ГЛАВА 41

ВИТТОРИО КАТАНЕО

Удержание взгляда на обладателе первого одолжения этой ночи требует усилий, которые не должны быть необходимы, но каждая частичка меня обращает внимание на одну точку слева от меня.

Даже в окружении сотен людей мне удается найти Габриэллу, как будто ошейник был не единственным знаком моего господства, наложенным на нее в ночь бала, и, в отличие от ее ошейника, другие никогда не были взяты обратно.

Оказание услуг - одна из традиций вендеммии. Несмотря на то, что этот праздник посвящен окончанию сбора урожая в Санто-Монте, на него приглашаются все мужчины и женщины, живущие в окрестностях, и многие люди весь год ждут этого момента, чтобы попросить благословения у Ла Санты. Они просят меня, я даю благословение, а Тициано, который ждет в комнате неподалеку, принимает их, чтобы организовать выполнение просьб, которые я дал.

На протяжении последних двенадцати лет я выполнял эту обязанность с тем же усердием, с каким я выполняю любую другую работу, которую требует от меня Саграда. Однако сегодня, хотя я прекрасно осознаю свой долг, каждая минута, проведенная здесь, кажется мне вызовом собственным пределам.

— Дон. — К нам подходит мужчина средних лет. Я протягиваю руку, и он целует кольцо Ла Санты, после чего с поклоном уходит.

— Чем Саграда может помочь вам сегодня?

— У меня есть небольшой участок земли, дон Катанео, но в этом году чума поразила мою плантацию, и мне нет возврата, я потерял все. Я хотел бы попросить у вас средств, пожалуйста, чтобы поддержать мою семью зимой и начать все сначала.

— Пусть Ла Санта благословит вас и пусть вы не забудете ее благословения.

— Спасибо, дон.

Следующая в очереди - молодая женщина, она ведет ребенка за руку, еще одного – держит на колене, а еще одного - в раздувшемся животе. Светловолосая беременная женщина целует кольцо, прежде чем уйти.

— Дон Катанео.

— Чем Саграда может помочь вам сегодня? — Глаза женщины слезятся, и она делает глубокий вдох, прежде чем заговорить.

— Я потеряла мужа месяц назад, дон. У меня родилось двое детей и один в животе, но я не могу работать, чтобы содержать их, потому что у меня нет никого, кто мог бы позаботиться о них, пока я это делаю. Мне осталось два месяца до рождения нового ребенка, и мне нужна работа, которую я смогу выполнять, не бросая своих детей, Дон.

— Да благословит тебя Ла Санта, и да не забудешь ты ее благословения.

Очередь продолжается, от фермеров с проблемами посадки до имущественных споров, я обслуживаю всех мужчин и женщин, которые приходят за помощью к Саграде, но с кем бы я ни разговаривал и о чем бы ни говорил, мой взгляд никогда не отрывается от нее.

За эти часы Габриэлла бросает на меня взгляд более десятка раз. Во всех случаях ее темные глаза спрашивают одно и то же: "Что я сделала не так?", хотя единственное, что девушка делала рядом со мной, – это дышала.

Мне нужно было уйти после фиаско, которое потерпела наша последняя встреча, я не мог держать ее рядом с собой, я не доверял своему самоконтролю настолько, чтобы сделать это. Однако жар, пылающий в моих венах, подсказывал мне, что если я действительно хочу использовать этот подход, то, вероятно, лучше отправить девочку на другую планету, потому что желание прикоснуться к ней усиливается с каждым шагом, который она делает от меня.

Габриэлла вернулась на вечеринку некоторое время назад, они с Рафаэлой стоят в танцевальном кругу, недалеко от костра, и когда мужчина протягивает руку моей девочке, приглашая ее на танец, я прижимаю пальцы к резным деревянным ручкам стула, на котором сижу. Девочка краснеет, но отказывается от приглашения, и желание вознаградить ее за это становится абсолютным.

Я перевожу взгляд на передний план и замечаю, что очередь одолжений закончилась. Интересно, на что я согласился сегодня вечером, ведь я не помню подавляющего большинства просьб, обращенных ко мне.

Дочь Кармо вытаскивает Габриэллу из круга, и они вдвоем идут к чанам, в которых давят виноград. Улыбка, которая сразу же появляется на лице малышки, не дает мне оторвать от нее глаз.

И не сказать, что раньше мне было легко это сделать.

Габриэлла снимает сандалии и моет ноги. Их с подругой спор длится недолго, и я понимаю, о чем они говорили, когда бразильянка заходит в ванну одна. Вероятно, ей захотелось компании, а Рафаэла отказалась. Я не слышу крика, который издает Габриэлла, когда ее ноги впервые наступают на виноград, но я представляю его в своей голове по движению ее губ.

Она откидывает голову назад в громком, нервном смехе, а снаружи ее подруга рассказывает ей, как это делается. Габриэлла переполнена радостью, когда имитирует движения внутри виноградной дорожки.

Так непохоже на мертвую девушку, которую я нашел в Бразилии...

Я не отворачиваюсь, хотя знаю, что не должен обращать на нее столько внимания ни при каких обстоятельствах, но особенно на публике. Однако, в очередной раз доказывая отсутствие контроля, которому способна подвергнуть меня только Габриэлла, я едва моргаю глазами и, когда она удовлетворенно наступает на виноград, встаю и иду к ней, чувствуя, как сила, которая заставляла меня следить за каждым ее движением все то время, что я здесь нахожусь, тянет меня к ней. Это чертова нехватка контроля, но я не прилагаю никаких усилий, чтобы избежать этого.

Ее глаза поднимаются, как будто, как и я, Габриэлла чувствует мое присутствие. Ее взгляд следует за мной, пока я делаю последние шаги к ванне, где она остается стоять. Я протягиваю руку, девочка смотрит на мои пальцы, потом на мои глаза, прежде чем принять ее. Ее прикосновение к моей ладони отдается в моем теле, активируя сенсорную память, которой я был лишен в течение последней недели: ее прикосновение.

Габриэлла раздвигает губы, не сводя глаз с моих, и все ее тело слегка наклоняется ко мне, несмотря на физический барьер и расстояние, между нами. Она даже не замечает этого.

Спустя несколько секунд ее ресницы вздрагивают и опускаются, как будто она только что вышла из оцепенения и вспомнила, что ей нужно двигаться. Медленно Габриэлла поднимается по маленьким ступенькам из виноградной дорожки, затем спускается по тем, что оказались с другой стороны, держа одной рукой мои пальцы, а другой - подол своего платья, пропитанный виноградным соком.

— Сэр, — произносит она мягким голосом, прежде чем сделать небольшой поклон, и я чувствую это слово в каждом дюйме себя, как и каждый раз, когда девушка использовала его. Я даю себе минуту, чтобы просто посмотреть на нее, прежде чем кивнуть и отпустить ее руку.

Повернувшись к ней спиной, я отправляюсь домой.

***

Холодный душ ничуть не успокоил мой разум, настойчивый образ Габриэллы, смеющейся, топча виноград, поселился в нем на каждом дюйме и не желает уступать контроль над ним.

Улыбка на ее лице, движения маленькой груди и широких бедер, радость, излучаемая бразильянкой, смех, которого я не слышал и который просто не могу перестать пытаться представить. Абсолютно все, что связано с этим моментом, без разрешения выгравировалось на стенках моего черепа и настойчиво пытается сделать то же самое с каждым из моих нервов.

Микрофильм, который я продолжаю просматривать по бесконечному кругу, фиксируя каждый жест и взгляд, как будто в том, что я знаю точную секунду каждого моргания Габриэллы, заключается решение всех проблем, которые у меня когда-либо были и которые однажды еще появятся.

Я смеюсь, злясь на себя. Ручной секс. Я дошел до того, что подумывал подрочить в поисках облегчения от ощущений, которые никогда раньше меня не одолевали.

Я не двенадцатилетний ребенок, который не может контролировать свои желания. И хотя я не поддался унижению мастурбации, неспособность выкинуть девушку из головы и рассматривать возможность передать ее Коппелине в качестве решения проблемы - гораздо большее унижение.

Одна только мысль о том, что она будет вне поля моего зрения и досягаемости, доводит меня до предела, который никто в здравом уме не захочет переступать. Я испускаю долгий вздох и убираю волосы назад, прежде чем выйти из кабинки. Громкий звук заставляет меня быстро войти в дверь спальни, на мне лишь пара треников.

Мне не нужно далеко ходить, чтобы найти источник шума. Едва переступив порог, я натыкаюсь на Габриэллу: в конце коридора она натолкнулась на картину.

Ее карие глаза моргают, а затем расширяются, когда она замирает и смотрит на меня. Габриэлла пробегает взглядом по моей обнаженной груди, и оттенок красноты на ее щеках становится все более интенсивным, но это не мешает ей продолжать свое молчаливое, неспешное исследование. Ее взгляд блуждает по каждой моей мышце, задерживается на татуировках и шрамах, а когда возвращается к моему лицу, он полон ожидания.

На бразильянке все то же белое платье с подолом, пропитанным виноградным соком, что и несколько минут назад. Ее длинные темные волосы лежат дикими волнами, а губы приоткрыты.

Она не должна быть здесь.

Вечеринка еще не закончилась, если я и покинул ее, то только потому, что больше не мог выносить это ощущение, что не могу перестать смотреть на Габриэллу, что не могу не следить за каждым ее жестом, улыбкой и шагом, что эта сила тянет меня к ней и не дает сделать ничего разумного, пока я пытаюсь ей сопротивляться.

Я уже выяснил, откуда доносится шум, логичным решением было бы вернуться в свою комнату и запереть дверь. А еще лучше - отделить полмира от безрассудной девчонки в конце коридора, чтобы убедиться, что у меня действительно больше здравого смысла, чем у нее.

Однако я делаю совсем не это. Я ликвидирую пространство, между нами, и в этот момент единственная часть тела Габриэллы, которая движется, это ее грудь, поднимающаяся и опускающаяся в темпе, слишком быстром для нормального дыхания.