Я принялась вышагивать туда-сюда. Это не могли быть они. Должно быть, случилась ошибка. Они были моей единственной семьей. Единственной семьей у нас с Лекси.

— Соболезную, мисс Спенсер, — это прозвучало как вердикт.

И тут осознание накрыло меня. Они умерли. Убиты. В этот момент ноги подкосились, и я рухнула на стул, который оказался идеально расположен. Иначе я упала бы на землю. Полицейский, возможно, продолжал говорить, но я его не слышала. Я не слышала ничего, кроме грохота сердцебиения. И удушающей, душераздирающей боли. Дыхание стало прерывистым.

Телефон отняли от моего уха, и передо мной присел Зейн. Его огромное тело заполнило мне обзор. Я сосредоточилась на нем. На его жилете. На его сильных руках, на его татуировках, на мощных мышцах шеи. Дневная щетина на его челюсти слегка скрывала эспаньолку. Затем я встретилась с его глазами, которые не отрывались от меня, пока он рычал что-то в телефон. Я не сводила с них глаз. Они были моим якорем, не давая рухнуть в пропасть.

— Кто это, черт возьми? — потребовал он полукрича.

Наступила тишина, и Зейн напряженно слушал.

— Убиты, — прошептала я сломленным, измученным голосом. Я говорила это себе, ощущая на языке мерзость этого слова.

Зейн дернулся, когда я заговорила.

Убиты. Как могли быть убиты два самых заботливых человека, которых я знаю?

Моего телефона больше не было в руке Зейна, и его большие ладони обхватили мою шею, легко сжимая.

— Мия, — начал он таким нежным голосом, что мне пришлось на мгновение посмотреть, чтобы убедиться, что это действительно говорит он. Ошибки не было. Грубый, порой откровенно пугающий чувак разговаривал со мной нежным, ласковым и успокаивающим тоном. И смотрел на меня так же.

— Кто захочет их убить? — отчаянно спросила я его. — За всю свою жизнь они никому не причиняли вреда. Они бабушка и дедушка, хорошие люди. Ава печет пирожные. Кто захочет обидеть бабушку, которая печет пирожные?

Я задохнулась. Пусть мы и не были кровными родственниками, но они стали мне родителями. Единственными бабушкой и дедушкой, которых знала Лекси. И которых когда-либо узнает.

Лицо Зейна окаменело. Казалось, он собирался что-то сказать, но его опередил тихий голосок.

— Мама?

Я посмотрела мимо Зейна на Лекси, стоявшую чуть позади него. Киллиан с мрачным видом держался неподалеку.

При взгляде на дочь меня пронзила боль. Она почти всегда была счастливой. Несмотря на отсутствие отца и то, что она выросла без роскоши, у нее было хорошее детство. Во многом благодаря двум людям, которых она любила. И теперь мне предстояло ей сказать, что этих людей больше нет. Ее беззаботная жизнь будет разрушена, и она испытает боль, от которой я не смогу ее защитить и оградить.

Я поднялась со стула, находя силы в своей дочери. Мне нужно держаться ради нее. Зейн остался возле меня.

— Куколка, поехали домой, — тихо сказала я, не в силах скрыть боль в голосе.

Я не хотела, чтобы она услышала об этом здесь, среди стольких незнакомых лиц. За исключением Гвен и Эми, в тревоге смотревших на нас вместе с их мужьями, но Лекси не нужно было проходить через это перед целой толпой.

Я попыталась легонько подтолкнуть ее в сторону улицы, но она не двинулась с места.

— Нет, — упрямо заявила она, — я хочу знать сейчас. Скажи мне, что происходит.

Зейн шагнул вперед, на его лице отразилась нежность.

— Лекс, послушай маму. Мы отвезем вас домой, и вы сможете поговорить там, — тихо сказал он, глядя ей в глаза.

— Нет, — повторила она, на этот раз громче. Ее глаза были полны решимости.

— Веснушка, — попытался Киллиан, шагнув вперед, легко беря ее за локоть, и на его лице появилось ласковое выражение.

Она вырвала локоть из его хватки.

— Нет, Килл. — В конце ее голос сорвался. Она знала, что что-то случилось. — Мама?

Она перевела взгляд на меня.

Я сглотнула, зная, что она не сойдет с места, если только Зейн не понесет ее. Упрямство она унаследовала от меня.

Шагнув вперед, я обхватила ладонями ее лицо.

— Это Ава и Стив, — тихо сказала я, стараясь, чтобы мой голос не сорвался.

Какое-то время Лекси смотрела на меня безучастно, затем ее лицо побледнело. Боль пронзила прекрасные черты. Я вздрогнула.

— Но с ними все будет в порядке? — спросила она, цепляясь за тщетную надежду. Последнюю каплю здравомыслия.

Я сделала паузу, собираясь с духом. Моя голова медленно качнулась.

— Нет, детка, — пробормотала я.

На ее лице снова появилось это пустое выражение, и я обняла ее, надеясь, что смогу каким-то образом забрать всю ее боль себе.

Какое-то время она стояла как истукан, не двигаясь, пока я прижимала ее к себе. Затем ее тело начали сотрясать сильные рыдания. Мне удалось проглотить собственные слезы, чтобы быть сильной ради Лекси, хотя боль утраты пронзала меня, как нож масло.

Я почувствовала, как Лекси всем телом рухнула на меня. Тяжесть горя оказалась слишком сильна, чтобы устоять под ней. Я всеми силами пыталась ее удержать. И изо всех сил сдерживалась сама.

Внезапно ее вес исчез, и я стояла одна, пока Зейн обнимал мою рыдающую дочь. Я ожидала, что она будет бороться с ним, сопротивляться. Но не ожидала, что она уткнется лицом ему в грудь, цепляясь за жилет, как за спасательный плот.

Его глаза встретились с моим взглядом.

— В машину, детка, быстрее, — проинструктировал он тем мягким тоном, который, как я сказала бы вам пятью минутами ранее, был для него невозможен.

Я натянуто кивнула, и тут меня поразила мысль.

— Моя сумочка.

Я начала поворачиваться к столу, где оставила ее, опасаясь под удушающей тяжестью горя встречаться взглядами с незнакомцами и моими новыми друзьями.

— Держи, Мия. — Гвен протянула мне сумочку, глядя на меня так по-доброму.

Она сжала мою руку, когда я забирала сумочку.

— Мы все с тобой. Что бы тебе ни понадобилось, просто позвони, хорошо?

Я накинула ремешок сумочки на плечо и постаралась не вздрогнуть от жалости на ее лице. Жалость означала, что все было реально. Другие люди, осознававшие случившееся, означали, что все происходило на самом деле.

— Хорошо, спасибо, — тихо поблагодарила я, встретившись с ней взглядом. Пусть в ее глазах мелькал намек на жалость, но также и на понимание, сочувствие, и ее собственную боль.

Она сжала мою руку.

— Все, что бы ни потребовалось, — тихо повторила она.

Киллиан стоял неподвижно, наблюдая за всхлипывающей Лекси, и не в силах ничего с этим поделать. Его лицо было суровым, и он прикладывал титанические усилия, чтобы не броситься ее утешать. Я грустно улыбнулась ему.

Повернувшись, я наткнулась на пристальный взгляд Зейна, обнимавшего Лекси. Боль, затуманившая мое зрение, мешала распознать, насколько томительно прекрасным было это зрелище. Вместе мы быстро направились к машине, Лекси уткнулась в грудь Зейна, крепко сжимая мою руку.

Осторожно, словно обращаясь с тонким фарфором, Зейн усадил Лекси на заднее сиденье моей машины. Я забралась рядом с ней, притягивая ее в объятия.

Зейн стоял у открытой дверцы, глядя на нас, глядя на меня. Прежде чем я успела сообразить, что происходит, он легко, как перышко, поцеловал меня в голову и погладил волосы Лекси, а затем захлопнул дверцу.

— Думаешь, сможешь дойти до дома, куколка? — мягко спросила я, поглаживая Лекси по волосам.

Она подняла голову, ее покрасневшие глаза в замешательстве смотрели на подъездную дорожку. От глубины печали, запечатлевшейся на ее лице, я снова испытала боль. Дочь молча кивнула.

— Моя сильная девочка, — пробормотала я, целуя ее в голову. — Мы справимся с этим, куколка, обещаю, — уверенно заявила я.

Она посмотрела на меня долгим взглядом, словно не веря. Я обхватила ее лицо ладонями.

— Когда твоя жизнь полна света и счастья, кажется, что первое затмение, бросающее тень на все вокруг, будет длиться вечно. Но оно не будет. Нет. Свет вернется, засияет ярче, чем когда-либо, и с ним ты станешь сильнее, — мягко пообещала я ей.

После моих слов ее глаза прояснились, и она кивнула, снова уткнувшись лицом мне в грудь. Я обняла ее, и мои глаза встретились с глазами Зейна. Он смотрел на меня с выражением нескрываемого удивления, будто слова, которые я только что произнесла, потрясли его до глубины души. Я не смела пошевелиться, когда его взгляд изменился на что-то, что можно было описать только как любовь. Я зажмурилась, не в силах в данный момент справиться с чем-то такого масштаба. В то же время этот взгляд придал мне необходимые силы, чтобы преодолеть мрачную тень горя, опустившуюся на меня. Через минуту я открыла дверцу перед Зейном, стоявшим со скрещенными руками, на его обычно бесстрастном лице читалось беспокойство. Я слабо улыбнулась ему.

— Давайте заведем моих девочек внутрь, — постановил он.

Я кивнула и помогла ему поднять Лекси, чтобы отвести в дом, не пропустив комментарий «мои девочки».

Как только мы вошли внутрь, Лекси и я свернулась калачиком на ее кровати. Теперь, когда она оказалась в знакомом, безопасном пространстве, ее слезы хлынули с такой скоростью, что потрясли меня до глубины души. Я гладила ее по голове, жалея, что у меня нет волшебной палочки, чертового волшебного боба, хоть чего-то, что заставило бы ее боль исчезнуть. Вместо этого я просто подставила ей плечо.

Я резко проснулась, и, дезориентированная, заморгала в темноте. Затем отчаяние врезалось в меня, как товарняк. Причина, по которой я была в комнате Лекси, когда моя рука покоилась на ее бедре, пока она лежала ко мне спиной. Причина, по которой мне казалось, что нож вонзился мне в сердце и застрял там. Я не удержалась от резкого вдоха, в агонии втягивая воздух.

Когда чья-то рука обхватила мою челюсть, я вздрогнула.

— Тише, дикая кошечка, это всего лишь я, — прошептал глубокий голос.

— Зейн? — прошептала я в замешательстве.

В комнате Лекси было темно. Жалюзи закрыты, но дневного света проникало достаточно, чтобы разглядеть очертания большой фигуры, склонившейся над кроватью.