Томас оставлял ее утром сонную, согревшуюся в их общей постели, и вновь находил ее вечером, элегантную и грациозную, но никогда не спрашивал о том, как она проводила время между его утренним уходом и вечерним возвращением. Она никогда не жаловалась, так как знала, что Томас все равно не смог бы понять, какой несчастной она чувствовала себя. Ее жизнь становилась более или менее сносной, когда он находился рядом. Он оставался для нее совершенно чужим человеком, но, по крайней мере, был красивым и веселым. Он вносил жизнь, краски, смех в ее унылое существование в этом странном месте, в котором она очутилась. Иногда она ощущала себя даже счастливой, преимущественно по ночам, благодаря ему. Она не сердилась на него из-за того, что он сделал ее беременной. Это был всего лишь несчастный случай. Он оказался для нее совершенно неожиданным, словно летний дождь, когда у тебя новая шляпка и нет с собой зонтика… Ты готовилась к теплу и солнцу, а тут на тебя внезапно обрушивается буря…

Много дней лил, не переставая, дождь. Прохожие начали останавливаться на набережной, чтобы посмотреть на Сену. Серые волны, тяжелые и могучие, с каждым днем поднимались все выше и выше. Они разбивались об опоры мостов, образуя огромные водовороты. Небольшие кораблики, все лето бороздившие Сену, исчезли.

Утром в воскресенье небо посветлело, на нем появились синие провалы. Томас предложил Полине взять фиакр и отправиться в Булонский лес. Она вскрикнула от радости, но сразу же погрустнела. Она не могла появиться на аллее акаций в прошлогоднем наряде…

Томас рассмеялся. Конечно, он ничего не понимал… Но он не стал настаивать, рассчитывал иначе использовать затишье…

Подойдя к окну, он раздвинул шторы, рассеивавшие солнечный свет, добавил брикетов в камин, чтобы Полина не мерзла, разбросал укрывавшие ее простыни и одеяла, стащил с нее ночную рубашку, водрузил посреди комнаты мольберт, скромно пылившийся в углу, и в очередной раз принялся рисовать ее. Красота Полины, сияние ее обнаженного тела сводили его с ума. Она заметно хорошела с каждым днем. Изгибы тела делались более округлыми, оставаясь попрежнему гармоничными; двигалась ли она, или была неподвижной, ее тело оставалось грациозным, чего она не осознавала, как не осознают свое совершенство цветок, газель или кошка. Полина ослепляла его, и ощущение этого было, возможно, сильнее, чем его любовь.

Она с любопытством смотрела на его первые картины, удивленная и разочарованная тем, что не узнавала себя. Он смеялся и говорил, что сходство не имеет значения.

Обнаженная, она стояла перед картиной, на которой он сделал несколько исправлений; ее спина, ягодицы, ноги приятно согревались камином. Она спросила:

— Но почему ты сделал у меня это… голубым? Она коснулась своего изображения. — Ты имеешь в виду грудь? Она слегка покраснела. Слово «грудь» было запретным, его нельзя громко произносить. Она тихонько повторила его и бурно покраснела от лица до пяток, как спереди, так и сзади.

— Моя грудь… Почему она синяя? Она у меня совсем не синяя! Она взяла свои груди в руки и с нежностью посмотрела на них. — Это тень, — ответил Томас. — Тень синяя… — Да? Между прочим, у меня плечо совсем не желтое! — Конечно, оно на самом деле совсем не желтое!.. Нужно смотреть все в совокупности… Понимаешь, цвета влияют друг на друга… Плечо кажется желтым потому, что здесь много зеленого…

— Но у меня нет зеленых простыней! Томас рассмеялся, поцеловал ее и перестал спорить. Она была прекрасна, для него в ней воплотилась красота всего мира… Как можно объяснить ей живопись? Он не мог объяснить ее самому себе. Томас был художником…

Ночью их разбудили крики и стук в дверь.

— Мсье Леон! Мсье Леон! Вода! Сена вышла из берегов! Наводнение! Шум подняли сторожа. Их домик находился у ворот парка; у них на первом этаже вода поднялась уже на метр. Томас вскочил, зажег лампу и поспешно оделся. Полина, разбуженная шумом, ничего не понимала.

— Что случилось? Куда ты собрался? — Наводнение!.. Ты что, не слышала? Я должен помочь Леону… Нужно спасать зверей… Она встала на колени на постели и закричала:

— Не уходи! Не оставляй меня одну! Элен со свечкой в руке молча смотрела, как Томас торопливо спускался по лестнице. Снаружи доносился глухой шум взбунтовавшейся реки. Сену обычно держали в берегах набережные, воздвигнутые двадцать лет назад по проекту архитектора Белграна, но река нашла на левом берегу плохо защищенное понижение для железной дороги, ворвалась через него мощным потоком и быстро добралась до вокзала Орсэ. Отсюда вода распространилась по улицам в низине, обнаружила стройку линии метро север — юг, обрушилась грохочущим водопадом в туннель, проходящий под Сеной, образовав, таким образом, изящную петлю с самой собой, выбралась на поверхность на станции метро Сен-Лазар, затопив окрестности, и ушла в канализационную систему, повсюду снова вырываясь на поверхность гейзерами через колодцы. Набережная на правом берегу была затоплена от площади Конкорд до Сен-Дени, а низко расположенные кварталы вода залила на территории всего Парижа.

Пять мужчин прежде всего спасли пантеру Лауру. Ее клетку перевезли на тележке к цирковым лошадям в конюшню, расположенную выше остального парка и оставшуюся сухой. Присутствие опасного хищника лошадям явно не понравилось.

Леон надел намордник на медведя Талько и отвел его в круглый салон, привязав цепью к основанию лифта. Жена сторожа в это время устраивала в салоне двух своих детей, постелив им солому перед камином, где грелись змеи.

Слону Цезарю в это время вода уже была по колено; другого, достаточно просторного сухого укрытия для него не нашлось, и Леон, по пояс в воде, снял с него путы и отвел в самую высокую часть парка, где оставил животное на свободе. Слон был старым и спокойным, он плохо видел и был совершенно не опасен, несмотря на три своих бивня.

Вода в бассейне для тюленей поднялась на метр.

— Где Наката? — спросил Томас. — Похоже, она удрала… Наката была очаровательной самкой морского льва, редкой пятнистой окраски.

— Не волнуйся, она не сможет преодолеть стену и сетку вокруг парка. Пусть позабавится ловлей рыбы между деревьями… У нее давно не было свежей еды…

К рассвету они закончили самые срочные дела. Томас вернулся домой, промокнув до костей, грязный и голодный. Элен просушила его, завернув в простыню, и заставила выпить литр горячего чая с бутербродами. Он быстро переоделся, поцеловал Полину, свернувшуюся калачиком в постели, и скатился вниз по лестнице. Несмотря на стихийное бедствие, он должен был успеть в банк к началу работы.

Выскочив на металлический мостик, он остановился. Из-под ворот на улицу Рейнуар каскадом струилась вода, постепенно затоплявшая парк.

Он вернулся к матери.

— Улица Рейнуар залита водой… Но ведь это очень высоко над уровнем Сены! Откуда взялась эта вода? Элен подвела его к окну столовой. В нижней части парка вода прибывала на глазах. Она уже залила основание конюшни и теперь подбиралась к дому.

— Господи, я не смогу попасть в банк… Он напялил на себя мокрую одежду и спустился вниз помогать мужчинам. Они смастерили из ящиков, балок и принесенных водой бревен нечто вроде плота, на который взгромоздили клетку с пантерой. Накрыв ее брезентом, привязали плот к столбу ворот. Лошадей перевели в салон. Им пришлось оставить в конюшне жирафу Камиллу, в надежде, что животное спасет ее высокий рост. По крайней мере, крыша в конюшне укрывала ее от дождя. Вода доходила жирафе выше колена, и ее наколенники намокли.

— Она заработает жуткий артрит! — огорченно воскликнул Леон. — Будет хромать на все четыре ноги!

Он обмотал ей шею и грудь соломой, закрепив ее веревками, как делают с деревьями, чтобы защитить их от заморозков. Больше он ничего для нее сделать не мог. Вода к этому времени подступила к дому и уже лизала нижнюю ступеньку лестницы, ведущей на крыльцо.

Выбраться из дома можно было только через мостик. Вода, лившаяся с улицы Рейнуар, образовала незначительный поток, появившийся неизвестно откуда и быстро стекавший вниз по уклону улицы.

После полудня Томас смог добраться до банка. Многие сотрудники отсутствовали. Мистер Уиндон отправил Томаса с деньгами к его кузену, сэру Генри Ферре. Улица Сен-Гийом была затоплена одной из первых. Сэру Генри пришлось спасаться из особняка на лодке. Сейчас он находился в отеле «Риц».

Когда Томас вернулся в Пасси, подъем воды прекратился. Она остановилась, дойдя до третьей ступеньки. Полина, бледная, непричесанная, бросилась обнимать его. Она была в ужасе. С нижнего этажа доносились стук копыт, запах животных. крики детей и их матери. Время от времени гремел бас Леона, заставлявший всех затихать на несколько минут. Элен еще не вернулась; подача газа прекратилась, а уголь в доме почти закончился. Запасы съестного, в том числе картошки, оказались в затопленном погребе. Обстановка напоминала конец света или, по меньшей мере, кораблекрушение.

Томас успокоил Полину. Ничего страшного не случилось, все скоро наладится. Вернулась Элен со спиртовой лампой и пирогами. Ей удалось заказать два мешка брикетов у угольщика на улице Пасси. Их обещали доставить завтра утром. Для них нашлось сухое место в чулане.

Уровень воды в Сене начал медленно понижаться. Газеты сообщили, что это было самое большое наводнение с XVII века, случившееся в 1658 году, когда Людовику XIV было всего двадцать лет.

Время от времени в парке можно было видеть морскую львицу Накату; она громко звала Леона, желая сообщить ему, как замечательно оказаться на свободе, хотя и довольно относительной. Другие животные отнюдь не радовались. Слон Цезарь стоял по колено в грязи, и вода показалась ему слишком холодной. В салоне на первом этаже все было перевернуто кверху ногами животными и детьми.