11 мая вечером поступил приказ: "Выдать летчикам полетные карты и подготовить полк к перелету по маршруту с посадкой на одном из полевых аэродромов под Воронежем". Наконец-то! Настал долгожданный день и час.

В приподнятом настроении, весело, с шутками мы склеивали листы карт, прокладывали маршрут, делали расчеты. Подполковник Кутихин собрал в штабе всех, кто поведет группы. Полк пойдет двумя эшелонами. Для перевозки техников и механиков выделен транспортный Си-47.

- Старший лейтенант Шевчук в первом эшелоне ведет звено, - приказал командир полка, - возвращается на "Дугласе" и обратно - во главе восьмерки. Не устанешь? - посмотрел на меня внимательно Кутихин.

- Никак нет, товарищ подполковник! - ответил я торопливо, радуясь доверию и боясь, что командир передумает.

Спать не ложились долго, пока не убедились в полной готовности к перелету. Предстоял трудный и ответственный день, но в помещении летчиков до позднего часа не смолкали разговоры. Летим за Воронеж к левому флангу Курского выступа: сомнений нет - полк в составе 203-й истребительной авиационной дивизии вводят наконец в бой. Не подвела бы только погода. В большой перелет при облачности, тем более при дожде, могут не выпустить. В полку много молодых летчиков.

Утром погода как по заказу: чистое небо, солнце. Наскоро позавтракав, спешим к машинам. Последние указания. Нас поведет лидер, самолет-бомбардировщик Пе-2. Все заметно волнуются: маршрут большой, задание ответственное.

Вскоре первая эскадрилья полка в воздухе. Идем с набором высоты. Кончились мои тыловые мытарства. Я лечу, лечу на фронт! Радостно поет свою песню мотор "яка". Как-то будем воевать с тобой, мой новый боевой друг?

Много людей на протяжении целого года помогали мне встать на ноги, выздороветь, во всеоружии встретить тот день: медсестра Маруся, безыменный командир стрелкового полка, Анна Павловна Авророва, подполковник Кутихин, комиссар Меркушев, генерал Варанчук, да только ли они!..

А жена? Разве не ее забота, любовь, вера в меня помогли мне быстрее встать в строй? А отец, родные, оставшиеся на территории, занятой врагом, разве не взывали они: "Освободи нас, Василий!" А разве партия не поддержала меня в трудное для всех нас время? Разве не сознание долга коммуниста, советского человека вело меня к незабываемой минуте, когда я снова иду в бой за Родину!

Впереди еще тысячи километров войны. Не раз мы будем переклеивать полетные карты района предстоящих боев, прежде чем на них появится "населенный пункт" стратегического значения - город Берлин. Но мы летим. И с каждой минутой сокращается это расстояние. Летит наш полк, наша дивизия, и одному Верховному Главнокомандованию известно - сколько самолетов, танков, людей летит, едет, идет сейчас к фронту, чтобы новыми силами, новой техникой, новой яростью ударить по врагу. И я счастлив, что в этой великой армаде - я, старший лейтенант Шевчук...

Поклон мой низкий и огромная благодарность тем, чьими заботами, любовью, участием в судьбе летчика-бойца возвращен я в строй защитников Родины!

И снова в бой

Последняя посадка на одном из промежуточных аэродромов нашего длинного маршрута к фронту. Заправили самолеты горючим, наскоро перекусили - и снова в воздух.

Ребята мои держатся в строю неплохо. Но это, можно сказать, парадный строй. В бою полета "по линеечке" не будет. Там в бешеной карусели нужно так пилотировать истребитель, чтобы ни на секунду не отрываться от ведущего. В то же время необходимо следить за воздухом и, главное, в нужный момент сообразить, где, как, когда и какого врага следует уничтожить, чтобы твоя пара, группа выполнила главную задачу. Это у них сразу не получится. Но сразу мы, видимо, и не вступим в бой. Конечный пункт маршрута, аэродром посадки, примерно в ста километрах от линии фронта. Вряд ли фронтовой аэродром истребительной авиации расположен так далеко. А может быть, это нам дали в целях сохранения тайны передислокации дивизии, и с него мы тут же перебазируемся ближе к фронту? Впрочем, скоро все выяснится. Главное, что на наших картах обозначены передовые позиции немецких войск и даже с этого аэродрома, в крайнем случае, можно вести боевые действия.

По расчетному времени сейчас должен показаться Воронеж. Маршрут, правда, проложен не через город - он остается в десяти километрах слева. С высоты полета его, должно быть, хорошо видно. Однако как ни всматриваюсь ничего похожего не вижу. Сличаю карту с местностью - не уклонился ли наш лидер от маршрута? Нет, летим точно. Вот контрольный ориентир железнодорожная станция. А города нет. Странно. В мареве дымки на горизонте проплыл какой-то темно-серый массив. Но что именно - не понял.

Пересекли Дон, идем по направлению к Старому Осколу. Начали снижаться к КПМ - конечному пункту маршрута. Скоро посадка. Видны уже отдельные деревья, проселочная дорога. И вдруг среди привычных красок проплывающего внизу ландшафта в глаза бросается черное пятно - сожженное село. Я уже забыл после Керченского полуострова, как они выглядят - сожженные села и деревни. Сразу вспомнились одиноко стоящие в выгоревших садах черные остовы печей. И страшная догадка заставила меня вздрогнуть - унылое темно-серое пятно на горизонте и есть Воронеж. Не белые дома, не четкие линии проспектов, не высокие трубы индустрии, а руины одного из красивейших культурных центров России проплыли несколько минут назад неясным контуром на горизонте.

Больше 200 дней Воронеж был ареной ожесточенной борьбы. А в январе того же, сорок третьего, года Красная Армия окружила и разгромила здесь крупную группировку противника. В результате этой операции наши войска освободили большую часть Воронежской и Курской областей. И, продолжая наступление на запад, изгнали захватчиков из Курска, Белгорода, Харькова. Это была одна из крупных побед советских войск в зимнем наступлении 1943 года.

Однако немецко-фашистскому командованию удалось создать юго-западнее Харькова сильную группировку, которая превосходила наши войска в живой силе в два, а в авиации - в три раза, и в начале марта нанести удары по Харькову и Белгороду. Полмесяца советские соединения вели тяжелые оборонительные бои и 15 марта были вынуждены оставить Харьков, а через три дня и Белгород. К концу марта Красная Армия остановила контрнаступление немцев на рубеже Краснополье, севернее Белгорода, далее - по левому берегу Северского Донца. На этом участке фронта и образовался южный фас Курского выступа, то есть Курская дуга. Восточная точка этого фаса была для нашего аэродрома ближайшим участком фронта, расположенного возле лесного массива, неподалеку от реки Оскол.

Как только мы приземлились, последовала команда: "Самолеты рассредоточить, тщательно замаскировать, подготовить укрытия для личного состава".

Вручную закатили истребители в лес на подготовленные стоянки, на плоскости и фюзеляжи самолетов набросали веток. Но этого оказалось мало: нам привезли маскировочные сетки и приказали построить капониры.

Летчикам это не очень понравилось: "Закопаемся, как пехота, а чтобы вылететь, полчаса разгребаться будем". И тут последовало разъяснение, что боевой работы пока не ожидается, личный состав и технику нужно беречь: "Это вам не в тылу загорать. Здесь и фашистские бомберы полетывают".

Словно в подтверждение этих слов, в стороне, километрах в восьми десяти южнее, появился самолет-разведчик. Но с нашего аэродрома никто не взлетал, хотя здесь стояли истребители не только 247-го полка.

Степан Карнач аж кулаки сжал:

- Эх, подлетнуть бы до той "рамы". А, Василь?

У меня тоже появился боевой азарт при виде безнаказанно летающего противника. Тем более что я давно жаждал встречи с врагом.

Мы пошли к Кутихину, который приземлился первым и принимал наши самолеты у стартовой радиостанции. Оказалось, что он и сам хотел поднять пару наших летчиков, но ему запретили.

- Приказ, чтобы мы и носа не показывали в воздухе. Понятно?

- Все понятно, - пошутил Карнач, - торопились воевать, а нас в лесу спрятали.