Глава 1. Великий голод и Великое восстание

1840-е годы послужили начальным толчком к современной глобализации. Европа, находившаяся на пути к тому, чтобы стать наиболее динамичной частью мировой экономики, испытала мощный негативный шок предложения, сопровождавшийся голодом, недоеданием, болезнями и восстаниями. Уроки, извлеченные из несчастья, в конечном итоге привели к активному движению к большей мировой интеграции - глобализации - во многом благодаря той драматической роли, которую сыграл иностранный импорт зерна в удовлетворении неотложных потребностей в продовольствии в условиях кризиса. Франция в 1845 году импортировала 56 000 метрических тонн зерна, а в 1847 году ей потребовалось 757 000; показатели импорта для Великобритании и Ирландии выросли с 354 000 в 1845 году до 1 749 000 в 1847 году. Этот импорт создавал огромные финансовые и логистические проблемы: Как они оплачивались? Какие жертвы необходимо было принести, чтобы получить доступ к обильному продовольствию и оплатить его? Могут ли платежи осуществляться в кредит, в режиме "никогда-никогда"? Как можно управлять этим процессом? В частности, какие институты были необходимы?

Потрясения середины девятнадцатого века быстро привели к драматической трансформации политики и бизнеса. Произошла революция в правительстве, когда государственные органы взяли на себя гораздо больше задач, связанных с управлением экономикой, включая руководство курсом либерализации торговли. Бизнес также был революционизирован благодаря новым корпоративным формам, акционерному обществу с ограниченной ответственностью, а также универсальным банкам, которые мобилизовали капитал инновационными способами.

Середина 1840-х годов представлялась классическим голодным или натуральным кризисом ancien régime того типа, который охватил Европу в начале восемнадцатого века в разгар войны за испанскую цессию. Историк Ханс-Ульрих Велер назвал его "последним аграрным кризисом старого типа" для Германии или Центральной Европы, хотя за пределами Западной Европы было немало голодов двадцатого века. Но кризис 1840-х годов был также современным спадом делового цикла в сочетании с финансовым и банковским кризисом. Он начался с исключительно бурного бума, который подтолкнул цены вверх и, казалось, способствовал созданию дефицита. Цены резко выросли в Великобритании, а также в Центральной Европе. В каком-то смысле это был кризис восемнадцатого века, но также и двадцатого или двадцать первого века. Другой историк, Джонатан Спербер, справедливо называет потрясения середины XIX века «кризисом переходного периода».

Продовольственный кризис стал следствием плохой погоды и неурожая, причем погода дополнительно привела к болезням сельскохозяйственных культур, наиболее известной из которых была картофельная болезнь. Погода и болезнь взаимодействовали друг с другом, поскольку исключительно сильные дожди вымыли споры грибков в почву, чтобы они поразили клубни и привели к полному неурожаю. Это не был кризис, который можно было предвидеть: анализ колебаний цен в первой половине XIX века показывает, что полный неурожай был необычным событием, которое «далеко выходило за рамки фактического или вероятного западноевропейского опыта». За продовольственной катастрофой последовала эпидемия болезни. К 1847 году британские газеты сообщали о лихорадках, поразивших голодающее население Ирландии:

Сейчас несчастные люди больше всего нуждаются не в пище, а в медицинской помощи; им нужны не дополнительные богадельни, а больницы. Чума, более смертельная и разрушительная, чем холера или чума, уносит бедняков. Вся пища, твердая или жидкая, на земле не может спасти их без медицинского и санитарного сопровождения самого широкого, активного и эффективного рода... Нет ни одного дома от Бантри до Черепа, в котором, за редким исключением, не было бы больных, умирающих или мертвых. Последние лежат там, где умирают, или их едва выталкивают за порог, и там они рассасываются.

На другом конце Европы в газетах появлялись сообщения о холере в Османской и Российской империях, а к осени 1848 года болезнь достигла Западной Европы.

Большинство людей тратили на еду от двух третей до трех четвертей своего дохода. С 1845 по 1847 год цены, особенно в Центральной Европе и Франции, стремительно росли. В Германии рожь, из которой производился самый низкокачественный хлеб для самых бедных людей, подорожала с 1844 по 1847 год на 118 процентов, картофель - на 131 процент, а более дорогая пшеница - на 93 процента. Больше всего подорожали предметы первой необходимости для бедных. В Ирландии около 80 процентов урожая картофеля в 1846 году было уничтожено фитофторой (Phytophthora infestans), и рост цен на картофель был экстремальным. Бельгия и Нидерланды также сильно пострадали от картофельной чумы. Лумпер, бугристый и безвкусный сорт картофеля, который практически стал монокультурой в Ирландии, поскольку его можно было легко выращивать на бедной почве Мюнстера и Коннаута, продавался по цене 16-20 пенсов (в старой британской валюте, где 12 пенсов за шиллинг и 20 шиллингов за фунт) осенью 1845 года; к апрелю 1846 года он стоил более 3 шиллингов, а к октябрю - более 6 шиллингов. Таким образом, стоимость самых бедных продуктов питания превышала заработную плату простого рабочего, который не мог прокормить себя, не говоря уже о своей семье. Более дорогие продукты питания росли в цене более скромно. Цена на пшеницу в Великобритании выросла с 55 шиллингов за четверть (520 фунтов) в начале 1846 года до 75 через год, а в мае 1847 года поднялась до 100 шиллингов. В результате начался голод, сопровождаемый вспышками болезней. Современные исследования в значительной степени подтверждают современную цифру в один миллион ирландцев, умерших от голода и инфекционных заболеваний, которые последовали за сильным недоеданием.

Таким образом, имел место довольно широко распространенный и разрушительный отрицательный шок предложения. Финансовый кризис непосредственно вытекает из продовольственного кризиса, поскольку спекулянты ставили на постоянно растущие цены в 1847 году, а затем были удивлены как фактическим урожаем (который был обильным), так и масштабами импорта зерна, а также проблемой финансирования. В то же время, еще одно потрясение принес несвязанный с этим "пузырь" в сфере железнодорожного строительства и железнодорожных акций, который рухнул. Как мы увидим, на финансовую реакцию также катастрофически повлияли политические меры. Финансовый кризис и продовольственный кризис усилили друг друга. Финансовый кризис возник в Великобритании и Франции, которые в то время были двумя коммерческими и финансовыми центрами мира, и перекинулся на остальную континентальную Европу, где также распространился голод. Финансовая зараза также распространилась на Северную Америку и Индию.

Одна из особенностей финансового кризиса заключается в том, что вину сваливают на все и всех: спекулянтов, банки, эмиссионные банки, правительства, газеты , доверчивую публику, даже самих больных и голодающих. В разгар паники в октябре 1847 года газета New York Daily Tribune писала о картофельных неудачах: "Сообщения о картофельной неудаче продолжают поступать в английскую, ирландскую, шотландскую и континентальную прессу. Очень примечательно, что многочисленные газеты публикуют сообщения только о болезни и полностью исключают те, которые отрицают ее существование. Несомненно, частичный провал имеет место, но мы бы посоветовали нашим читателям не вступать в спекуляции "хлебными продуктами" на основании сообщений английских газет, которые во многих случаях вставляются из заинтересованных побуждений. На спекуляциях ростом цен можно было делать деньги - так сообщала нью-йоркская газета. Следующая новость в "Трибьюн" рассказывала о том, как британская пресса сообщила подробности неурожая американского хлопка сразу после того, как пароход "Каледония" прибыл в Ливерпуль с грузом хлопка, в "крайне неосмотрительной и несвоевременной" попытке поднять цены на хлопок. Октябрьский крах 1847 года с 30-процентным падением цен на акции, таким образом, представляется «одним из худших в истории Великобритании».

Сначала легко подумать, что плохая реакция была вызвана плохо информированной политикой и глупыми политиками. Слабый и неэффективный премьер-министр Великобритании от вигов (или либералов) лорд Джон Рассел любил хвастаться своим невежеством в финансовых вопросах и считал экономику "необходимым злом". Ирландский писатель Уильям Карлтон посвятил свой роман о голоде "Черный пророк" «премьер-министру Великобритании и Ирландии... который в своем министерском качестве должен рассматриваться как публичный выразитель тех принципов правления, которые привели нашу страну к нынешним бедственным условиям в результате долгого курса нелиберального законодательства и пренебрежения». Но сцена кризиса была в значительной степени подготовлена не действиями администрации Рассела, а нововведениями ее предшественника, правительства великих реформ во главе с консерватором сэром Робертом Пилем. Пиль не был новатором: он следовал общепринятой мудрости, которую он глубоко и тщательно изучил. Великий наблюдатель Британии середины XIX века Уолтер Бейджхот писал о том, что Пиля удавалось убедить только тогда, когда среднее мнение - "второсортные интеллектуалы" - занимало свою позицию. Для Бейджхота он представлял обыденность «торгующей и продажной толпы».