К микрофону подошёл сенатор от демократического штата, чтобы объявить о победе на выборах в Конгресс в штате Колорадо. Те, кто пришёл по политическим мотивам, а не только повеселиться, радостно закричали. Остальные продолжали пить и танцевать.

Через несколько минут к микрофону подошёл ещё один калифорнийский политик.

- Леди и джентльмены! - выкрикнул он. - Леди и джентльмены! - Кричал он так, словно объявлял открытие пятничного вечера боксёрских боев. - Леди и джентльмены, для меня честь и почёт представить вам избранного вице-президента Соединённых Штатов Джона Нэнса Гарнера от великого штата Техас!

Когда Гарнер поднимался к микрофону, закричало ещё больше людей. Контроль техасской делегации подарил ему второе место в строю, пусть даже он и не смог выторговать себе путь до самого верха. Его пухлый красный нос говорил о том, что далеко не все рассказы о его пьянстве являлись лживыми домыслами его противников.

У него были крупные бугрящиеся мышцами руки, руки, которые свидетельствовали о том, что этот человек всю жизнь тяжело работал. Сейчас они были триумфально вскинуты.

- Друзья, мы попробовали и у нас получилось! - выкрикнул он. Местечковый акцент у него был тягучий, словно соус для барбекю. - Герберт Гувер может уходить и делать всё, что ему вздумается, потому что с Америкой он уже ничего сделать не сможет!

Вот теперь он получил настоящую овацию, в которой нежился, словно старая черепаха с мягким панцирем, греющаяся на скале в лучах солнца.

- Теперь мы будем делать с Америкой, что захотим! - выкрикнул кто-то, принявший на грудь немалую дозу спиртного.

- Точно! - начал Гарнер. Затем он одумался и помотал головой. - Не, к чертям собачьим! Мы будем служить Америке, а не крутить ею. Погодите и сами увидите, ребята. Вы не узнаете эти места, когда в дело вступит Джо Стил.

Толпа продолжала его славить, хотя слова можно было истолковать двояко. Словно по волшебству рядом с Чарли материализовался Стас Микоян.

- Скоро Джо Стил скажет пару слов, - сказал он. - Он избавит всех от того дурного послевкусия, что осталось от этого старого пьяного дурня.

- Когда побеждаешь с таким отрывом, никакого дурного послевкусия быть не может, - сказал Чарли.

Он не мог спрашивать Микояна о скоропостижной кончине Франклина Рузвельта. Он был убеждён, что Микоян ничего не знал. Знавший о подобных вещах не мог выглядеть столь бледно на съезде в июле.

Чарли огляделся в поисках Винса Скрябина. Молотка Джо Стила ему обнаружить не удалось. Если спросить об этом Скрябина, можно получить весьма интересный ответ. Либо это окажется самой последней глупостью, которую Чарли совершит в своей жизни. Отсутствие его в поле зрения могло оказаться скорее хорошим знаком, нежели дурным.

"Либо я всё навыдумывал, сочиняя то, чего не было". Чарли пытался убедить себя в этом с самого съезда. В лучшие времена у него почти получалось. В не самые лучшие, ничего не выходило. В дурные времена он убеждал себя, что всё это не будет иметь никакого значения, когда Джо Стил принесёт присягу. Теперь же приходилось надеяться, что он прав.

***

Майк Салливан стоял на лужайке у Белого Дома, в ожидании, когда Герберт Гувер и Джо Стил выйдут наружу и отправятся на инаугурацию президента. Было почти тепло, стояла почти весна - 4 марта 1933 года. Лужайка всё ещё выглядела по-зимнему бурой; сквозь увядшие стебли проглядывало лишь несколько пучков молодой травы.

Это был последний раз, когда президент вступал в должность, спустя пять месяцев после избрания. Штаты только что ратифицировали Двадцатую поправку. Отныне днём инаугурации станет 20 января. Да, зимой, но в Вашингтоне это не так уж и страшно. С появлением телефонов и радио, с появлением поездов, автомобилей и даже самолётов, дела шли гораздо быстрее, чем в те времена, когда отцы-основатели подписали конституцию.

Военный оркестр заиграл национальный гимн. Словно во время бейсбольного матча, Майк снял шляпу и приложил её к сердцу. В украшенном колоннами фасаде Белого дома открылась дверь. Оттуда плечом к плечу вышли президент действующий и президент избранный.

Здоровяк Гувер был на несколько сантиметров выше Джо Стила. Он не так уж сильно возвышался над победителем, как этого ожидал Майк. Неужели Джо Стил надел обувь на высокой подошве? Если так, обувь у него хорошая: Майк не смог разобраться с первого взгляда, как это было с обычными высокими ботинками.

Другая вещь, которая делала Гувера выше - чёрный шёлковый цилиндр. Также на нём был белый галстук и фрак. Он был похож на главу Союзников, диктующего Германии условия мира в Версале в 1919 году. Он с равной степенью мог быть похож и на лидера европейских дипломатов, сорока годами ранее торговавшихся за Берлинский договор между Россией и Турцией.

По сравнению с ним Джо Стил был, вне всякого сомнения, выходцем из двадцатого века, а не из девятнадцатого. Да, на нём был чёрный костюм и белая рубашка, но одежда была такой, какую мог легко надеть преуспевающий фармацевт, отправляющийся на званый ужин. Воротник рубашки был стояче-отложным, а не классической стойкой с торчащими крылышками уголков. Да, на Джо был повязан строгий чёрный галстук, вместо забавной белой "бабочки". А на голове он носил не цилиндр, и даже не шляпу-федору, а твидовую кепку с рисунком в "ёлочку".

Одеяние Гувера говорило: "Я важен. У меня есть деньги. Я указываю людям, что делать". Однако одежда Джо Стила несла иное послание, и доносила его чётко и ясно. Его костюм говорил: "Я обычный парень. И приоделся я, потому что так надо". Кепка же добавляла: "Но всё равно я не считаю, что всё это так уж важно".

Все вокруг Майка разом охнули, увидев, во что разоделся новый президент.

- Стыдоба! - произнёс один.

- Нет у него никакого стыда, - ответил ему другой.

Майк хихикнул про себя. Если эти двое репортёров не были старорежимными республиканцами откуда-нибудь из Филадельфии или из Бостона, то он очень удивится. Когда люди, подобные им, умудряются заметить, что мир вокруг них изменился, им, как и королеве Виктории, "не смешно".

Впрочем, королева Виктория уже давным-давно мертва. Майк гадал, сумели ли эти твердокаменные (и каменноголовые) республиканцы заметить этот факт.

Фотографы защёлкали камерами. Начали хлопать вспышки. Джо Стил вежливо коснулся козырька своей непристойной кепки. Гувер выглядел так, словно съел лимон. С ноября он так выглядел на всех фото, что попадались Майку.

Позади мужчин появились их жёны. Лу Гувер была единственной женщиной, учившейся геологии в Стэнфорде в то время, когда там учился Герберт Гувер. И спустя сорок лет она оставалась привлекательной женщиной и носила платье, в котором, возможно, встречала королевскую чету Англии*. Бетти Стил была одета в платье, казалось, сошедшее со страниц каталога "Монтгомери-Уорд", с самых лучших его страниц, и всё же... любая женщина средних лет из среднего класса и с толикой вкуса могла бы выбрать и позволить себе купить это платье.

Она выглядела не столь счастливой, как могла бы. Насколько Чарли было известно, для неё это обычное дело. Они с Джо потеряли двоих детей от дифтерии, с разницей всего в несколько дней, и больше детей у них не было. После этого он все силы отдал политике. У неё, кажется, сил не осталось совсем.

Для потомков было сделано ещё несколько фотоснимков первых леди. Никто возле Майка не стал насмехаться над одеждой Бетти Стил. Всё людское негодование досталось её мужу.

Обе президентские четы прошли к длинном автомобилю с открытым верхом, дабы на нём отправиться на церемонию принесения присяги на Национальной Аллее. Репортёры и фотографы разбежались по машинам, которые проследуют за шикарным лимузином на официальную инаугурацию. Мест никто не бронировал; Майку эта погрузка напомнила схватку в регби. Ему удалось урвать себе место рядом с водителем в "Форде", модели "А". Он чувствовал себя сардиной в банке, но, по крайней мере, он доедет.

От костров в парке Лафайет, что через улицу от Белого дома, шёл дым. Там встали лагерем те, кому больше негде было жить. Никаких сомнений в том, что они надеялись навести президента на кое какие мысли, когда тот будет выглядывать в окно. Судя по тому, что Гувер делал в течение всего своего неудачного срока, в ту сторону он он выглядывал нечасто.

Около Аллеи стояла лагерем Бонусная армия*, пока Гувер не приказал генералу МакАртуру её разогнать. Тот и разогнал, огнём, штыками и слезоточивым газом. Все, кто не имел достаточно средств к существованию, сочувствовали беспомощным жертвам, а не их угнетателям в форме. Гувер, казалось, делал всё возможное, чтобы поглубже вырыть себе политическую могилу и прыгнуть в неё.

"А как же Рузвельт?" - в тысячный раз подумал Майк. Инспектор по поджогам не сказал, что губернаторскому особняку помогли загореться. Не сказал он и обратного. Он сказал, что доказать он ничего не может. Чарли попытался раздобыть телефонные записи, посмотреть, не разговаривал ли Винс Скрябин тем утром с кем-то в Олбани. Неважно, сколько наличности ему пришлось потратить, успеха он не снискал. Те записи "были недоступны". Кто-то сделал так, чтобы они исчезли? Если так, никто в этом не признается. Мёртвый тупик в деле мёртвого Рузвельта.

Вдоль улицы выстроились толпы, посмотреть, как едет новый хозяин Белого дома. В толпе находились юристы и переговорщики, которые обслуживали Конгресс, и которых Конгресс всегда обслуживал. В Вашингтоне, как и везде, дело решали деньги. По правде сказать, в Вашингтоне, по сравнению с другими местами, деньги решали гораздо больше.

Майк легко узнавал таких людей. Большинство из них не были одеты столь же экстравагантно, как Герберт и Лу Гуверы. Не были, но могли бы. Качество стрижки, покрой одежды, блеск настоящего золота, когда кто-нибудь оттягивал манжету... Майк отлично всё подмечал.