Первоначальное освещение этого предложения в прессе выглядело так, будто оно означало некую безоговорочную капитуляцию. Но Море Хили и ее адвокатам сделка показалась глубоко ошибочной. "Это шутка, - сказала главный обвинитель Хили Джиллиан Файнер. Предложение было основано на ряде серьезных непредвиденных обстоятельств, отметила Файнер. И очень важно , что Саклеры, будучи разоблаченными как образцы алчной жадности, не были готовы внести какие-либо собственные средства, помимо тех, что могли быть получены от продажи Mundipharma. (Для сравнения: только с 2008 по 2016 год семья выплатила себе почти 4,3 миллиарда долларов, вырученных от продажи OxyContin). Но и на более символическом уровне Файнера поразил тот факт, что в ходе судебного спора о том, насколько разрушительной была безудержная продажа оксиконтина, один из основных пунктов предложения Дэвида Саклера заключался в том, что после создания благотворительного фонда Purdue истцы будут собирать деньги на борьбу с опиоидным кризисом за счет текущих доходов от Purdue - то есть за счет продажи того самого препарата, с которого начался кризис. Это создало бы порочный стимул, при котором штаты, унаследовав компанию, внезапно оказались бы в опиоидном бизнесе. "Это была бы окончательная победа Саклеров", - заметил коллега Файнера Сэнди Александер. "Если штаты встанут на их место и будут продавать те же препараты тем же пациентам с теми же врачами, а люди будут продолжать умирать с той же частотой, Саклеры представят это как очень убедительное оправдание для себя".
Летиция Джеймс, генеральный прокурор Нью-Йорка, не стала отнекиваться, назвав предложение Дэвида "оскорблением, простым и явным". Мауре Хили показалось очень важным, что предложение не предполагает признания правонарушений. Это позволило бы Саклерам купить молчание, как они всегда делали в прошлом. "Очень важно, чтобы все факты о том, что сделали эта компания, ее руководители и директора, стали известны, чтобы они извинились за причиненный вред и чтобы никто не наживался на нарушении закона", - сказала Хили. В какой-то момент во время переговоров в Кливленде она и ее заместитель Джоанна Лидгейт направлялись к лифту, когда на сайте они столкнулись с Дэвидом Саклером и его окружением. Он представился и сказал: "Я очень рад, что вы смогли прийти". По мнению Хили, в его словах чувствовалась уверенность в себе, как будто он привык вызывать уважение.
"Что ж, Дэвид, - отрывисто произнесла Хили, - твоя семья причинила боль многим людям". Затем они с Лидгейтом вошли в лифт, не пожав ему руку.
Некоторые участники переговоров сделали встречное предложение Саклерам, предложив им выделить больше своих личных средств. Они хотели, чтобы семья взяла на себя обязательство выделить дополнительные 1,5 миллиарда долларов вперед, а не обусловливать это более высокой продажей Mundipharma. Но Саклеры не захотели уступать. "Почти все штаты согласились бы на сделку , если бы семья Саклеров гарантировала ее на 100 %", - сказал прокурор Северной Каролины Джош Стайн, который вел переговоры с семьей. Но позиция Саклеров, по словам Стейна, была такой: "Бери или не бери".
Такая неуступчивость вызвала у участников переговоров со стороны истцов откровенное отвращение. "Я считаю их группой ханжеских миллиардеров, которые лгали и обманывали, чтобы получить хорошую прибыль", - заявил генеральный прокурор Пенсильвании Джош Шапиро. "Я искренне верю, что на их руках кровь".
Судья Полстер, председательствовавший на переговорах, заявил, что ему нужно, чтобы по крайней мере тридцать пять штатов были согласны на урегулирование. Если Саклеры не смогут заставить стороны подписать соглашение, осенью им предстояло судебное разбирательство в Огайо. Но у семьи был один мощный рычаг давления. Поскольку Purdue так и не смогла разработать другой успешный продукт после OxyContin, и поскольку компания теряла деньги на оплату астрономических судебных счетов, и поскольку Саклеры выводили деньги из бизнеса при каждой возможности, казна Purdue Pharma была почти пуста. Продав за два десятилетия оксиконтина на сумму около 35 миллиардов долларов, компания, по сообщениям прессы, теперь могла иметь всего 500 миллионов долларов наличными. 19 августа Purdue разослала бывшим торговым представителям письмо, в котором сообщала, что компания может оказаться не в состоянии финансировать их пенсионные выплаты.
Если штаты не захотят подписаться под их щедрым предложением, указали Саклеры, то Purdue просто объявит о банкротстве без заключения сделки. В этом случае у Саклеров будет одно большое преимущество: после того как компания подает заявление о банкротстве, судья, ведущий процесс, обычно замораживает все судебные разбирательства против компании, чтобы ее можно было реструктурировать. Саклеры не хотели, чтобы дело Purdue дошло до суда в октябре. Если их предложение об урегулировании не позволило бы компании избежать судебного разбирательства, то банкротство помогло бы. А если Purdue обанкротится, то практически все штаты и все другие организации, подавшие иски против компании, останутся без выбора, кроме как бороться за оставшиеся активы в суде по делам о банкротстве. Возьмите деньги сейчас, предупреждает Мэри Джо Уайт, иначе придется "платить гонорары адвокатам еще много лет и много лет".
Это была угроза, завернутая в бархат. Убеждая истцов подписать предложение Кливленда, адвокаты Purdue сообщили им, что общая сумма, которую они могут надеяться получить в ходе процедуры банкротства (а затем каким-то образом разделить), может составить всего 1 миллиард долларов. Действительно, Purdue уже не стоила таких денег. Саклерам удавалось снова и снова продлевать патентную эксклюзивность "Оксиконтина" с 1996 года - гораздо дольше, чем кто-либо мог предположить. Но утес наконец приблизился: срок действия патентов на модифицированный "Оксиконтин" скоро истекал. "Вечеринка закончилась", - сказал один из бывших руководителей Purdue. Публичное заявление звучит так: "Хорошо, общество. Вы победили". Но мне кажется, что так и было задумано с самого начала".
8 сентября в прессе появились сообщения о том, что переговоры между двумя сторонами сорвались. Семья отказывалась выделять больше денег, а слишком многие прокуроры штата выступали против сделки. Саклеры отклонили два альтернативных предложения штатов о том, как могут быть организованы выплаты, и отказались от встречных предложений. "В результате переговоры зашли в тупик, - заявили переговорщики истцов, - и мы ожидаем, что Purdue в ближайшее время подаст заявление о защите от банкротства".
На следующий день, когда люди, следившие за ходом дела, ждали, объявит ли Purdue о своем банкротстве, Джосс Саклер прибыла в отель Bowery в нижнем Манхэттене на подиумный показ весенней коллекции 2020 года своего бренда LBV. В Нью-Йорке проходила Неделя моды, и Джосс с волнением представляла свою новую линию. Она наняла дизайнера Элизабет Кеннеди, которая ранее работала с Айзеком Мизрахи и другими известными брендами. Эти две женщины познакомились на одном из винных вечеров Джосс, и Кеннеди подписалась на разработку ее коллекции, сказав: "Мы с Джосс пытаемся создать что-то новое и свежее". Кеннеди не постеснялась взять деньги Джосс, заявив, что лейбл "не имеет ничего общего с оксиконтином". Джосс прибыла в Bowery в красном платье без рукавов в сопровождении двух частных охранников. Ее муж мог быть вовлечен в деликатный процесс, пытаясь добиться кворума из тридцати пяти штатов, чтобы подписать предложение Саклеров об урегулировании. Возможно, он тестировал новую публичную позу мрачного сострадания (Саклеры испытывали сочувствие, утверждал он в Vanity Fair, "так много сочувствия"). Но Джосс не собиралась позволить всему этому шуму помешать ее моменту. В приглашениях на показ, которые были широко распространены среди представителей СМИ и моды, Джосс Саклер была названа "неустрашимым фениксом". "Она не участвовала в интервью Vanity Fair: кураторы семьи могли опасаться, что она скажет что-нибудь неполиткорректное. Но Джосс все же удалось появиться на фотографии , позируя в профиль; она статно стоит рядом со своим мужчиной, а Дэвид смотрит прямо в камеру. Джосс опубликовала фотографию в Instagram и написала: "Мощные слова моего мужа".
В преддверии шоу издание Page Six пестрило заголовками: "Модницы "пропускают" показ Джосс Саклер на Неделе моды в Нью-Йорке". Но Джосс и ее сотрудники (у нее был штат) работали сверхурочно, чтобы убедить людей прийти. Для этого они предлагали бесплатные услуги автомобиля, прически и макияж самым разным влиятельным молодым деятелям моды, некоторые из которых никогда не слышали ни о споре вокруг Саклер, ни тем более о самой Джосс. Нередко на таких мероприятиях дизайнеры искали знаменитостей, которые могли бы сидеть в первом ряду, создавая себе рекламу и получая неявное одобрение. Одной из знаменитостей, которую Джосс хотела пригласить на показ, была певица, икона таблоидов и известная любительница адских развлечений Кортни Лав. Ее сотрудники отправили Лав приглашение по адресу , в котором говорилось, что Джосс и Элизабет Кеннеди были ее "большими поклонницами" и что Лав олицетворяла собой ту "сильную и неустрашимую" женщину, для которой и было создано LBV. В качестве поощрения они предложили Лав 100 000 долларов и "сшитое на заказ платье "Феникс" от LBV, расшитое 24-каратной золотой нитью".
Кортни Лав не была чужда такого рода приглашениям, и 100 000 долларов казались ей более чем разумной суммой за двадцатиминутное посещение модного показа. Но когда Лав узнала, кем именно является Джосс Саклер, она была шокирована. В электронном письме представители Джосс подчеркнули, что "бренд не имеет никакого отношения к Purdue... кроме того, что Джосс замужем за этой семьей". Но это было похоже на связь! А то, что Джосс Саклер (из всех людей) пригласила Кортни Лав (из всех людей) на свой показ мод, было так странно: Лав, как известно, сама имела более чем случайное отношение к опиоидам. Курт Кобейн, ее покойный муж и отец ее дочери, был зависим от героина. Он покончил с собой в 1994 году. Лав и сама боролась с зависимостью - не только от героина, но и от оксиконтина. Когда Джосс пригласил ее на шоу LBV, она была трезва всего год. Ирония была слишком сильна, чтобы ее осознавать.