Я поблагодарил и спросил:

- Теперь бы их, товарищ капитан, накрыть.

- Всему свое время, товарищ Шевчук. Успеете еще.

- Когда?

- Своевременно, - уклончиво ответил он.

В ближайшие несколько дней боевых заданий больше не было, на полеты наложили запрет. С утра до вечера мы усиленно занимались тренировками, проводили теоретические занятия. Каждый вечер руководящий состав полка, эскадрилий собирался возле штабной землянки. Командир подводил итоги, определял задачи на следующий день, уточнял боевые расчеты групп на случай подъема в воздух.

В тот памятный вечер я подошел к штабу первым. Сел на скамейку, курить, правда, уже не хотелось. Днем стояла жара. Мой корсет был мокрым от пота. Но без него нельзя. Как-то попробовал не надевать: за несколько часов устал больше, чем за сутки на ногах. Спасает меня "жилет" мастера Вано, ох как спасает!

Из землянки вышел Кутихин. Молча сел рядом.

Предвечерняя густая тишина стоит над нашим "тыловым-фронтовым", как острили полковые шутники, аэродромом. Не шелестят даже листья деревьев, надежно спрятавших и наши истребители, и бронированные машины расположившейся в глубине леса большой танковой частя. У них тоже тишина. Нам хоть иногда полетать давали, а им даже моторы запускать запрещено. Все мы ждем своего часа.

Каждый день, судя по сводкам в газетах, советские летчики сбивали десятки вражеских самолетов. Нам оставалось только по-хорошему завидовать братьям по оружию.

Да, где-то люди дерутся, а у нас тишина. Кутихин, видимо тоже думая об этом, вздохнул:

- Тишина. Как будто и войны нигде нет.

Из-за кустов, со стороны эскадрильских каптерок, вышел Меркушев.

- Подходи, комиссар, подходи. Сейчас начальник штаба придет, я командиров эскадрилий вызвал, план на завтра нужно продумать, да расскажи, как собрание прошло, - позвал его Кутихин.

- Я уже полгода не комиссар, а ваш заместитель по политической части, с шутливой укоризной выговорил Меркушев командиру и начал уже серьезно: Молодцы, коммунисты второй эскадрильи! Знаете, какую резолюцию приняли? Не догадаетесь!

- Интересно! - с искренним любопытством сказал Кутихин.

- Ни меньше ни больше как постановили... Но нужно же так далеко смотреть, - Меркушев никак не мог успокоиться. - Так вот, цитирую дословно: "Заслушав и обсудив доклад "Задачи коммунистов эскадрильи в решающих боях с врагом", партийное собрание второй авиационной эскадрильи 247-го истребительного авиационного полка постановляет защищать Родину до последней капли крови, бить фашистов до полного разгрома в Берлине". Каково?

У меня невольно вырвалось:

- Это же здорово! Молодцы вторая!

- И я так считаю. Сначала решил, что слишком громко сказано. А подумал - нет, все правильно. Слова попросил: учтите, говорю, решение принято и выполнять его вам. А они отвечают: "За нами дело не станет. Давайте в бой! Такого случая, чтобы коммунисты свое решение не выполнили, не было!" Вот так, товарищ командир.

Кутихина тоже обрадовало это неожиданное, но сильное беззаветной верой в победу решение коммунистов эскадрильи. Однако он вспомнил и о неприятных вещах:

- А как насчет винта, поломанного на прошлых полетах?..

Меркушев успокоил:

- Разговор был серьезный. Предложения кое-какие дельные есть. Суммирую их, завтра доложу.

У заместителя командира по политической части, как и у всех коммунистов полка, в последнее время забот было много. В конце мая вышло постановление Центрального Комитета партии "О реорганизации структуры партийных и комсомольских организаций в Красной Армии и усилении роли фронтовых, армейских и дивизионных газет". Это постановление выразило неусыпную заботу партии о дальнейшем улучшении партийно-политической работы в наших Вооруженных Силах. Первичные партийные и комсомольские организации, ранее существовавшие только в полках, теперь создавались в батальонах, дивизионах и равных им подразделениях. Вместо секретарей парторганизаций был введен институт назначаемых парторгов рот, батальонов и полков. Теперь в каждой авиационной эскадрилье у нас появилась полноправная партийная организация, решающая самостоятельно многие вопросы внутрипартийной жизни.

Майор Меркушев все время проводил то с одним, то с другим парторгом эскадрильи, вводил их в курс сложного дела организации партийно-политической и воспитательной работы.

Сегодня заместитель комполка по политической части был доволен: прошло первое в эскадрильском масштабе боевое партийное собрание.

- Понимаете, товарищи, - снова начинал Меркушев разговор на самую важную сейчас тему, - что у нас теперь получается? Коммунистов в частях, даже несмотря на потери, прибавилось. Взять наш полк: в начале войны чуть больше двадцати человек было. А сейчас в каждой эскадрилье по пятнадцать двадцать членов партии... Сила! Или, например, партийные собрания: что ни говори, а на полковых собраниях и толковали больше о полковых делах. О своих, эскадрильских, помалкивали. А тут, в подразделении, все хорошо знают ошибки и успехи каждого. Разговор конкретный, деловой. И уж если кто проштрафился - милости не жди! Да, товарищ Шевчук, - неожиданно обратился Василий Афанасьевич ко мне, - есть одна идея...

Каждый из нас давно знал, что у заместителя командира по политической части всегда в запасе "одна идея". Если все эти "идеи", вернее, претворение их в жизнь сложить воедино, то в результате получалась большая и сложная сумма, которая как нельзя лучше характеризовала партийно-политическую работу.

А Меркушев уже доверительно положил руку мне на плечо:

- Вам, как члену партийного бюро полка, есть одно поручение. Дело такое: противника мы в глаза давно не видим. Какого-либо более или менее суммированного материала об опыте истребительной авиации за последнее время не имеем. А судя по всему, на Кубани, под Ленинградом, наконец, рядом с нами, у Курска, идут большие бои. Я бы даже сказал - воздушные сражения. Сами понимаете, как важно для наших, особенно молодых летчиков знать о действиях истребителей в этих боях. Соберите сообщения газет, есть любопытный материал в последнем номере журнала "Вестник Воздушного флота", проанализируйте их, обобщите и с тактическими выкладками доведите до летчиков. В прошлом году вы нечто подобное уже делали, и получилось неплохо.

Подполковник Кутихин, внимательно слушавший замполита, поддержал:

- Правильно. И кстати, Шевчук, посмотри у начальника штаба - пришла бумага по тактико-техническим данным самолетов, которые немцы вводят в последнее время в бой. Это уже твое служебное дело, начальник "огня и дыма".

Я, безусловно, был доволен таким поручением, хотя и понимал, что выполнить его не так легко. Меркушев нрав - обобщенных материалов о действиях нашей авиации почти не было. Если по отдельным статьям, очеркам, корреспонденциям в печати можно судить в определенной степени о напряженности воздушных боев, то специфика действий летчиков в тех или иных условиях, их тактика, применяемые боевые порядки в бою - материал не для газетных страниц.

Недавно среди сообщений Совинформбюро было следующее: "Группа наших летчиков-истребителей под командованием Героя Советского Союза капитана Глинки встретилась с десятью самолетами "Мессершмитт-109" и двумя "Фокке-Вульф-190". В ожесточенном бою советские летчики сбили 6 самолетов противника. Вместе с Дмитрием Глинкой отличился и его брат летчик Борис Глинка".

Прочитав, я очень обрадовался за Дмитрия, ставшего отличным летчиком, асом, Героем Советского Союза. Кроме того, в информации упоминался и его старший брат Борис. Они очень давно хотели воевать вместе и, оказывается, добились этого.

Чрезвычайно интересный материал, а для меня, как для товарища Дмитрия, его однокашника и бывшего командира, особенно. Но как летчик, я из этой информации мало что почерпнул: "Ожесточенный бой...", "Сбили". Все это правильно. Но как сбили? С какой дистанции открывали огонь? Как заходили в атаку? Как дрались немцы, особенно "фоккеры"? На эти и массу других вопросов газетное сообщение, попятно, ответа дать не могло.