Глава 105
Так близко. Стремлюсь, но не могу достичь
Издалека казалось, что высота разлома не превышала высоты человеческого роста, но на самом деле эта «дверь» была такой огромной, что могла дотянуться до небес. Раскинувшаяся перед вошедшими тропа повисла в пустоте и, возникало чувство, будто бы у нее не было ни конца, ни края.
Сияющий синевой проход внезапно исказился, и словно изменил свою форму, погрузившись в бесконечную неизвестность.
Тело Хэ Цуйюй лежало у входа в разлом. Она выглядела спокойной, а в самом центре ее лба торчала маленькая, размером с ноготь большого пальца, русалочья чешуйка Чжан Чжао. В долгой жизни Хэ Цуйюй было слишком много зла, и теперь, умерев, она оказалась здесь, в месте без времени. Но, вопреки ожиданиям, на ее лице навсегда застыло выражение умиротворенности и какой-то необыкновенной святости.
Здесь не было неба, земли, звезд, солнца и луны. Нельзя было ни осмотреться, ни отыскать источники света. В этом месте ни люди, ни вещи не отбрасывали тени. Здесь прошлое исчезало без следа, а будущее тонуло в тумане1. Казалось, что во всем мире существует лишь это единственное мгновение, но и его невозможно было как следует рассмотреть.
1 雾里看花 (wùlǐ kànhuā) — в тумане смотреть на цветы (обр. неясно видеть, неверно представлять, быть как в тумане).
Даже Шэн Линъюань успел позабыть о непокорных смертных, посмевших ослушаться его приказа. Он угодил в вечное «сейчас» и превратился в настоящее божество.
Вдруг непроницаемую тишину нарушили шум волн и несущаяся по ним русалочья песня. Мелодия казалась далекой и одновременно такой близкой. Почти неразличимой… Шэн Линъюань резко пришел в себя, его кожа покрылась холодным потом... И только его правая ладонь была непривычно горячей. Сюань Цзи и сам не знал, когда именно схватил Его Величество за руку и крепко сжал пальцы. Казалось, даже легкое дуновение ветерка способно было вновь разделить их по разным берегам.
Шэн Линъюань попытался вырваться. Почувствовав это, Сюань Цзи вздрогнул, он будто спал и видел сон, где учитель, стоя у доски, безжалостно стирал тряпкой его глупые фантазии. Юноша растерянно посмотрел на Шэн Линъюаня. Он выглядел невинным и слегка обиженным.
Выражение его лица оказало на древнего дьявола куда большее влияния, чем жар пламени Чжу-Цюэ. Шэн Линъюань лишь раз взглянул на него, и тут же отступил, но юноша больше не осмеливался сопротивляться.
Кое-как отстранившись, Его Величество с трудом вырвался из железной хватки Сюань Цзи, вынул из-за пазухи сюнь и медленно подул в него. Звук, полившийся из инструмента, был таким, будто старый сюнь расплакался в голос. Шэн Линъюань желал во что бы то ни стало разобраться в том, что это за место и поскорее отыскать провалившихся в разлом оперативников.
Но на самом деле, он был слишком ленив, чтобы всерьез заботиться о других. Увидев, что все в сборе, он взмахнул рукой и процедил сквозь зубы:
— Не отставайте.
За ним почти невозможно было угнаться. Впрочем, тем, кто ослушался императорского приказа, оставалось надеяться только на себя. Не стоило рассчитывать на то, что Его Величество решит протянуть кому-то руку помощи.
Однако все, и Чжан Чжао, и устремившиеся за ним оперативники, были опытными людьми. Услышав странный звук, они тут же догадались о его значении и моментально насторожились. Все воодушевление как рукой сняло, никто не желал следовать за Шэн Линъюанем.
— Как долго нам идти? — осторожно опустив в карман русалочью чешуйку, пробормотал Чжан Чжао. — Неудивительно, что матушка Юй, сумевшая выиграть у времени лишь тридцать секунд, опасалась сюда входить.
— Понятия не имею, — не раздумывая, отозвался Сюань Цзи, не сводя глаз с Его Величества. — Это место находится внутри временного разлома, кто знает, что там впереди. Если мы сумели войти сюда, возможно, вскоре мы просто выйдем с другого конца. А, может быть, мы останемся здесь на сотни тысяч лет. Может, мы вообще идем в обратном направлении и, как только выберемся, окажемся в Юрском периоде. Доисторический тираннозавр рекс ждет не дождется, чтобы пожать тебе руку.
Услышав его слова, Чжан Чжао поспешно сунул ладонь в карман пальто и нащупал мифриловый пистолет.
— Какое гостеприимство. Пожалуй, в этом нет необходимости.
«Если это действительно временной разлом, — размышлял Сюань Цзи, сверля взглядом спину Шэн Линъюаня, — то, что именно здесь заперто? День, когда были изгнаны гаошаньцы? А как насчет русалок? Здесь будут живые русалки?»
Говорят, что любовь короля морей была так сильна, что могла дотянуться до небес, а ненависть так глубока, что доставала до самого дна. Однажды он так опечалился, что жизнь оставила его, и его слезы превратились в жемчужины. Будучи ребенком, Сюань Цзи слышал множество историй об этих огромных рыбах. Его всегда непреодолимо тянуло к ним. Он злился на себя за то, что появился на свет слишком поздно и не имел возможности собственными глазами увидеть, как лазурный рыбий хвост рассекает волны.
Он никогда не изучал русалочий язык, а те слова, что довелось запомнить, произносил с ужасным акцентом. Но он постоянно фантазировал о том, что кто-нибудь когда-нибудь примет его за русалку.
Он до сих пор помнил, как однажды, пытаясь подражать молодым красавицам, нехотя поделился с Линъюанем своими тайными фантазиями. Но выслушав всю эту чушь, Линъюань не оценил его идей. Он даже заподозрил, что в роду у этой глупой птицы затесался кто-то лишний. Например, его родственниками вполне могли быть пеликаны, иначе как еще объяснить тот факт, что у представителя крылатого клана проснулся такой неприкрытый интерес к рыбам?
Но Шэн Линъюань всегда считал себя заботливым старшим и, в конце концов, позволил Сюань Цзи завести себе белого амура2. Это была довольно толстая рыба со стеклянным взглядом.
2 Белый амур — вид лучеперых рыб семейства карповых, единственный вид рода Ctenopharyngodon. Максимальная длина тела сто пятьдесят сантиметров. Пресноводная растительноядная рыба.
Но белый амур Сюань Цзи решительно не нравился. Когда рыба подросла, ее съели.
В конце концов, дух меча смирился, что в мире больше не было морского народа, а все эти величественные истории были написаны людьми и не имели ничего общего с реальностью.
Но он все равно хотел стать русалкой. Они проживали свои жизни словно одержимые и, в итоге, умирали от тоски.
Однако он понятия не имел, что такое одержимость, не умел тосковать, а значит, не смог бы от этого умереть. Это было невозможно. Он всегда был слишком далек от русалок и до сих пор умел плавать только по-собачьи.
Сюань Цзи так глубоко погрузился в свои мысли, что даже не заметил, как Шэн Линъюань остановился. Придя в себя, юноша понял, что бесконечная дорога, по которой они шли, внезапно закончилась. Прямо перед ними возвышалась стена яркого белого света. Оглянувшись, Сюань Цзи увидел, что проход позади него исчез, и идущие следом оперативники попросту повисли в воздухе, словно призраки.
Но в следующий же момент сияющая стена взорвалась, разлетевшись во все стороны разноцветными бликами, будто огромный калейдоскоп.
Все присутствующие тут же сбились в кружок, в ужасе наблюдая за тем, как за завесой расходились горы и клокотал океан. Вдруг, откуда-то издалека послышался крик. Кунь и Пэн рванулись к небесам, и на земле появились первые четвероногие существа. Цан-Лун3 взмыл над облаками, священная черепаха4 погрузилась в море, и из огня, взмахнув огромными крыльями, явилась Чжу-Цюэ. Все живое принялось плодиться и размножаться.
3 苍龙 (cānglóng) — миф. Цан-Лун (зеленый дракон) дух-покровитель востока.
4 神龟 (shénguī) — миф. священная черепаха, царь черепах.
Но внезапно все изменилось. Небо опрокинулось и растеклось, обрушив на землю град огненных шаров. Леса горели, духи бегали повсюду и звали на помощь, и даже море, казалось, было объято пламенем.
— Это что… прошлое? — затаив дыхание, пробормотал Сюань Цзи.
Шэн Линъюань шикнул на него, неотрывно глядя на сияющую завесу. На их глазах разворачивалась картина сотворения мира, его расцвет и упадок.
Никто не знал, как долго бушевал пожар, уничтоживший небо и землю. Это продолжалось до тех пор, пока не исчезли последние травы, и не наступила мертвая тишина. А после начался сильный снегопад. Будто пепел погибшего в огне мира5, он устилал собой ужасные ожоги.
5 劫灰 (jiéhuī) — будд. пепел погибшего в огне мира в конце кальпы (единица измерения времени в индуизме, «день Брахмы», продолжающийся 4,32 миллиарда лет).
Десять лет, сто... После тысячелетнего молчания вечные льды, наконец, отошли на север, и воздух потеплел. На переродившейся земле медленно таял снег, и семена, однажды оброненные в почву, проросли.
Тай-Суй* повернулся, и надгробные плиты рассыпались в пыль.
Все живые существа, от рыб до мелких насекомых, начали постепенно выходить на свет.
И лишь в долине Наньмин до сих пор бушевало оскверненное пламя, касаясь алыми языками небес.
Страшная рана на теле земли.
В самой глубокой части долины стоял огромный медный треножник. Из его недр послышался тихий птичий крик. Так родился последний сирота клана Чжу-Цюэ, и с тех самых пор он был неразрывно связан с Чиюань.
В те годы высоко в горах, среди быстрых ручьев, процветали демоны. А люди бродили по дикой земле, невежественные и голые, с любопытством и тревогой взирая на огромный мир. Где-то в море лазурный русалочий хвост бил по волнам, и русалки улыбались, оглядываясь на далекий берег.
Священные горы Дунчуаня сами избрали своих детей. А те, кто остался в море, получили покровительство русалок, и научились строить большие корабли. Яростное пламя навсегда заперло тени предков на дне долины Наньмин, и годы спустя на свет появился новый клан. Клан теней. Они во всем подрожали Чжу-Цюэ, с их длинными изогнутыми шеями и огромными крыльями. А сами Чжу-Цюэ, спустившись с небес, превратились в божеств.