ГЛАВА 1. Введение
Американских налогоплательщиков каждый год просят открыть свои кошельки и оплатить государственную машину национальной безопасности, которая стоит более 1 триллиона долларов - да, триллиона - на эксплуатацию, и более 1,25 триллиона долларов, если считать Администрацию по делам ветеранов. Только за один год. Этот законопроект включает деньги на вооруженные силы, разведку, внутреннюю безопасность, дипломатию, федеральные правоохранительные органы и зарплаты всем выборным должностным лицам, политическим назначенцам, дипломатам и государственным служащим, которые работают над защитой Соединенных Штатов внутри страны и за рубежом.
Учитывая этот ежегодный ценник в 1,25 триллиона долларов, у нас возникает два вопроса: как возможно, что наши государственные учреждения кажутся неподготовленными и так часто ошибаются по многим важнейшим вопросам? И, если наша баснословно дорогая государственная машина национальной безопасности не работает, что делать?
Часто говорят, что генералы лучше всех готовятся к последним войнам. Мы достаточно близко знакомы с генералами (и адмиралами), чтобы знать, что это преувеличение, но не совсем неправда, когда речь идет об институтах, которым они служат. Закон о национальной безопасности 1947 года, разработанный после Второй мировой войны, дал нам базовую систему, которую мы используем и сегодня для определения угроз Соединенным Штатам и способов реагирования на них. Она хорошо служила стране - особенно хорошо во время холодной войны, поскольку была настроена на обнаружение и реагирование на панораму глобальных угроз. Она была адаптирована после холодной войны и существенно переработана после 11 сентября.
Но в ходе последней реорганизации, после терактов 11 сентября 2001 года, машина национальной безопасности была перенастроена таким образом, чтобы сосредоточиться в основном на одной главной угрозе - терроризме. Сейчас мы с болью осознаем, что пристальное внимание к Аль-Каиде, ее филиалам и конкурентам стоило нам огромного количества новых угроз, с которыми мы сейчас сталкиваемся, причем некоторые из них были неожиданными. Конечно, любая смерть от терроризма выше нуля - это трагедия, но администрация Буша ошиблась в своем призыве, назвав Аль-Каиду угрозой самому существованию Соединенных Штатов наравне, скажем, с ядерным арсеналом России. Примечательно, что Майкл Лейтер, который руководил Национальным контртеррористическим центром, созданным после событий 11 сентября, считает, что страна зашла слишком далеко в определении терроризма как экзистенциальной угрозы для США, которая затмевает другие риски.
"Когда мы убили бин Ладена, я понял, что его [терроризм] стратегическое значение снижается", - сказал Лейтер. Но еще до этого я видел, что его стратегическая важность для Соединенных Штатов снижается по сравнению с киберпространством, подъемом Китая, возрождающейся Россией. Мне было ясно, что мы, вероятно, слишком остро реагировали на терроризм".
Несмотря на это, угроза терроризма не исчезла, и было бы глупо объявить о полной победе, а затем забыть о ней. Убийство лидера Аль-Каиды Аймана аль-Завахири в июле 2022 года продемонстрировало важность постоянной бдительности. Правоохранительные органы страны, силы внутренней безопасности, разведывательное сообщество и военные, похоже, пришли к более взвешенной оценке того, что если терроризм - это проблема, которую невозможно искоренить, то с ней можно справиться, не превращая ее в навязчивую идею, которая отвлекает наших лидеров от других угроз.
Цель этой книги - показать, как существующие и возникающие угрозы не обнаруживаются достаточно рано, а если и обнаруживаются, то не предупреждаются с достаточной ясностью и срочностью, чтобы побудить к действиям. Или же, если они замечены и признаны, механизм для борьбы с ними может быть не создан. Когда люди говорят: "Разве правительство не знало об этом?", вопрос заключается в том, кто знал об этом? На каком уровне власти? И что еще происходило?"
Трюизм государственного руководства заключается в том, что у президента и всех чиновников кабинета министров, ответственных за обеспечение безопасности нашей страны, всегда переполнены ящики для бумаг. Как они определяют приоритеты?
Если бы стратегию США за последние семьдесят пять лет можно было сформулировать в виде максимы, то это было бы следующее: заводите друзей и держите угрозы на расстоянии. Это был основной урок, который мы извлекли из двух мировых войн. Именно этим руководствовалась стратегия США во время холодной войны. Это привело к созданию альянсов с другими индустриальными демократиями - а иногда и с диктатурами, чьи интересы совпадали с прагматическими. И именно этим руководствовались Джордж Буш-младший и его администрация после терактов 11 сентября.
Сегодня, когда терроризм уже два десятилетия как перестал быть врагом № 1, возникает множество новых вызовов, причем иного рода. Раньше угрозы проявлялись в виде бомб и пуль, будь то со стороны национального государства, повстанцев или террористов. Но с завершением войн в Афганистане и Ираке внимание действительно переключилось на угрозы, исходящие от цифр, штормов и микробов. Ни одна из этих угроз не может быть удержана на расстоянии. Океаны и пограничные стены не могут их сдержать. Конкретного механизма для борьбы с ними не существует. Безусловно, COVID-19 заставил Соединенные Штаты пересмотреть определение национальной безопасности в сторону от проблем, которые могут быть решены только с помощью перенапряженных вооруженных сил - которые, тем не менее, играют определенную роль даже в борьбе с пандемией - и повысить значение других механизмов для спасения жизней и обеспечения безопасности нации.
Но затем Путин вторгся в Украину, и Соединенные Штаты столкнулись с худшим из двух миров: враждебный соперник с ядерным оружием, преследующий суверенную территорию своего соседа и подрывающий глобальный порядок, в то время как США все еще боролись с пандемией и ростом киберпреступности, которая привела к остановке национального трубопровода и усилила опасения по поводу открытой кибервойны с Кремлем. Внимание Запада было недостаточно сосредоточено на Путине, а истеблишмент национальной безопасности США высмеивал Россию, бывшую сверхдержаву, как не имеющую значения, как Верхнюю Вольту с ракетами. Но умирающий человек с оружием может убить вас так же, как и здоровый человек с оружием. Потребовалась российская армия на границе Украины, а затем вторжение, чтобы правительство проснулось от угрозы, исходящей от Путина и его соотечественников.
Эти примеры говорят о том, что правительство США по-прежнему не может ответить даже на самый простой вопрос: Что такое национальная безопасность? Как мы определяем настоящие смертельные, даже экзистенциальные угрозы? Что значит обеспечить безопасность нашей страны? Измеряется ли успех спасенными жизнями по сравнению с потерянными, количеством территории, защищенной от захватчика, предотвращенным ущербом для нашей экономики или всем вышеперечисленным?
Чуть менее трех тысяч человек погибли 11 сентября, когда началась двадцатилетняя война, стоимость которой оценивается в 6,5 триллионов долларов. Сравните это с COVID, которая унесла гораздо больше американских жизней - один миллион и более - и привела к экономическому спаду. Итак, что значит защищать американские жизни и интересы в современную эпоху? Если правительство не может ответить на этот вопрос, значит, оно не может найти лучший способ обеспечить нашу безопасность.
Предупреждения о "кибервойне" служат прекрасным примером.
Если бы это был 2012 год, то некоторые сказали бы, что самой значительной угрозой является "кибер-Перл-Харбор" - разрушение электросети, водоснабжения или банковской системы, о чем регулярно предупреждают высокопоставленные чиновники. Если бы это был 2014 год, то некоторые сказали бы, что самой значительной киберугрозой является взлом Северной Кореей корпоративных компьютеров, таких как Sony. Если бы это был 2016 год, то некоторые назвали бы российские хакерские атаки, направленные на срыв американских выборов и подрыв нашей демократии. А если бы это был 2021 год, то самой большой угрозой считались бы киберпреступники, вероятно, при пособничестве России, использующие программу-выкуп для отключения критически важного трубопровода, что привело бы к резкому росту цен на газ и обращению экономики по спирали в противоположном направлении.
А может быть, тайное нападение "кибер-Перл-Харбора" уже произошло, но не как удар молнии, а как медленное и терпеливое тайное проникновение Китая в компьютерные системы частного сектора, включая оборонных подрядчиков, для кражи интеллектуальной собственности стоимостью в миллиарды долларов, что, вероятно, сэкономило Китаю годы военных исследований и разработок.
Что это? Или что-то другое? Возможно, говоря о кибервойне как о войне и боевых действиях, мы только делаем себя менее безопасными. В конце концов, если нечеткий анализ приводит к тому, что вы определяете каждую проблему как гвоздь, тогда только молоток является идеальным инструментом. А это не так.
Другие крупные угрозы, которым сейчас не уделяется достаточного внимания, - это вооруженные беспилотники, изменение климата как дестабилизирующее геополитическое событие, а также пандемии, поражающие не только людей, но и скот и сельскохозяйственные культуры. Разве продовольственная безопасность не должна быть частью национальной безопасности? Катастрофическое поражение сельскохозяйственных культур - будь то от природы или из пробирки террориста - может вызвать массовый голод и подорвать экономику страны. Мы проведем вас в лабораторию в американском сельскохозяйственном центре, где исследователи говорят, что мы уже можем слишком поздно подготовиться к этой угрозе.