— Это, конечно же, Итан. Злой, варварский, безжалостный.
Она положила карту слева от отшельника, оставляя между ними некоторое пространство. Она немного повозилась, прежде чем нарисовать последний штрих, вызывая предвкушение в кишках Арнольда. Она знала так много, что то, что она говорила ему, казалось правдой. На самом деле, наверное, это и было правдой.
Она положила последнюю карту между двумя другими и убрала руку. На последней была изображена пожилая женщина, которая нервно напоминала ту, что сидела перед ним. В самые тёмные ночи она держала палочку с цветочной короной вокруг черепа. Её лицо освещал только костёр перед ней — было непонятно, что она сжигала.
— Это я. Прорицательница. У меня есть знания. У меня есть мудрость. Я могу дать то, что ты хочешь. Я спрошу тебя в последний раз. Ты хочешь, чтобы он чувствовал то же, что и ты?
Он воспользовался моментом, чтобы снова обдумать серьёзность этого, понимая ответственность и общую мрачность их разговора. Её откровения были зловещими, он не мог не верить, что это была уловка, хотя она знала огромное количество информации, происхождение которой было необъяснимо. Потом он вспомнил, что даже если всё было как-то реально, это не изменит его ответа.
— Нет, — ответил он с серьёзной уверенностью.
Мадам Одесса поначалу казалась удивлённой, но затем её лицо вернулось к прежней проекции всезнающей проницательности.
— Я хочу, чтобы ему стало ещё хуже, — презрительно сказал он.
Её слегка морщинистые щёки на мгновение оживились, прежде чем она перешла в более серьёзную позу.
— Я знаю, что у тебя есть только пять долларов, это стоимость моего сеанса. Но обычно изменения, которые мы собираемся выполнить, стоят намного дороже.
— Я мог бы попытаться продать свою Nintendo…
— Необходимые деньги ты сможешь заработать только много-много лет спустя. Но из-за твоих обстоятельств я окажу тебе разовую любезность, видя, что Бог до сих пор этого не сделал. Кажется, тебе задолжали.
Арнольд ухмыльнулся, довольный тем, что кто-то пытается ему помочь. Даже если это было надуманным, об этом было весело размышлять. Вскоре после этого его эмоции изменились, когда он понял правду и убогость её заявления. Она схватила один из кинжалов с книжной полки позади неё, разорвав им паутину. Затем она открыла ящик и достала старый рог, чашу и несколько мешочков.
Она использовала нож, чтобы срезать стружку с рога в чашу. Через несколько мгновений она добавила чёрный порох из одного из мешочков, затем скомкала карты Отшельника и Императора. Положив их в чашу с остальным содержимым, она потянулась за последней банкой, внутри которой находился узелок миниатюрных червей. Они извивались, плотно обняв друг друга, казалось, что они никогда не развяжутся.
Она разъединила их и высыпала несколько в чашу. Они ползали, пока она снова смотрела на него. Она чиркнула спичкой о край стола и подожгла содержимое чаши. Мерзкий, отвратительный запах начал наполнять комнату, сводя с ума Арнольда.
— Дай мне руку, — потребовала она.
— Подождите, что? — спросил он, его беспокойство быстро возрастало.
— Дай мне теперь твою руку, молодой человек, — повторила мадам Одесса.
— Зачем?
— То, что тебе не нужно платить никаких денег, не означает, что тебе вообще не нужно платить, — пояснила старуха, когда пламя внизу загудело в её зрачках.
Арнольд был в ужасе, но годы ненависти и наказания, которые он перенёс за преступление простого существования, грохотали внутри него. Болезнь назревала так сильно, что он почувствовал головокружение. Он сжался и окаменел, как будто готовился к автокатастрофе, — настолько сильно, что его лицо напряглось, в результате чего несколько прыщей вырвались наружу и выстрелили гноем в содержимое пылающей чаши.
Он закрыл глаза и храбро протянул руку вперёд. Он едва почувствовал порез, но когда открыл глаза, из его предплечья хлынула волна крови. Она наполнила чашу и разлилась по всему столу, но каким-то образом огонь всё ещё горел. Когда он начал кричать, мадам Одесса схватилась ладонью за рану и оказала огромное давление, заставив его замолчать от шока. Когда она подняла руку, кровотечение остановилось. Она использовала чёрную ткань, чтобы стереть остатки осушающей жидкости с его кожи.
Арнольд потерял дар речи, пока она поднимала содержимое чаши, стараясь не расплескать его и не обжечься. Она подошла к большой стеклянной банке и опустила её внутрь. Она сразу же закрыла банку крышкой, прежде чем снова занять своё место. Мадам Одесса нежно прикрыла тряпкой кровь, скопившуюся перед ними. Каким-то образом огонь внутри банки выживал без кислорода, различные невероятные зрелища ему было трудно проглотить.
— Что сейчас произошло? — спросил Арнольд, хотя и боялся ответа.
— Дай пять долларов, — приказала она. Арнольд сунул дрожащие руки в карман и достал банкноту, положив её поверх грязной тряпки. Мадам Одесса взяла деньги со стола и сунула их в лифчик. Банка, наполненная странной смесью, которую они только что создали, начала пузыриться и грохотать. Мадам Одесса встала и быстро подошла к двери.
— Пошли, — сказала она ему со спокойной настойчивостью.
Арнольд сделал, как ему сказали, и выбежал за дверь. Когда они подошли к другой стороне, мадам Одесса схватила его за плечи и заглянула ему в глаза, он всё ещё видел в них отражение огня.
— Наслаждайся своим новым будущим, — заметила она, после чего последовало кудахтанье и кашель.
— С-с-спасибо…
Он понятия не имел, что сказать в ответ, он почти чувствовал, что был в каком-то трансе. Невозможности, свидетелем которых он только что стал, были тяжёлыми. Тяжелее, чем любое другое незначительное событие, отягощавшее его существование.
Она медленно отвернула Арнольда от себя и повела обратно в зал ожидания. Гарри сидел там, такой же беспокойный, как всегда, и, несомненно, голодный. Голод так явно отразился на его лице, что он не знал, как с этим справиться. По глазам Арнольда он мог сказать, что произошло что-то безумное, однако его любопытство перевешивало тягу, которую усугубляла его полнота.
Пока Гарри заказывал три сосиски (лук, приправленная говядина, горчица и соль из сельдерея), Арнольд объяснял, что то, что произошло в задней комнате, повергло его в смятение.
Он всё ещё с трудом справлялся с этим. Гарри несколько раз расспрашивал его о конкретных деталях, которые Арнольд смог сообщить. Обычно, когда кто-то из них был нечестен, они быстро распутывались, когда требовали подробностей.
У лжецов с этим были проблемы, а у Арнольда — нет. Гарри был шокирован разоблачениями, но не мог точно знать, насколько его приятель приукрашивал. Вещи, о которых он говорил, нужно было видеть своими глазами, поэтому было трудно принять их за чистую монету из уст в уста. Тем не менее, он пошутил над ним, на всякий случай, если всё это было правдой.
— Дай мне взглянуть на твою руку, — попросил Гарри, когда Арнольд показал ему её. — Она безупречна, она не порезала тебя, — подтвердил он про себя, внимательно осмотрев конечность.
— Говорю тебе, я видел кровь. Море крови, Гарри, клянусь. Она хлестала, как чёртов фонтан.
— Но как это возможно, если нет разреза?
— Не знаю! Ничто из этого не имеет смысла, либо я сумасшедший, либо невозможное на самом деле возможно. Магия, может быть, колдовство? — Арнольд задумался.
— Ну, мы точно знаем, какой вариант более вероятен. Но если всё это каким-то образом реально и ты не сошёл с ума, что, чёрт возьми, произойдёт с Итаном? — Гарри задумался.
— А вот это чертовски интересный вопрос…
Итан проснулся, чувствуя себя на миллион долларов. Он опустился на мохнатый ковёр и расставил руки в позе отжимания. Он начинал свой день с пятидесяти отжиманий и сотни скручиваний. Затем он сделал несколько подходов сгибаний рук с гантелями и несколько подходов на горизонтальной скамье. Неудивительно, что парень выглядел так, будто его вырезали изо льда, его одержимость фитнесом была почти неестественной для человека его возраста. Он был крутым петушком, гордо выпячивая свою тугую маленькую задницу, даже когда не было ни души, чтобы это увидеть. Он выполнял миссию, добиваясь одобрения общества, не раскрывая своих поверхностных намерений.
Его прекрасная гладкая кожа всегда заставляла его грешить. Если девушка была достаточно наивна, чтобы впустить его внутрь себя, она вскоре жалела об этом. Интимные подробности их сексуальной активности и конкретных физических качеств моментально становились общешкольными новостями. Он был тем, кто называл девушек шлюхами, а парней посмешищами. Его утренняя прогулка в школу сметала всех, кто попадался ему на пути. В яме со скорпионами вы не сможете найти бóльшего. Он был королём дерьма и гордился этим. Многие смотрели на него почти как на религиозного деятеля. Не потому, что он действительно был им, а потому, что он их к этому приучил.
Волнистый светлый маллет, красный жакет леттермана и солнцезащитные очки Шварценеггера были его фирменными отличиями. После душа он собрался и отправился в школу. Ему просто нужно немного бананового геля LA Looks, чтобы локоны на кончике его маллета упали должным образом. Он положил руку на зеркало в ванной и протёр его слева направо несколько раз, чтобы очистить своё отражение от пара.
Он был влюблён в себя. Уровень нарциссизма был тошнотворным, каждое утро он был действительно взволнован, смотря на собственное лицо. Лицо, на которое он смотрел семнадцать лет, до сих пор просто умирало от желания видеть его регулярно. Бабочки порхали в его животе, пока он ждал большого откровения. Он ничего не ждал больше, чем напоминания о его очаровательной реальности каждое утро.
Но сегодня всё будет по-другому, триумф, которого он ожидал, когда начинал свой день, будет заменён впервые за его относительно короткий жизненный цикл. Заменён отвращением, которое он чувствовал, когда бросал осуждающий, решительный взгляд на всех остальных. Шутка стала прогорклой и преследовала самые неожиданные цели. В искажённой иронии каратель стал наказанным.