Вы можете прочитать большую часть переписки Оруэлла весной 1936 года и не подозревать, что он был пылким молодым холостяком, собирающимся обзавестись женой. Каково же было душевное состояние Эйлин, когда она сидела и наблюдала за работой своего будущего мужа? Первый намек на нее содержится в письме к Муру о предстоящей публикации "Дочери священнослужителя" в Америке. Если автору рекламной статьи нужна была "живописная деталь" об авторе для обложки книги, то как насчет "он очень серьезно подумывает о женитьбе"? Была идея, что Эйлин закончит магистратуру, но курс так и не был завершен; друзья сожалели о том, что, по их мнению, талант был потрачен впустую. Представляла ли она себе жизнь в "The Stores" как своего рода рабочее партнерство, в котором она выступала в роли музы-секретаря, печатала рукописи Оруэлла - услугу, которую она продолжала оказывать своему брату, - и давала редакционные советы, когда это было необходимо? Каким бы ни было отношение Эйлин к предстоящему браку, весной произошел любопытный эпизод, когда она привезла свою мать, брата, невестку Гвен и Лидию Джексон осмотреть коттедж. Обед был съеден впритык, учитывая, что шестерым пришлось тесниться в нижних комнатах, гости решили прогуляться по деревне. Здесь, по словам Лидии, Эйлин ушла на каблуках. Она поспешила вернуться через несколько минут, выглядя "защищающейся и запыхавшейся", но не дала никаких объяснений. Позже она призналась Лидии, что "просто не могла больше этого выносить".
Заманчиво списать этот эпизод на рассказ миссис О'Шонесси, а не на подозрение, что будущая невеста струсила. Первая могла быть требовательной родительницей: в более позднем письме Эйлин своей подруге Норе Майлз жалуется, что "мама так сильно гоняла меня в первую неделю июня, что я все время плакала от чистого изнеможения". Что касается приготовлений самого Оруэлла, то за несколько дней до свадьбы его не было в Уоллингтоне, по всей вероятности, он привозил мебель из Саутволда, а письмо Джеффри Гореру о возобновлении работы магазина (в первую неделю, по словам владельца, было взято девятнадцать шиллингов) носит странную параноидальную ноту. Дата была назначена на 9 июня, но они с Эйлин сообщили об этом как можно меньшему числу людей, чтобы их родственники каким-то образом помешали этому. Даже по стандартам Оруэлла это утверждение было откровенно абсурдным. И жениху, и невесте было за тридцать, они были в здравом уме и без долгов. Как бы ни давил груз семейного неодобрения, никто ничего не мог сделать. Единственный достоверный прогноз, который могла сделать третья сторона относительно брака, заключался в том, что муж и жена окажутся в крайне тяжелом положении. Эйлин была без гроша в кармане. Оруэлл подсчитал, что доходы от магазина, вероятно, покроют арендную плату, но помимо этого его заработок от случайных журналистских работ, которыми он занимался во второй половине 1936 года, не превышал 2-3 фунтов стерлингов в неделю. Он считал, что они будут прекрасно уживаться, "в смысле денег".
При всем своем энтузиазме по поводу новой жизни, которую он начинал в "Магазинах", Оруэлл не питал иллюзий по поводу того, что она может повлечь за собой. Обзор недавно опубликованных романов в журнале "Time and Tide", опубликованный в начале мая, включает краткое упоминание о романе Джорджа Блейка "Дэвид и Джоанна", в котором молодая пара, наслаждавшаяся добрачной идиллией в Шотландском нагорье, неохотно возвращается в свой мир буржуазного комфорта. Джоанна решает, что после рождения ребенка они бросят безопасную работу Дэвида, вернутся в Шотландию, арендуют крофт и начнут подлинное существование вне рамок "ненавистного индустриального мира", который точит их. Понимает ли она или автор, что это означает, я сильно сомневаюсь", - заключил Оруэлл. Между тем, если Уоллингтон представлял собой его собственную попытку колонизации новой территории, то рядом с ним существовал более старый мир, который он, казалось, стремился отвоевать. В самом деле, за несколько недель до свадьбы Оруэлл получил не менее трех писем от своих товарищей из Старого Итона. Одним из них был Джон Леманн - на несколько лет моложе, но уже влиятельная фигура в литературном Лондоне - который начал переговоры, закончившиеся тем, что Оруэлл выпустил "Shooting an Elephant" для New Writing. Одновременно Коннолли - который, возможно, имел отношение к комиссии New Writing - свел его с Энтони Пауэллом и Денисом Кинг-Фарлоу.
Раннее общение Оруэлла с Пауэллом, который впоследствии стал одним из его ближайших союзников, является образцовым примером того, чем иногда может обернуться непрошеное обращение к нему, в котором обычная вежливость сочетается со слабым подозрением в отсутствии теплоты. Пауэлл прочитал "Down and Out in Paris and London" по рекомендации друга; он был впечатлен его "дикостью и мрачностью", но не предполагал, что его автор - "тот, о ком мы должны услышать еще много интересного". Наткнувшись на "Полет аспидистры" в букинистическом магазине, он снова был поражен ее "бурными чувствами", разделяя мнение критиков о том, что трактовка, не говоря уже о многих высказанных взглядах, была решительно старомодной. Затем, когда речь зашла о книге на званом ужине в квартире Коннолли на Кингс-роуд, хозяин рассказал, что Оруэлл был одним из его самых старых друзей. Коннолли, вспоминал Пауэлл, дал отрезвляющий рассказ о том, как он заново открыл в себе мальчишескую убежденность, подчеркивая его "жесткий аскетизм, политическую непримиримость, полный ужас перед любой общественной жизнью" и подчеркивая его физический облик, "линии страданий и лишений, отмечающие его впалое лицо". Заинтригованный этими откровениями, Пауэлл отправил поклонникам письмо, в котором сочувствовал враждебно настроенным рецензентам, и копию "Каледонии", сатирической поэмы о шотландском проникновении на сцену современного искусства, распространенной в частном порядке среди его друзей в честь его женитьбы на леди Вайолет Пэкенхем за два года до этого.
Каледония", написанная рифмованными двустишиями в августовском стиле ("In Musick's Realm this Race (the bitter fact is) / Presume to teach an Art they cannot practise", etc.), пришлась по вкусу Оруэллу: "Мне очень понравилась последняя, - заверил он Пауэлла. В наши дни так редко можно встретить человека, который наносит ответный удар по шотландскому культу". В то же время, по мнению Пауэлла, в нем было что-то слегка отталкивающее, "слабый холодок", который заставил его почувствовать, что Оруэлл как-то не для него. Прошло еще пять лет, прежде чем эти два человека встретились во плоти. В тот же день, когда он написал Пауэллу - 8 июня - Оруэлл отправил короткую записку Муру ("просто строчка, чтобы сообщить тебе, что завтра я женюсь - очень тихо, в здешней приходской церкви"), сообщая, что "я сделал довольно много для своей новой книги", и предлагая новости о состоянии сада ("не так уж плохо, несмотря на засуху") и магазина, который теперь приносил от тридцати до тридцати пяти шиллингов в неделю. В день свадьбы он ответил на письмо от Кинг-Фарлоу, с которым последний раз виделся в 1921 году: "на самом деле я пишу это, глядя одним глазом на часы, а другим на Молитвенник, который я изучаю уже несколько дней в надежде укрепить себя перед свадебной службой". Запечатав письмо в конверт, он и Эйлин покинули "The Stores", чтобы пожениться, и вместе отправились в церковь. Эйлин вошла через ворота, а ее будущий муж перемахнул через черный ход и присоединился к ней на паперти.
Все свидетельства настаивают на том, что свадьба в Оруэлле была небольшим событием и что в церкви было всего девять человек: преподобный Джон Вудс, реликт времен О'Шонесси из Саут-Шилдса, а ныне викарий Гластона в Ратленде, который вел службу; жених и невеста; Ричард, Ида и Аврил Блэр; мать, брат и золовка Эйлин. Бренда, наконец-то узнавшая о существовании Эйлин, отправила телеграмму и письмо. После этого они отправились в коттедж на обед. Согласно свадебному приглашению, копии которого были разосланы друзьям, не присутствовавшим на свадьбе, в качестве сувениров, это был тщательно продуманный обед - в меню упоминается суп минестроне, филе подошвы с соусом тартар, жареный утенок, трифлет с хересным кремом и фруктовый салат, - который, учитывая возможности, имевшиеся в The Stores, должен был быть привезен из Гринвича. В отчете об этом дне, который Эйлин передала Норе Майлз, миссис Блэр говорила без умолку, в то время как Аврил практически ничего не сказала. В какой-то момент первая покачала головой и заметила, что она была бы храброй девушкой, если бы знала, что ее ждет; Аврил возразила, что, очевидно, она не знала, иначе бы ее там не было. Из свадебных подарков, преподнесенных счастливой паре, сохранились две маленькие серебряные лодочки для соуса.
На следующий день Оруэлл написал Бренде, чтобы подтвердить, что они с Эйлин поженились "в правильном стиле... но не в правильном бракосочетании, поскольку священник вырезал пункт "повиноваться" среди прочего". Говорили также о "милом маленьком песочном котенке", который, как они надеялись, будет отпугивать мышей. Любая попытка восстановить обстоятельства их ранней совместной супружеской жизни чревата опасностью. По мнению большинства друзей Оруэлла, эти первые несколько месяцев совместной жизни в любовном гнездышке в Уоллингтоне были самым счастливым периодом в его жизни. Однако были и несогласные. Лидию Джексон, которая считала брак "несчастливым с самого начала", можно отбросить как враждебного свидетеля, но Джек Коммон, который видел их несколько раз в роли соседа из Хартфордшира, был поражен несоответствием их отношений: "казалось, что им как-то неправильно быть вместе". Безусловно, существовала семейная напряженность. Эйлин и Аврил не ладили, а Оруэлл возмущался тем, что Эйлин продолжает участвовать в работе брата. Он так не любил оставаться один, что почти любая попытка Эйлин увидеться с друзьями или родственниками погибала от осознания того, что он способен заболеть на заказ, пытаясь вернуть ее. Как она выразилась в письме к Норе: "Я думала, что смогу приехать и увидеть тебя, и дважды решала, когда смогу, но Эрик всегда что-то получает, если я уезжаю, если он предупрежден об этом, а если он не предупрежден (когда Эрик, мой брат, приезжает и увозит меня, как он делал дважды), он получает что-то, когда я уезжаю, так что мне приходится возвращаться домой снова".