"Хм, - сказала она. "Возможно, номер был отключен сразу после звонка. Не могли бы вы подтвердить свое имя, номер и адрес?"

Гарри так и сделал.

"Спасибо, одну минуту".

Внезапно он услышал, как ABBA поет "Танцующую королеву", что, в конечном счете, было более тревожным, чем телефонный звонок. К счастью, оператор быстро вернулся. "Спасибо, что подождали. Этот звонок только что поступил?"

"Да, мэм. Сначала он был искажен, но..."

"Я не могу найти никаких звонков на ваш номер за последние несколько минут", - перебила она, по ее тону было видно, что подробности ее не особенно интересуют. "Последний входящий звонок был некоторое время назад". Она назвала время и номер, которые совпадали с обратным звонком доктора Пула. "Но с тех пор ничего не было. Если это повторится, позвоните в " Repair " и сообщите об этом. Они смогут вам помочь".

Кто бы ни был звонивший, он выкрикнул имя Гарри, так что он прекрасно знал, что это не случай пересечения линии, технического сбоя или какой-нибудь другой аномалии. Но не было смысла зацикливаться на этом. "Хорошо", - вздохнул он. "Спасибо".

Он повесил трубку, но держал телефон в руке, крепко сжимая его. Злой, расстроенный и потрясенный, он обвел глазами стены, плинтусы, полы и ковры, вглядываясь в каждый предмет мебели, каждую безделушку и беспорядок, каждое пустое место и темный угол, каждую тень - все это предстало перед ним, как чужой пейзаж, которого он никогда раньше не видел. Внезапно вся ностальгия, теплые воспоминания, даже чувство приближающейся утраты при расставании с этим местом показались ему неважными. То, что когда-то было защитным барьером, теперь больше походило на тюрьму: стены, которые когда-то отгораживали от плохого, теперь служили лишь для того, чтобы держать его внутри. До этого момента Гарри жил в этом доме годами, ни разу не почувствовав дискомфорта, страха или опасности, но всё изменилось за считанные часы.

Что-то происходит...

Паника поднималась из самых глубин его существа, нарастая, как гигантская волна, становясь все сильнее и сильнее, а затем закручиваясь под себя, увлекая за собой все на своем пути, в темные, бездонные места, куда никто и никогда не должен был попасть.

Держи себя в руках. Сохраняй спокойствие. Дыши, просто... дыши.

Он старался дышать ровно и медленно, не кашляя, и вскоре приступ паники начал стихать. А еще через мгновение он и вовсе покинул его.

Гарри никогда в жизни так сильно не хотел спать, и теперь, когда у него было лекарство, чтобы сделать это, он слишком боялся его принять.

Я не могу спать, не сейчас.

Конечно, сон помог бы ему проветрить голову и обострить мысли, но в таком состоянии он был бы слишком уязвим. Он не мог рисковать, не после всего, что случилось. Он не мог доверять... чему именно... себе, дому, телефону, двору, улице, всему тупику, ветру, дождю, шуму, тишине... чему?

Непреодолимое чувство ужаса витало в воздухе, словно призрак, заставляя его чувствовать себя неловко и скованно: чужой в собственном доме. Единственный раз он чувствовал нечто подобное много лет назад, когда в дом его детства проникли, пока он, его сестра и родители были в отпуске. Вернувшись из поездки в Диснейленд, они обнаружили, что кто-то вломился в дом днем или двумя раньше. Украли телевизор, несколько мелких кухонных приборов, немного денег, которые отец хранил в столе наверху, и большую часть маминых драгоценностей. У Гарри, которому в то время было всего семь лет, украли мелочь, которую он копил месяцами. Кто-то разбил его копилку (это был щенок, сидящий на крыше маленькой конуры, а не настоящий поросенок), и даже спустя годы он помнит, как стоял в своей спальне и смотрел на то, что оставили грабители. Они рылись в его вещах - в его вещах, - опустошая ящики и стол и разбрасывая все по полу. Видимо, для острастки они стащили с книжной полки модели самолетов, которые он часами собирал вместе с отцом, и растоптали их. В дверном проеме он обнаружил керамическую скамейку, разбитую вдребезги. Это было настолько странное чувство, что он даже не смог заставить себя заплакать. Мысль о том, что кто-то пришел в дом - их дом, их владения, убежище, на которое он и его семья всегда полагались, чтобы защитить их от бед, единственное место, где они могли по-настоящему расслабиться и жить без страха, - и нарушил его безопасность, бродя по коридорам, спальням и не только, вызывала настолько сильное чувство нарушения личных прав, что это было не просто тревожно или беспокойно, это было глубоко травмирующе. Его мать однажды описала это чувство как нечто, по ее мнению, похожее на изнасилование. Но все, что знал Гарри, - это то, что он больше никогда не будет чувствовать себя в безопасности в среде, где это было естественно и необходимо. Это осознание проникло в него так глубоко, что оставило шрамы, которые так и не зажили до конца, и в конце концов сделало мир более холодным и жестоким. Больше всего он возмущался, потому что кража его базового чувства безопасности была худшим, что могли сделать грабители. Похищенное однажды, как и всякая невинность, оно никогда не может быть восстановлено.

Он никогда больше не сможет нормально выспаться в этом доме.

Внезапный порыв ветра обрушил дождь на эркерное окно, забрызгав его брызгами, похожими на стук бесчисленных крошечных пальчиков по стеклам. Гарри направился на кухню. Антибиотики, подумал он. Я все еще могу их принять. Они не помогут мне заснуть, но чем раньше я начну их принимать, тем быстрее почувствую себя лучше.

Дойдя до кухонного стола, он взял пакет из аптеки и разорвал его. На прилавок выкатился флакон с антибиотиками, сироп от кашля и коробочка с маленьким ингалятором. Он взял антибиотики, надел очки и прочитал этикетку. АМОКСИЦИЛЛИН, КАПСУЛЫ 500 МГ: ПРИНИМАТЬ ПО 1 КАПСУЛЕ 3 РАЗА В ДЕНЬ В ТЕЧЕНИЕ 10 ДНЕЙ. Открыв крышку с защитой от детей, он высыпал одну из крупных капсул кремового цвета на ладонь и некоторое время смотрел на нее. По горлу потекла слизь, нос снова заложило, а озноб вернулся в полную силу. Вот вам и чудеса куриного супа. Он проглотил таблетку, запив ее небольшим стаканом воды, а затем проверил остальные средства. Отложив сироп от кашля, он открыл ингалятор. Инструкции и предупреждения были напечатаны на крошечном клочке бумаги, явно предназначенном для лесных эльфов. Поднеся ее к носу, он выполнил действия по настройке ингалятора, а затем проверил предупреждения. В общем-то, все - от головокружения до взрыва головы, но если то, что было в этой штуке, могло очистить его легкие и позволить дышать лучше и менее болезненно, то это стоило любых побочных эффектов. Он сомкнул губы вокруг ингалятора, сделал глубокий вдох и нажал на поршень. Досчитав до десяти, как было велено, он вынул ингалятор, выдохнул и повторил процедуру снова. Во второй раз, задержав дыхание, он почувствовал странное ощущение в горле, щекотку, смешанную с лекарственным привкусом, и на мгновение засомневался, что сейчас закашляется или его вырвет. Ни того, ни другого не произошло, но легкие слегка жгло, а голова начала кружиться. Когда он досчитал до десяти и выдохнул, по всему телу разлилось странное покалывание, а голова так закружилась, что он едва мог стоять. Перед глазами при каждом моргании появлялись ярко-фиолетовые пятна, медленно перемещаясь по линии зрения, которая начала крениться, как палуба корабля в неспокойном море.

Ладно, подумал он, шатаясь, возвращаясь к выходу из пещеры, мои легкие стали чище, но у меня инсульт. Отлично.

Несмотря на то, что внизу дома была открытая планировка - кухня перетекала в гостиную, а лестница вела в ванную и две спальни наверху, - в доме ощущалась необычная клаустрофобия: потолки ниже, чем обычно, стены теснее. Гарри остановился, чтобы посмотреть на ряд фотографий на стене. Келли развешивала их годами, время от времени добавляя одну или две, но большинство из них висели здесь уже давно. Странно, что он проходил мимо них несколько раз в день и редко замечал. Тем не менее они отражали их совместную жизнь, а также жизнь, которая была до этого, которая привела их сюда, к этому дню, к этому моменту. В этом было что-то настолько значительное, что как можно было это игнорировать?

Головокружение прошло, и пурпурные психоделические цветы почти исчезли. Опустившись на пол, он изучил фотографии, расположенные аккуратными рядами, и столкнулся с чувством печали, настолько всепоглощающим, что ему показалось, что он может расплакаться.

Сначала его внимание привлекла свадебная фотография: он и Келли идут к алтарю, сияя от счастья в самый счастливый день в их жизни. Затем он сосредоточился на фотографии своих родителей - обоих уже нет в живых, но они так живы на снимке, сидят в позе, держась за руки, и улыбаются в камеру. Рядом - детская фотография Гаррета, затем - школьная, сделанная в первом или втором классе. Каким крошечным был мальчик, когда он впервые взял его на руки. Такой нежный и красивый, что Гарри до сих пор помнил, как ему хотелось - нужно было - защитить этого ребенка, своего сына. И с того момента он понял, что его собственная жизнь и счастье не имеют никакого значения. Все дело было в этом маленьком человечке. Все, что он делал с тех пор, было направлено на то, чтобы стать лучшим отцом, лучшим мужем и дать своей семье лучшую жизнь, на которую он был способен. Не всегда ему это удавалось, но чаще всего - да, и никто не мог справедливо обвинить его в том, что он не старался.

Он прошел мимо фотографии родителей Келли - оба были еще живы - и улыбнулся, вспомнив, как по-разному они вели себя в тот день, когда он женился на их дочери. Отец Келли был в восторге - Гарри и его тесть всегда прекрасно ладили друг с другом, - но ее мать была угрюма и вела себя так, словно находилась на похоронах, убитая горем из-за того, что ее дочь забрал мужчина, который явно не соответствовал ее стандартам, какими бы они ни были. Гарри никогда не понимал, почему свекровь так его не одобряет, и по сей день это остается загадкой. Он был любящим мужем и отцом, хорошим кормильцем, стабильно и надежно присутствовал в жизни ее дочери и внука, так за что же его можно было не одобрять? В тех редких случаях, когда он упоминал об этом Келли, она отвергала это как "просто мамину манеру". Они были очень разными людьми, говорила она, как будто этого объяснения должно быть достаточно.