Так что же получается, Сашка против этого воевал? Да и в мыслях не было. И «товарищи» совсем не походили ни на Мирона Павлиновича, ни на Балиса Валдисовича.

— И потом, — продолжал между тем объяснять Наромарт, — если так рассуждать, то и этот ваш Архимеда тоже получается не учёный, а вор: закон природы и без него существовал.

— Не Архимеда, а Архимед, — мрачно поправил Женька. Было понятно, что взрослые, как обычно, единым фронтом провозгласят своё единственное правильное мнение. И спорить бесполезно. Но отступать без боя было слишком противно и напоследок маленький вампир огрызнулся: — И он закон сам открыл, а не получил от кого-то готовенький. А этот автор — что он сделал, если идею ему волны напели?

Совершенно неожиданно для подростка, ему ответил не Наромарт и не Нижниченко, а офицер:

— А он написал хорошую книгу. Для этого мало знать, что произошло, надо ещё и рассказать так, чтобы людям захотелось об этом слушать. Знаешь, сколько на свете скучных книг: вроде и история жизненная, и проблемы серьёзные поднимаются, а читать невозможно. В сон тянет. А вот написать так, чтобы не скататься ни в скуку, ни в глумливое хихиканье — это и есть талант.

— Полностью согласен, — кивнул Наромарт.

— И я согласна, — вставила слово Анна-Селена. — Один и тот же пейзаж могут нарисовать разные люди. Только у одних получится мазня, а у других — шедевр.

Женька нарочито вздохнул, показывая, что полностью и безоговорочно капитулировал. Повисло молчание.

— Что ж, с происхождением крылатой фразы более-менее разобрались, осталось только принять решение по дальнейшим действиям. Я думаю, раз опытные путешественники считают нужным нанести визит вежливости, то надо последовать их совету, — подвёл итог Нижниченко.

Балис кивнул и на всякий случай убедился, что пистолет на своём месте. Знания — знаниями, традиции — традициями, а осторожность — осторожностью.

Через четверть часа повозка остановилась возле замкового крыльца. Широкая мраморная лестница в шесть ступеней вела к двустворчатым дверям, поблёскивавшим тёмным лаком.

— Представляю, какой тут замок, — восхищённо прошептал Серёжка.

— Если только навесной с противоположной стороны, — хмыкнул Женька. — А вообще, тут больше подходит большой засов.

— Почему?

— По стилю, — ехидно ответил подросток.

— Точно, — поддержала Анна-Селена. Дизайнерская сущность не позволила девочке остаться безучастной.

Балис потянул за начищенную до блеска витую медную ручку — дверь мягко поддалась. За ней оказался короткий то ли коридор, то ли тамбур, а потом ещё одни такие же двери.

— Об освещении не позаботились, — огорчённо констатировал Мирон.

Темноту коридорчика разгонял лишь солнечный свет, проникавший снаружи через открытую дверь.

— Дальше будет лучше, — оптимистично пообещал Наромарт. — А если что, то светом я вас обеспечу.

— Волшебным, — подсказал Женька, вспомнив визит вежливости в дом Цураба Зуратели.

— Именно.

Комната, в которую попали путешественники, больше всего походила на библиотеку в каком-нибудь старинном французском или английском замке. Огромные, упирающиеся в высоченный потолок стеллажи от стены до стены, плотно заполненные книгами. Лесенки-стремянки и даже одна большая приставная лестница. Сотни книг, тысячи книг. Толстых и тонких, маленьких и больших. Большинство — в кожаных переплётах с золотым тиснением, но порой попадались и нестандартные варианты. Взгляд Балиса зацепился за изрядно потёртый красный бархат на корешках нескольких подряд стоящих томов, а Мирон подметил здоровенную книжищу в поблёскивающем серебряном окладе, вроде Евангелия, которое на воскресной Литургии читали главном Севастопольском соборе.

Дальнюю стену драпировали гобелены с вытканными пасторальными пейзажами. В камине, отделанным белым мрамором, весело потрескивали поленья. Причудливо изогнутые прутья чугунной решётки украшали золотые или, в крайнем случае, позолоченные наконечники. Перед камином стоял большой круглый стол, за которым в мягких кожаных креслах восседали двое: полный мужчина средних лет в обильно расшитом золотой нитью красном парчовом халате и существо с телом худощавого человека и головой крупного волка, наряженное в чёрный бархатный кафтан с серебряной опушкой.

В центре комнаты с потолка свисала огромная бронзовая люстра, на которой горела добрая сотня свечей, заливая зал ярким светом. Четыре её меньших сестрицы, распложенные ближе к углам, дополняли освещение.

Мирон, вроде и привыкший на Вейтаре и к средневековым интерьерам и к общению с нелюдьми, тем не менее чувствовал себя как-то неуютно. Да и, судя по поведению друзей, не один только он: все путешественники ощущали себя в той или иной степени не в своей тарелке. Даже многоопытный Наромарт и невозмутимый Балис замялись на пороге, что уж говорить о детях.

— Проходите поближе, не стесняйтесь, — вывел путников из замешательства голос дородного обитателя замка. — Мы вас давно ждём.

Инстинктивно Нижниченко чувствовал симпатию к незнакомцу. Гладко выбритое круглое лицо, умные чёрные глаза, аккуратная стрижка как-то невольно располагали к доверию, чего никак нельзя было сказать о втором хозяине замка. В желтых волчьих глазах читался далеко не звериный разум, но Мирон не мог отделаться от впечатления, что взгляд нелюдя пропитан злобой.

"Ерунда, самовнушение", — уверял себя генерал. — "Просто, я ещё не привык к общению нечками". Но это не слишком помогало. Память тут же подсказала, что взгляд вейты, полуогра и даже драконов вовсе не казался ему злым.

— Мы — это кто? — ровным голосом уточнил Балис, преодолевший нерешительность и первым подошедший к столу. Вслед за ним потянулись и остальные.

— Мы — это мы, — лицо незнакомца было абсолютно серьёзным, если он и шутил, то делал это в лучших традициях Бастера Китона. — Мы те, кому поручено подвести итоги вашего, так сказать, путешествия.

— Кем поручено? — с чисто прибалтийской основательностью продолжал гнуть своё Гаяускас.

— Тем, кто имеет на это право, — ответил человек.

— Не будь слишком любопытен, Балис, — добавил нелюдь. Голос у него оказался вполне человеческим, разве что хриплый, как у большинства уроженцев Днепровского Левобережья. — А то ведь можем усадить за чтение трудов мудрого Конфуция о порядках на небесах. Малая толика истины в них, однако, содержится.

— Канга Фу-Цзы, — поправил человек.

— Твоя любовь к абсолютной точности создаёт одни проблемы. В их время и их землях он известен как Конфуций, к чему порождать непонимание?

— Людей лучше называть их подлинными именами, — не уступал мужчина. — Впрочем, к делу это не относится.

— Вот-вот, — попробовал вклиниться в разговор Нижниченко, — давайте, пожалуйста ближе к делу. И если можно обойтись без Конфуция, то давайте и обойдёмся.

Незнакомец одарил генерала печальным взглядом тёмных глаз, тяжело вздохнул и кивнул:

— Как вам удобно. Мы пригласили вас для того, чтобы сказать: ваша миссия завершена. И её результат признан успешным.

— Кем признан? Вами?

Человек в халате усмехнулся:

— Нет, нам такие оценки выдавать не по чину. Наше дело маленькое: довести их до вашего сведения.

— Тогда кто же оценивает? — настаивал Нижниченко.

— Вам же в своё время сказали: это было пожеланием Дороги. Вы напрасно так недоверчивы.

— А вы напрасно так скрытны, — парировал Мирон. — Одни многозначительные разговоры, но ничего конкретного. Мы вам что, игрушки?

Волчью морду исказила гримаса, очевидно долженствуя обозначать улыбку.

— Мне казалось, что Ваша фамилия не Перен. Да и господина Ромбаль-Коше я здесь что-то не вижу.

Женька не выдержал и хмыкнул. Подросток всей душой был на стороне своих старших товарищей, но не мог не оценить, как лихо человолк (то есть человековолк) прокатил Нижниченко. Впрочем, у генерала с юмором тоже всё в порядке, наверняка вывернется.

Словно подтверждая мысли маленького вампира Мирон нарочито вздохнул: