— Ты планируешь убить меня?

— И зачем мне это делать?

— Незаконченные "дела". Почему бы тебе этого не сделать?

Он услышал, как она неуверенно сглотнула.

— Никто не ждёт меня дома. Никого это даже не волнует. Что тебя остановит?

Печаль в её тоне глубоко пронзила его.

– Ты бы предпочла, чтобы я убил тебя? — спросил он, читая в глубине её глаз одиночество, потерю, замешательство.

— Что это за вопрос?

— Дела вот-вот пойдут скверно, Кейтлин. ОКТВ тобой недоволен. Ликаны недовольны. Джаска не впечатлило, что ты всё ещё дышишь, и он захочет что-то с этим сделать. На карту поставлена гордость его клана. Как и его гордость.

— Он сказал мне, что частью вашей сделки с ним было то, что ты прикончишь меня.

— Так оно и было. Единственная причина, по которой я смог уговорить его выступить свидетелем в том зале суда, заключалась в том, чтобы начать падение вашей человеческой империи.

— Это начало пророчеств? О чём говорил Ксавьер?

— Нет. Они очень разные.

— Но они сбываются?

— Да, Кейтлин, сбываются. Может быть, раньше, чем мы думаем. И ты будешь прямо на линии огня, делая то, что ты делаешь. Как я уже сказал, очень скоро всё станет очень скверно. Поэтому я спрошу тебя ещё раз, ты бы предпочла, чтобы я убил тебя?

— Ты сказал, что было.

Он нахмурился.

— Что?

— Ты сказал, что прикончить меня было частью сделки. А не есть часть сделки.

— Ты поменяла ход игры, когда спасла мне жизнь в подвале. Я отплатил тебе тем, что позволил убить потрошителя душ.

— Значит теперь мы квиты. Но правда в том, что ничто и никогда не сравняет с тобой счёт, не так ли, Кейн? Только я сыта по горло ожиданием неизбежного. Я жила с ним семь лет. Жила и ждать, когда что-то придёт за мной. Я больше этим не занимаюсь.

— И ты решила завести меня в какое-нибудь тёмное, уединённое место, чтобы закончить это. Дать себе это чувство контроля, верно? Бросить вызов мне на моей собственной территории. Доказать, что ты меня не боишься.

— Я не прячусь. Ни от кого. Ни от чего. И ты уже должен был это знать.

— И у тебя более сильный инстинкт выживания, чем у кого-либо, кого я знаю. Так какого хрена ты на самом деле задумала, Кейтлин?

Противостояние всё ещё исходило из её глаз, но оно было замаскировано нерешительностью, которую она не могла скрыть. Она опустила взгляд лишь на мгновение, прежде чем снова посмотрела на него.

— Я хочу знать, правда ли это. То, что ты сказал. Я хочу знать, достаточно ли ты испытываешь чувств. Ко мне.

Её честность поразила его. Он ожидал ещё немного подшучивания или, по крайней мере, ещё нескольких насмешек. Кейтлин, обнажившая свою душу так скоро, была не тем, к чему он был готов. Уязвимость в её глазах была сокрушительной.

— Достаточно для чего?

— Чтобы не делать этого. Когда у тебя есть для этого все возможности. Я упростила тебе задачу. Настолько просто, насколько это возможно.

Он провёл губами по её уху, пытаясь унять волну внутри себя из-за вызова, который она так смело бросила ему.

— Я люблю охотиться, помнишь? Может быть, я не хочу, чтобы всё было так. Может быть, я просто уйду.

— Может быть, так и будет. И, может быть, ты никогда больше не найдёшь меня, если сделаешь это.

Сама перспектива этого выворачивала что-то глубоко внутри. Он отстранился и снова заглянул ей в глаза. Впервые он не смог их прочесть. Ему это не понравилось. Ему не нравилась неопределенность. Ему не нравилось, что она загоняет его в угол – контролирует ситуацию. Она говорила об этом тонко, но она была хороша. Он не должен был ожидать ничего меньшего. Она хотела услышать от него правду и собиралась получить её – чего бы это ни стоило.

Он не мог позволить себе чувствовать себя так. Иметь девушку, которая так глубоко проникла ему под кожу, что он до сих пор не позволил её истощенному, изнасилованному телу соскользнуть на тёмный, сырой пол этой веранды. Но он не торопился, потому что ему нравилось проводить с ней время. Чёрт, он любил проводить с ней время. Каждую минуту и каждую секунду изучать эти насыщенные кофейные глаза, читать по этим красивым, соблазнительным губам. Гадать, что она скажет дальше, что она сделает дальше. О том, чтобы испытать богатство эмоций, с которыми она жила каждый день; эмоций, которые так много раз, неохотно, выплёскивались перед ним. О том, как она заставляла его чувствовать себя – живым, настоящим, подтверждающим его существование.

И когда дождь хлестал за крыльцом, усугубляя их изоляцию и давая ему возможность делать с ней всё, что он хотел – всё, что подсказывали ему его вампирские инстинкты, его продвинутые механизмы выживания и его рассуждения, – он знал, что это будет сложнее, чем он когда-либо представлял.

Но он понимал, что если не покончит с этим, всё изменится тут же. Она стала его ответственностью. Он либо убивал её, либо защищал. И это подразумевалось с тех самых пор. Но, в отличие от последних семи лет, когда речь шла исключительно о том, чтобы сохранить её для своих планов, когда он мог быть отстранённым и расчётливым, сейчас это было личное. Это создаст для него конфликт. Осложнения для него. Его репутация будет поставлена под сомнение вместе с его лояльностью, как внутри своего вида, так и других, не в последнюю очередь с ликанами.

И ему снова будет о ком беспокоиться. Кто-то, о ком нужно заботиться. Кто-то, кого другие захотели бы использовать, чтобы добраться до него.

Казалось, словно история с Араной повторялась по новой – последний раз, когда он осмелился полюбить.

Любя Кейтлин, он подвергал её риску. Он подвергал их обоих риску. Риск с последствиями, с которыми он не был уверен, что сможет справиться снова. Так что, как бы он ни любил её – глубоко, болезненно, безвозвратно, – ему нужно было уйти. Ему нужно было позволить ей исчезнуть. Но она не позволит. Цепкая, упрямая, догматичная Кейтлин только навлечёт на себя неприятности в другом месте, если вообще решит уехать. От неё можно было ожидать чего угодно. Эта непредсказуемость никогда не изменится. И вот почему у него не было выбора.

— Это то, чего ты хочешь? — спросил он. — Ты хочешь, чтобы я любил тебя?

Её глаза слегка вспыхнули, интимность вопроса, желание, чтобы она открыла ему свои внутренние чувства, только усилили её очевидную неуверенность.

Он обхватил ладонями её лицо. Тепло её мягкой, безупречной кожи проникало сквозь его пальцы. Её гибкие дрожащие губы податливо подрагивали под его большим пальцем, когда он нежно, размашисто надавливал на них.

— Я больше не хочу быть одинокой, Кейн. И ты тоже. Мы можем что-нибудь с этим сделать.

— И поэтому ты хочешь меня? Чтобы заполнить пустоту?

— Дело не только в этом.

— И ты заслуживаешь большего, чем испорченный товар.

— Мы оба — испорченный товар.

Он повернул руку и провёл тыльной стороной вниз по её щеке и шее.

— Ты видела только часть меня, Кейтлин.

— Я тебя больше не боюсь.

Он резко выдохнул.

— Может быть, мне следует что-то с этим сделать. Может быть, мне следует поступить прилично и дать тебе понять, что ты затеваешь.

— Если каждое произнесённое тобой слово было ложью, мне уже всё равно. Делай что хочешь.

Она говорила серьёзно. Эти глаза, в которые он едва мог смотреть в те мимолетные мгновения, подразумевали каждое сказанное слово.

Повинуясь инстинкту, он расстегнул свои джинсы. Судя по тому, как слегка вспыхнули её глаза, даже она не ожидала, что он будет действовать так быстро. Она явно ожидала продолжения разговора, но он покончил с разговорами. Он устал от того, что она копалась в его сознании, заставляя его сталкиваться с вещами, с которыми он не хотел сталкиваться.

Он обхватил её ягодицы, приподнял одним лёгким движением, развёл её бедра и прижал её к облупившейся стене.

Он поймал её руки, прижал их к стене над её головой одной рукой, затем другой обхватил её бедро, удерживая её на месте. Она задержала дыхание и встретилась с ним взглядом.

— Скажи мне "нет" сейчас, — сказал он. — И уходи. Уйди от всего этого. Иначе, как только я снова окажусь внутри тебя, ты будешь принадлежать мне.

— Ты угрожаешь мне, Кейн Мэллой? — спросила она с заметной одышкой, не отводя от него пристального взгляда.

Его эрекция напряглась сквозь расстёгнутые джинсы. Он стянул с себя трусы.

— Я предпочитаю называть это прелюдией, Кейтлин Пэриш. Но как угодно.

— Сделай мне больно, если тебе от этого станет легче, — сказала она почти неслышно. — Если это поможет тебе чувствовать себя в безопасности.

Он нахмурился, вызов в её глазах, её проницательность ошеломили его, сделав одновременно неподвижным и безмолвным.

— Но я получу свой ответ, — добавила она.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты боишься полюбить меня. Так же, как я боюсь любить тебя. И то, что ты делаешь мне больно сейчас, только докажет это.

Она осмелилась копнуть так глубоко. Она осмелилась посмотреть ему в глаза. Он легко нашел её лоно, продвинулся на дюйм в её готовый жар, в её гладкость, искушение вонзиться было почти невыносимым. И когда она с трудом сглотнула и стиснула руки, он сжал зубы за сомкнутыми губами, заставляя себя сдержаться хотя бы всего на несколько секунд. Но в её глазах не было ни паники, ни задних мыслей.

Она принадлежала ему безраздельно. Это была она, без всякого страха перед последствиями. Она хотела его. Хотела его именно таким, какой он был. Никаких компромиссов.

Но всего один толчок в неё проклянёт её. Может проклясть их обоих. Потому что этот акт будет более чем сексуальным. Долгое время это было нечто большее, чем просто секс. Он чувствовал слишком много, слишком глубоко, чтобы это могло быть чем-то иным, кроме слияния с любовью.

Ему нужно было покончить с этим. Один смертельный укус. Или один быстрый безболезненный поворот её шеи. Простой бескорыстный поступок, находящийся под его контролем.

— Я люблю тебя, Кейн, — прошептала она, не отрывая от него взгляда. — Я не хочу, но люблю. Я хочу, чтобы ты это знал.