ГЛАВА 60

ГЛУШИТЕЛЬ

Я должен действовать быстро. Мотель, в который отвезли Елену, находится на другой стороне острова, солнце уже встает, а значит, скоро там будет много людей, и выбрасывать тело, когда любой может в любую секунду свернуть за угол, не совсем идеально, в маске или без нее.

Вдобавок ко всему, у меня есть целая бригада уборщиков, которые оттирают кровь с полов. После того как разберусь с телами, отправлюсь в свой президентский номер в «Черном дворце», где Елена, Кэролайн, Бетани, Эллиот, Эдвин и я останемся до тех пор, пока мой дом снова не станет безупречным.

Хмыкаю про себя. Проклятье, как много сказано. В прошлом году в это время здесь были только я и Эдвин. Никогда не думал, что смогу сказать это, но я чертовски рад, что не покончил с собой в ту ночь, когда встретил Елену. Иногда, когда думаю о том, как близок был к этому, меня охватывает фантомное чувство вины, потому что я беспокоюсь о том, какой была бы ее жизнь, если бы я умер, как и собирался.

Интересно, думает ли она о той ночи так же часто, как и я?

Закрепляя маску на лице, замечаю быстрое движение на одном из мониторов. Обычно я не включаю внутренние камеры в особняке, в основном потому, что у меня никогда раньше не было в этом необходимости. Охраны периметра и внешних камер было более чем достаточно.

Но раз уж Елену похитили, хочу быть более слишком осторожным. Их не так много. Всего несколько в местах общего пользования. Фойе, столовая, кабинет, кухня.

Вот откуда и исходит движение. Кухня. Движение пропадает из кадра, поэтому выбираю мышкой схему с камерами на кухне и прокручиваю, пока не вижу, что там происходит.

— Черт!

Мчусь наверх, на ходу надевая глушитель на пистолет, и продолжаю путь на кухню. Настигаю ублюдка как раз в тот момент, когда тот поднимается на ноги и смотрит вниз на неподвижное тело Бетани.

Падаю на пол из-за жестокого удара по моему торсу и сразу же чувствую теплую, липкую кровь. Разворачиваю кулак и бью самозванца по лицу, удерживая за рубашку.

Он замирает, а я ползу к Бетани.

Черт, черт, черт. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, будьте живы.

Снимаю перчатку, прикладываю два пальца к шее и жду пульса. Пульс не прощупывается. Моя первая эмоция - не печаль. Не чувство вины. И даже не гнев.

Это страх, потому что, что, черт возьми, я собираюсь сказать Елене?

Слышу движение позади себя и поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы почувствовать, как пуля пронзает мою правую руку. Падаю на левый бок и стону.

А потом этот ублюдок стреляет в меня снова, на этот раз в ногу. А потом снова в другую ногу. А потом снова и снова, и снова в грудь. Спасибо, блядь, моему бронежилету.

Мужчина нервно дергается, словно в шоке от того, что я еще жив. А потом делает то, что всегда не удавалось всем остальным - направляет пистолет мне в голову.

Тяжело вздыхаю. Моя грудь словно горит. Зрение чернеет от боли. Я едва могу дышать.

Неужели так и умру? Буду убит своей собственной тенью, в своем же доме.

О, чертова ирония.

Если уж я и так умираю, то без боя не останусь. Мои пальцы дергаются к одному из пистолетов, пристегнутых к ногам, но мягкие, нежные руки делают это быстрее меня.

Я бы хотел сказать, что горжусь Еленой за то, что она такая сильная, но это не так, потому что она становится между мной и заряженным пистолетом, а я не в состоянии ничего с этим поделать.

— Сними это, - требует она, почти крича во всю мощь своих легких, когда направляет на него пистолет. — Маску, снимай ее!

— Отойди, - требует мужчина, — Дай мне закончить с этим, Елена.

По его вискам стекает пот, а кровь просачивается сквозь рубашку и капает на пол. Его руки трясутся. По позе вижу, что он не собирается стрелять в Елену.

Но она с радостью застрелит его. И, взглянув на тело матери, именно так и поступает. Стреляет в те же места, куда и ранее. Он падает на спину на пол, и в этот момент дешевый механизм его маски ломается и она слетает с лица, а затем с грохотом падает на пол.

Елена задыхается, ее руки падают по бокам.

— Папа?

Падает на колени и, выронив пистолет, подползает к Эллиоту. Ее руки дрожат, когда она ощупывает его торс в том месте, куда стреляла.

— Папа... я... подожди. Папа, нет, мне так жаль. - Ее резкие крики наполняют спертый воздух, а мне удается сесть, опираясь спиной о кухонный остров.

Эллиот протягивает руку, чтобы погладить Елену по щеке, и я наблюдаю, как по ее лицу текут густые слезы, которые покрывают щеки миллионом различных противоречивых эмоций. Чувство вины, страх, растерянность, гнев, неверие, сожаление.

Он тоже начинает всхлипывать.

— Помнишь ли ты первое, что сказала мне, когда я пришел в больницу после того, как тебя изнасиловали?

Моргая от слез на глазах, Елена качает головой.

Он грустно улыбается.

— Ты попросила меня прогнать чудовищ из-под твоей кровати. Но монстр никогда не был под твоей кроватью, не так ли? Он в твоем сердце.

Она снова качает головой, на этот раз от отрицания.

— Папа, ты пытался убить его. Ты убил маму.

Она продолжает называть его папой, но лежащий там мужчина - не ее отец. Это не Эллиот Янг. Они могут выглядеть и говорить одинаково.

Но ее отец умер в тот момент, когда я направил на него пистолет в День благодарения.

— Я просто хотел спасти тебя.

Елена вздрагивает от сильных рыданий.

— Я никогда не просила тебя спасать меня. - Поворачивается и смотрит на меня, умоляя помочь.

Я бы сделал для нее все, что угодно. Но только не это. Он убил свою жену и четырех невинных людей. И ради чего? Чтобы дать понять, что я ему не нравлюсь?

Елена снова смотрит на отца и его глаза молят о милосердии, которого он не заслуживает. Она знает это. Знаю я. И он тоже.

По моим венам ползет что-то неприятное. Мне не нравится эта ситуация.

Вижу крошечный кусочек человечности в его глазах, когда она помогает ему сесть рядом со мной на остров. Мы оба тяжело дышим, преодолевая боль. Елена снова умоляет глазами о помощи.

— Кристиан, я не знаю, что делать.

— Милая, - говорит Эллиот, прижимая ее голову к своей груди. — Не волнуйся за меня. Со мной все будет в порядке.

— Я стреляла в тебя!

Он удрученно смеется.

— Да, ты все еще хороший стрелок после стольких лет. - Гладит ее по волосам. — Я горжусь тобой, детка, ты знаешь это? Очень горжусь.

Она хнычет и обнимает его с тем же пылом, с каким обнимала в больнице. С любовью, печалью и надеждой. Полная прощения.

Не то чтобы он этого заслуживал.

Эллиот отстраняется, обнимает ее щеки и грустно улыбается.

— Мне так жаль, - шепчет он. — До этого момента я не понимал, что, убив его, не смогу спасти тебя. - Глоток. — Единственный способ спасти тебя - отпустить.

Прижимается лбом к ее, пока она плачет, а затем нежно целует в щеку, прежде чем повернуть голову и посмотреть мне прямо в глаза.

— Как тебе такое страдание?

Достает пистолет, который уронила Елена, и, прежде чем успеваю понять, что он делает, приставляет к ее виску.

И нажимает на курок.

Весь мой мир становится красным. Тело немеет от ярости. Я оглох. Единственное работающее чувство - зрение, и я в ужасе смотрю, не в силах пошевелиться, как Эллиот отпускает Елену, и ее безжизненное тело падает прямо мне на колени.

Вижу ее мертвые глаза, смотрящие прямо в потолок, и срываюсь.

Не думая, не заботясь, не чувствуя, бросаюсь к Эллиоту, хватаю за горло и наношу первый удар. Затем второй. Потом третий.

Прекращаю считать, когда дохожу до двадцати, и, используя всю ту необузданную дикую ярость, что течет по моим венам, наношу удар за ударом, жестокий удар за ударом прямо ему в лицо. Эллиот не пытается сопротивляться. Все, что он делает- терпит.

И я убиваю его.

Убиваю голыми кулаками. Бью до тех пор, пока его череп не превращается в бесполезные осколки костей, пока его мягкие ткани и кровь не начинают хлюпать под моими руками, брызгая мне в лицо кровью с каждым ударом кулака.

Бью его до тех пор, пока он не превращается в неузнаваемую кучу крови и тканей.

Испускаю тяжелый вздох, за которым следует громкий, безумный, леденящий кровь крик. Перевожу дыхание и отползаю к телу Елены, лежащему в луже крови. Притягиваю ее тело к себе и целую в лоб, а затем достаю пистолет.

— Папа?

Мой мир замирает, когда я оглядываюсь через плечо и вижу Кэролайн, стоящую в дверях кухни. Ее кролик лежит на изгибе локтя, а она смотрит на меня, засунув указательный палец в рот.

— Мама сказала, что будут блины.

Всю мою грудь словно снова и снова пронзают ножом. С каждым ударом сердца боль только усиливается.

Снова смотрю на Елену, а затем оглядываюсь через плечо.

— Хорошо, детка. Просто... повернись и досчитай до ста, а я принесу тебе блинчики, хорошо?

— Но папа, я не знаю, как считать до ста.

— Ничего страшного, малышка, просто повернись и считай, сколько сможешь.

Все это время я держался за ниточку по имени Елена, а теперь ее нет.

Прижимаю своего ангела к груди и жду, пока Кэролайн досчитает до десяти, прежде чем приставляю пистолет к своей голове.

И, как всегда было суждено, нажимаю на курок.