ГЛАВА 24

Хадсон

За всю свою взрослую жизнь я не летал коммерческими рейсами и никогда эконом-классом. Но эта поездка возникла в последнюю минуту, и нужно было сохранить ее в тайне от моей семьи. И вот я здесь, зажатый на среднем сиденье без подлокотника, а холодный воздух дует мне прямо в лоб. Более пяти долбанных часов.

Как только приземляемся, я снимаю телефон с режима полета, и он звонит у меня в руке. Нажимаю «Принять» и тут же жалею об этом. У меня нет настроения разбираться с дерьмом Хейса.

— Ты где, блядь, шляешься? — кричит он мне в ухо.

Судя по выражению ужаса на лице пожилой женщины слева от меня и легкой усмешке мужчины справа, я не единственный, кто это услышал.

— Секретарша сказала, что ты взял отпуск по личному делу? — Эту последнюю фразу он произносит так же, как и такие слова, как «поделиться», «смирение» и «второе место». — Клянусь Богом, если услышу от тебя слова «уход за собой», я набью тебе морду.

— Сейчас не самое подходящее время. — Я ерзаю, как могу, в тесном пространстве, пока мы подруливаем к выходу на посадку. Серьезно, эти самолеты предназначены для детей? Или просто для людей с маленькими задницами и короткими ногами.

— О, прости. Мой звонок помешал тебе отпаривать мошонку и отбеливать задницу? Какого хрена, Хадсон?!

Женщина слева от меня крестится.

— Дамы и господа, добро пожаловать в Нью-Йорк. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах, пока капитан не выключит знак «Пристегните ремни».

Сжимаю челюсть. Не может быть, чтобы Хейс этого не слышал.

— Твою мать… — выдыхает он. — Ты летал коммерческим рейсом?

Я щиплю переносицу.

— Сначала я был зол. Теперь я волнуюсь. Ты умираешь?

— Нет, конечно, нет, идиот. Но послушай, мне нужно поговорить с тобой кое о чем важном. — Сейчас почти пять часов вечера, и я никак не смогу собрать Августа и моих братьев. — Мы можем встретиться утром? Мне нужно, чтобы Алекс тоже был там.

— Прекрати нести чушь. — В его голосе слышится легкий намек на беспокойство. — У тебя проблемы?

— Нет.

— Ты привез домой невесту по переписке?

Я вздыхаю.

— О, Господи, ты что, поехал за границу и продал почку?

— Это очень важно, не мог бы ты перестать выеб… валять дурака. — Я извиняюсь перед старушкой.

— Я не дурака валяю. Меня тошнит от твоих благодеяний. Не удивлюсь, если ты продашь свой собственный член. — Он фыркает. — Я имею в виду, не похоже, что ты им часто пользуешься...

— Встреча. Организуй ее.

Самолет останавливается, и все встают в унисон, чтобы выйти.

— Во сколько? Я попрошу кого-нибудь подготовить конференц-зал.

— Нет, встретимся в офисе Августа. — Я беру свою сумку. Мышцы спины стонут в знак протеста, когда я наконец выпрямляюсь в проходе. — Ровно в восемь.

Когда выхожу из самолета, в трубке тишина, и я думаю, не прервался ли звонок, пока наконец не слышу Хейса.

— Ты точно в порядке, брат?

Беспокойство в его голосе разрушает лед, который образовался вокруг моего сердца, когда речь заходила о моей семье. За последние двадцать четыре часа холодная ненависть не давала мне спать всю ночь, ставя под сомнение мою преданность и принимая решения для моего будущего.

— Честно? Нет. Не в порядке.

— Хадсон...

— Увидимся завтра.

Я нажимаю «Отбой», прежде чем он успевает возразить.

Набираю номер Лиллиан. Она отвечает на втором звонке.

— Лиллиан, привет. — Я выдыхаю с облегчением. — Я так рад, что ты ответила. — Я пытался позвонить ей пару раз за время своего отсутствия, но все мои звонки попадали на голосовую почту. — Как ты?

— Хорошо. Как прошла поездка? — Ее голос немного натянутый, сдержанный.

— Очень хорошо. — И ужасно. — Ты свободна сегодня на ужин? Есть кое-что, о чем я хотел бы с тобой поговорить.

— О, эм... Я ухожу с работы через час.

— Мы с Кариной выберем... — Я глубоко вдыхаю. — То есть, ничего, если мы с Кариной тебя заберем?

— Конечно. — Я слышу улыбку в ее голосе?

— Отлично, скоро увидимся. О, и Лиллиан?

— Хм?

— Я скучал по тебе.

Лиллиан

Я планировала ждать Хадсона у входа в «Би Инспайед Дизайн» в шесть часов, но, в своей типичной манере, занялась исследованием странного использования таксидермии в дизайне интерьера и попала в дыру, которая привела меня к книжным обложкам из человеческой кожи. Одна книга шестнадцатого века, написанная врачом о девственности и женской репродуктивной системе, была переплетена в женскую кожу.

Увлеченная этой темой, которая имеет все признаки фильма ужасов и совершенно омерзительна, я вскакиваю, когда слышу свое имя.

Хадсон идет ко мне, одетый в джинсы и хенли. Хотя я не давала своему телу разрешения реагировать, оно действует инстинктивно. Я отталкиваюсь от компьютера и прыгаю в его объятия. Мужчина ловит меня на лету, крепко обхватывает меня руками и зарывается лицом в мои волосы.

— Черт, я так скучал по тебе, — бормочет он и целует меня в висок.

Я цепляюсь за него. Мое сердце застряло у меня в горле.

Хадсон опускает меня на ноги, затем берет мое лицо в ладони и изучает его, как будто ищет травму или любой намек на дискомфорт.

— Ты выглядишь прекрасно. Чувствуешь себя хорошо?

Наклонившись к его прикосновению, я улыбаюсь.

— Я чувствую себя прекрасно.

Мне было интересно, как я отреагирую на то, что снова увижу его. Стану ли снова сомневаться в нем? Сомневаться в том, что есть между нами? Или его действия, в сочетании с заверениями Кингстона, уничтожат всякое недоверие?

— Как прошла твоя поездка? — И правда ли, что ты любишь меня?

Свет в его глазах тускнеет.

— Познавательно.

— О?

Он прижимает меня к себе.

— Я расскажу тебе обо всем, но сначала нам нужно поговорить.

— Звучит зловеще.

— Тебе нужно взять свои вещи? — Он отпускает меня и берет за руку.

Я беру свою сумочку и наполовину наполненный большой стакан с кофе, о котором забыла еще в полдень.

— Если это не навязчивый парень, — говорит Кингстон, входя в комнату с ухмыляющейся Габриэллой. — Мы видели Карину на улице. Ты и ее втянул в свое преследование, да?

Габриэлла фыркает.

— О, ничего себе. Серьезно? — Она упирает руки в бедра и смотрит на Кингстона. — И ты называешь Хадсона сталкером?

Кингстон притворяется обиженным.

— Я... ты... ладно, это не одно и то же...

— Просто прекрати. — Она заставляет его замолчать, проведя ладонью по лицу. — Ты сам такой же.

Он с рычанием хватает ее руку и кусает ее ладонь, прежде чем притянуть девушку в свои объятия. Она хихикает, пока он целует все ее лицо.

Моя грудь болит от ревности. Каково это, когда тебя так любят? Словно почувствовав мой вопрос, Хадсон сжимает мою руку.

— Мы оставим вас наедине, — игриво говорит Хадсон.

Я желаю паре спокойной ночи, пока Хадсон тащит меня за дверь и в ожидающую машину.

Он не оставляет между нами никакого пространства, обнимая меня за плечи и крепко прижимаясь своим бедром к моему. Расспрашивает меня о работе, и я теряю счет времени, рассказывая ему истории, в том числе об обнаружении книг в переплетах из человеческой кожи. Не думаю, что когда-нибудь смогу забыть об этом. Хадсон удерживает мой взгляд, кивает, задает вопросы и смеется вместе со мной. Если ему неинтересно то, о чем я говорю, то он невероятный актер. Потерявшись в разговоре, не замечаю, что мы подъехали к зданию Хадсона, пока Карина не ставит машину на парковку.

Он поощряет меня продолжать, пока мы идем к лифту, и как только оказываемся внутри его квартиры, у меня, наконец, заканчивается запас слов.

— Я не могу придумать лучшей работы для тебя, — говорит он, вытаскивая пробку из бутылки вина. — Ты практически светишься, когда говоришь об этом.

Правда? Вспышка смущения овладевает мной, и я потираю щеки, пытаясь унять жжение.

— Мне действительно это нравится.

Хадсон протягивает мне бокал вина, и я смотрю поверх своего бокала, как он снимает пиджак и галстук и расстегивает пуговицу на воротнике. Боже, как же он красив. Мужчина закатывает рукава до локтей, обнажая подтянутые, с выступающими венами предплечья, усыпанные светло-коричневыми волосами. Все в нем говорит о мужской красоте.

— Ты голодна? — спрашивает он из-за открытой дверцы холодильника.

Я должна быть голодна, но мой желудок завязан узлом. С тем, что Кингстон сказал мне, что Хадсон влюблен в меня, и загадочным заявлением Хадсона о том, что нам нужно поговорить, я не уверена, что смогу есть.

— Не очень.

Он смотрит на меня через плечо, затем закрывает холодильник и садится на табурет рядом со мной. Изучает мое лицо до тех пор, пока я застенчиво не опускаю взгляд.

— Ты уже чувствуешь себя лучше?

Я делаю глоток вина, прежде чем встретиться с ним взглядом.

— Я не чувствовала себя плохо. Я просто была напугана.

Он опирается локтем на столешницу и наклоняется ко мне.

— Напугана? Что случилось? Почему ты не сказала мне...

Я прижимаю палец к его губам.

Его плечи опускаются.

— Прости. — Румянец окрашивает его щеки, придавая мальчишеское очарование его лицу. — Продолжай.

— Из нескольких авторитетных источников я слышала, что у тебя есть слабость, — я делаю еще один глоток вина, — к спасению уязвимых женщин.

— Кто...

— Хадсон, — мягко перебиваю я.

Мужчина подпирает подбородок ладонью и при этом прикрывает рот. Возможно, для того, чтобы удержать себя от разговора. Он кивает, чтобы я продолжала.

— Это засело у меня голове. После рождественской вечеринки и того, что произошло в кабинете Хейса, после твоей реакции на мое увольнение, и не знаю, я начала задумываться, может, это все, чем я для тебя являюсь. Жертва с сексуальными преимуществами...

— Господи, Лиллиан. — Отвращение в его голосе не похоже ни на что, что я слышала от него раньше. Он тупо смотрит на столешницу и качает головой. — Почему ты ничего не сказала?

— Я боялась того, что ты скажешь.

Он сжимает челюсть.

— Я бы объяснил.

— Объясни сейчас.

Хадсон поджимает губы, мышцы плеч напряжены. Он проводит рукой по лицу.

— Думаю, сейчас самое подходящее время. — Он поворачивает свой табурет и придвигает мой, пока я не оказываюсь лицом к нему. В его глазах бушует война, пока он наконец не расслабляется. — Помнишь, в Седоне я сказал, что расскажу тебе личную историю о себе, когда у меня будет что-то стоящее? Сейчас я готов рассказать тебе эту историю.