— Ты можешь остановиться на этом, — я хмурюсь. Я не смотрел на Шеннон Ньютон таким образом. Даже секунду. Это было бы хреново. — Всё было совсем не так. Я ожидал найти... Не знаю, чего я ожидал, но это было не то, — я качаю головой.
Аид допивает свой напиток, выглядя раздражённым.
— Слушай, если ты не можешь выполнить задание, я попрошу Смерть сделать это, — он протягивает мне свой бокал. — Налей своему старику ещё мартини, будь добр, сын.
Я беру бокал. Он всё ещё надеется, что я передумаю. Он всё ещё называет меня сыном. Я ненавижу то, как сильно мне это нравится.
— В баре уже приготовлена свежая порция, — он указывает внутрь. — Возьми себе тоже.
Я вхожу, ворча себе под нос. Мне никогда не следовало соглашаться на это задание. Если я откажу ему сейчас, он снова замолчит на два года. Мне должно быть пофиг, но это не так. Я беру новый бокал и наливаю из шейкера на барной стойке. Затем я добавляю пару оливок и выхожу обратно на улицу.
Мой отец берёт бокал.
— Ты не пьёшь? — он поднимает свой бокал.
Я качаю головой:
— В другой раз.
— Ты уверен, что не хочешь выполнить задание? — спрашивает он. — Может, она и на собрании анонимных алкоголиков, но, клянусь, от Шеннон Ньютон нельзя ждать ничего хорошего. Если она становится чистой, то только потому, что это приносит ей пользу, а не потому, что она чувствует себя плохо из-за того, что произошло.
— Не имеет значения, почему она там, — заявляю я. — Я этого не хочу, — я сразу перехожу к делу. Я посмотрел ей в глаза. Я не могу убить её.
— Слабак, — он закатывает глаза. — Ты – дитя своей матери, — он говорит это так, как будто это что-то плохое. Моя мама замечательная. Она добрая и любящая. Она нежная и красивая. Она – всё, чем никогда не будет Аид. Если бы не она, я бы уже самоликвидировался. Его слова всё ещё причиняют боль. Я решаю не торчать здесь. Я вижу, что он готовится добавить что-то ещё. Я не хочу этого слышать. Я не боксёрская груша. Пошёл он!
Я телепортируюсь к единственному человеку, который может мне помочь прямо сейчас. Смерть сжимает руки на горле человека. Мужчина слишком огромен. Он лысый. Смерть высасывает из него жизнь. Я ничего не чувствую к человеку, которого душит Смерть. Он, должно быть, злой. В противном случае это был бы ангел, осторожно вытаскивающий его душу из тела.
Смерть смотрит в мою сторону – он выглядит скучающим. Вместо того чтобы остановиться, он ещё крепче сжимает руки на горле мужчины. Руки мужчины вцепились в руки Смерти. Его лицо красное. Его глаза расширились и наполнились ужасом. Его рот открыт.
— Ты не смог этого сделать, — произносит Смерть, — но ты всё ещё обдумываешь.
— Я не собираюсь, — выпаливаю я. — Ладно, может, и так, — я вздыхаю. Её имя не находилось бы в адском списке, если бы оно не заслуживало того, чтобы там быть.
Так ли это?
Я постоянно напоминаю себе об этом факте. Я так чертовски запутался. Я хочу, чтобы мой отец гордился мной, но я хочу поступить правильно. Я должен поступить правильно. Это означает держаться подальше от Шеннон Ньютон.
— Ты не должен так стараться с нашим отцом. Он того не стоит, — Смерть отпускает человека, и он падает бесформенной кучей. Его глаза всё ещё открыты. Он мёртв. — У нас есть всего несколько минут, — советует он, не сводя глаз с тела. Смерть смотрит в мою сторону. — Тебе лучше не лезть в это. Забудь о девушке. Отец переживёт... в конце концов.
Я в шоке. Смерть никогда раньше не давал мне советов. Он почти не разговаривал со мной за всё то время, что я его знаю. Это хороший совет. Даже отличный совет. Я должен принять это и убраться отсюда к чёртовой матери. Жаль, что я не могу этого сделать.
— Не забирай её сегодня, — прошу я. Я не уверен, какие правила действуют в отношении того, что время человека истекло. Может быть, у Смерти нет выбора в этом вопросе. Какая-то часть меня надеется, что это так. Я мог бы умыть руки и двигаться дальше.
— Её время вышло, и она в моём списке.
— Знаю. Ты можешь потянуть время? Я... я хочу... — я пожимаю плечами, не зная, что добавить. Я понятия не имею, чего я хочу и почему я это делаю.
— Ты хочешь попробовать ещё раз? — спрашивает он, прищурив глаза. Похоже, ему не нравится эта идея.
— Не уверен. Я чую подвох. Я... я не знаю точно, в чём заключается мой план, — это правда. — Мне нужно ещё немного времени, чтобы разобраться в этом, — её глаза. Они преследуют меня. Это не глаза злого, порочного человека.
«Не позволяй себя одурачить».
— Может ли случиться так, что человек случайно попадает в список обречённых на Подземный мир, когда на самом деле он этого не заслуживает?
— Они всегда заслуживают этого, если их имя попадает в досье, — у него странный взгляд, как будто он хочет сказать мне что-то ещё, но не может. Его лицо становится осунувшимся и напряжённым. Он скрежещет зубами, коренные зубы трутся друг о друга. — Я даю тебе три дня, — наконец, хрипло произносит он. — Не делай ничего... глупого. Доверяй своей интуиции в этом вопросе, — добавляет он. Смерть выглядит так, словно ему требуется некоторое усилие, чтобы сказать это. Как будто ему больно, когда он это делает... но это глупо. Почему разговор может причинить боль? Должно быть, что-то ещё, но я не уверен, что именно. Вероятно, ему не нравится, что я вмешиваюсь в его дела.
Мы оба наблюдаем, как душа мужчины начинает вытекать из его ноздрей длинными завитками. Они, закручиваясь, поднимаются всё выше и выше. Смерть захватывает душу, когда она полностью выходит наружу. Призрак пытается освободиться, но Смерть крепко держит его. Интересно, о чём, должно быть, думает этот человек? Смерть не носит чёрных одежд. У него нет косы. У моего сводного брата есть стиль.
Смерть одет в обтягивающие чёрные джинсы, белую толстовку с капюшоном от Calvin Klein и белые кроссовки Converse. Его волосы чёрные и коротко подстрижены, как и у меня. Его кожа, напротив, бледная. Насколько я знаю, у него только две татуировки. Он не похож на... Смерть. Он также не похож на обычного парня, которого можно увидеть на улице. Я тоже, если уж на то пошло.
— Я должен идти, — говорит он. — Делай то, что тебе нужно, — он сжимает мою руку свободной рукой, его глаза темнее, чем обычно. Кажется, они пронзают меня насквозь. — Затем тебе нужно оставить эту женщину мне и жить дальше своей жизнью, — и снова он выглядит так, словно ему больно, когда отпускает меня и исчезает. Когда я смотрю вниз на тело мужчины, у него в руке шприц. Изо рта идёт пена. На его горле нет никаких отметин. Никаких следов борьбы.