. — Они били тебя или заставляли стоять на коленях на рисе?

Ее смех удивляет меня.

— Нет! Сестра Каролина была очень добра ко мне. Она сказала, что, когда я уеду, я должна заниматься Божьим делом.

Закрыв глаза, я чувствую, как малейшая грань притупляется от зазубренного стекла, наполняющего мой желудок.

— И что же это за дело Божье?

Еще одна задумчивая пауза.

— Думаю, то, что я делаю сейчас? Помогаю тебе...?

Я переворачиваю пакет со льдом в руке, затем подношу его к щеке.

— Почему ты хочешь уехать отсюда? Аранья плохо к тебе относится?

— Он очень добр ко мне... Но... Я чувствую, что он плохой человек. Я знаю, что он не мой отец, но он хочет, чтобы я его так называла. — Ее темная голова опускается. — Я думаю, что однажды он может причинить мне боль. Я должна уехать отсюда с тобой.

Она умная девушка. Я не знаю, что это такое, но какой бы инстинкт ни побудил мою бабушку покинуть родной город и отправиться в огромную страну, враждебную ее расе, тот же самый инстинкт побудил меня пойти в армию после того, как я потеряла ее. Тот же самый инстинкт, похоже, движет и моим маленьким другом, пришедшим ко мне.

— Я помогу тебе сбежать, — успокаиваю я ее. — Не знаю, как, но помогу. А сейчас тебе нужно вернуться в свою комнату. Ложись в кровать и спи.

Она медленно встает и без единого звука идет к двери, но перед тем, как уйти, останавливается.

— Теперь ты будешь спать?

Мне не нужно думать над ответом.

— Нет.

— Мне жаль, что Аранья ударил тебя. Я больше не позволю ему этого делать.

С этими словами она исчезает за дверью, оставляя меня в недоумении, что она могла иметь в виду. Я уверена, что маленький подросток даже не представляет, на что способен ее "папасито". Надеюсь, она никогда не узнает. А пока я должна понять, как мне выполнить свое обещание, если у меня нет оружия, нет контакта с Эллой, и я окружена вооруженной охраной.

Я была подготовлена к подобным ситуациям. Я должна пока отложить свою личную душевную боль. Я должна упаковать ее в коробку, отложить в сторону и вспомнить те дни, когда у меня еще не было напарника. Я знаю этот комплекс как свои пять пальцев. Мы можем быть мухами, запутавшимися в паутине, но я знаю, какие ниточки нужно оборвать, чтобы освободить нас.

Во рту у меня пересохло, а голова раскалывается от боли, когда я просыпаюсь на следующее утро. Я лежу на холодной испанской плитке, в руке пустая бутылка из-под текилы, а сквозь двойные двери льется яркий свет солнца.

Наверное, уже за полдень. Я понятия не имею, в котором часу я окончательно отключилась вчера вечером. Как я и предполагала, потребовалась вся бутылка, чтобы заглушить боль... только боль все еще со мной, горит в животе. Сегодня вечером попробую еще раз.

А пока я возвращаюсь к незаконченному делу, связывающему меня с этим местом. Аранья спрятал свой арсенал в нескольких местах по всей территории. Самый богатый арсенал находится в шкафу в его спальне. Я видела его всего один раз, когда работала здесь под прикрытием, но, подобно стенам с туфлями Имельды Маркос, мои глаза были ослеплены его демонстрацией оружия всех размеров, форм и уровней автоматизации.

Вероятность того, что я доберусь до этого запаса, меньше нуля, но я знаю о другом, более мелком тайнике на главном этаже рядом с его кабинетом. Осколок стекла режет мне внутренности, когда я вспоминаю то самое место, где я впервые увидела своего мужа — красивого мужчину, стоящего передо мной с оружием в обеих руках. Мы оба тяжело дышали от борьбы и адреналина, и когда мы увидели друг друга...

Я должна прекратить эти мысли. Я должна оставаться сильной и сосредоточиться на своей новой миссии.

Я медленно встаю, голова пульсирует с каждым ударом сердца. Я наливаю воду из хрустального графина в бокал, стоящий у моей кровати. Мне нужна еда. Я должна выяснить, где сегодня находится Аранья и как я могу получить в свои руки оружие.

Открываю шкаф и вижу старую одежду, которую я носила в те дни, когда соблазняла его. Меня отправили сюда, чтобы я проникла в его организацию, узнала все, что могла, о логистике и людях, вовлеченных в нее, выжала из него все возможные сведения, а затем убила его. Все было так просто... пока не стало иначе.

Я достаю из шкафа облегающее белое платье. Оно похоже на то, что было на мне в последний день пребывания здесь: без рукавов, с пуговицами спереди. Горловина занижена, а длинная юбка широкая, что мне даже нравится больше, потому что не стесняет движений. Самое лучшее в этом наряде? В нем я выгляжу невинно. Я завязываю волосы в высокий хвост, чтобы подчеркнуть эту иллюзию.

Менее чем через тридцать минут я спускаюсь вниз, чтобы найти еду и скрытно выяснить, сколько здесь людей, насколько хорошо они вооружены и где размещены. Оттуда я попытаюсь пробраться в скрытый арсенал Араньи.

— Мисс Стил, — прозвучал в голове знакомый голос, сразу же заставивший меня насторожиться.

— Рафаэль. — Этот бывший мексиканский наркобарон уже почти десять лет скрывается в качестве главного повара Араньи. — Не ожидала тебя здесь увидеть.

— Ты думала, я сбегу? — Черные глаза сужаются, а в руках у него десятидюймовый поварской нож.

— Так поступают крысы, когда их загоняют в угол.

— Мы не крысы, novio(дружок). Мы волки, и мы окружим тебя и разорвем на куски.

У меня челюсть сжимается. Такие люди, как Рафаэль, — причина, по которой я присоединилась к черным оперативникам. Они — единственное, что нас с Иви объединяло... до того, как мы оба влюбились, до Мейса. Боль застывает в груди, но я загоняю ее обратно в отсек. Я должна держать ее там, пока не закончу это дело. Потом я уйду и буду оплакивать свою любовь.

— Неужели? — Мой подбородок опускается, и я поднимаю глаза на него. — Когда я была здесь в последний раз, эти lobos (прим. перевод с испанского волки) бегали, как испуганные perritos (прим. перевод с испанского щенки).