Глава 98

Как долго может продержаться союз меча и человека?

До того, как Шэн Линъюань избавился от сердца, он изо всех сил старался справиться с охватившей его тоской, каждый раз придумывая для этого все новые и новые способы. 

Он хотел оттолкнуть от себя это чувство, стать холодным, как лед, но, в конце концов, вынужден был сдаться. Ведь дух меча не был обычным человеком. Кто знает, сколько лет потребовалось бы ему на то, чтобы обрести собственное тело. А до того момента он оставался единственным живым существом в мире, с которым Сяо Цзи мог бы поговорить. Если бы Его Величество пошел на поводу у собственного эгоизма и намеренно отдалился от него, что тогда было бы с Сяо Цзи?

Каждый день ему приходилось «закалять свой разум», ограждая духа меча от ненужных мыслей. Но стоило ему успокоиться, как он вновь выстраивал вокруг себя множество иллюзий. 

Его Величество всегда любил духа меча, и лишь в этих иллюзиях он мог быть счастливым. Но за счастьем всегда следовала печаль. У Сяо Цзи была поистине дурная репутация, как у тех соблазнительных красавиц¹, что покоряли целые государства. Тысячи людей указывали на него пальцем², но, в конце концов Шэн Линъюань ослабел и умер, лишившись всех своих чувств. В другой иллюзии дух меча обрел собственное тело. Это был изящный и талантливый юноша, но, к сожалению, к тому моменту Его Величество уже состарился³, как и любой смертный. Его юношеская любовь грозилась сгнить вместе с его дряхлым телом. В глазах духа меча он видел лишь отвращение. Следующая иллюзия показала Его Величеству, что дух меча навсегда остался в его сердце. Он прожил рядом с императором всю жизнь. Но как долго может продержаться союз меча и человека? В конце концов, смерть разделила их, и хорошие деньки прошлого превратились в острый клинок, соскребающий плоть с костей.

¹ 妖姬 (yāojī) — красавица (особенно об обольстительной служанке или наложнице).

² 千夫所指 (qiānfūsuǒzhǐ) — букв. тысячи людей тычут пальцем (объект всеобщего осуждения).

³ 鹤发鸡皮 (hèfàjīpí) — куриная кожа и журавлиные волосы (обр. в знач.: престарелый, древний, в глубокой старости).

Одним словом, в своих мыслях он прошел великое множество развилок, и ни одна из них не закончилась хорошо.

Еще в юности Шэн Линъюань заточил себя в темницу, раз за разом разбивая свое сердце на куски. А спустя тысячи дней и ночей, дух меча, наконец, покинул его позвоночник и с радостью отправился исследовать мир. Это чувство было для него в новинку, он никак не мог насытиться им. Заняв позицию «отца и брата», Шэн Линъюань собственноручно выкопал себе могилу глубиной в три тысячи чи. У него попросту не было другого выхода.

Некоторое время спустя он уже с легкостью обсуждал с Дань Ли возможность политического брака, не опасаясь, что Сяо Цзи может их услышать. Или же в шутку просил Вэй Юня разыскать для него дух медного молота и сделать из него невесту для меча демона небес. Шэн Линъюань искренне надеялся когда-нибудь избавиться от привязанности к духу меча.

Духу меча никогда не нравилось имя «Тун», выгравированное на его лезвии. Оно не казалось ему внушительным. И именно поэтому Шэн Линъюань планировал даровать его своему первенцу, чтобы навсегда остаться отцом человека по имени «Тун».

Но…

Но…

Поднявшийся вверх черный туман прошел сквозь пустую грудь Шэн Линъюаня, так и не найдя себе пристанища. Ему только и оставалось, что бесцельно блуждать по телу Его Величества. Тумана становилось все больше и больше, пока этот сгусток не превратился в невыносимое бремя и едва не хлынул из семи отверстий. Шэн Линъюаню показалось, что он прослезился.

К счастью, это было не так.

В ту ночь даже принявшим успокоительное оперативника снились кошмары. Взяв наушники, созданные представителями класса духовной энергии, Сюань Цзи включил расслабляющую музыку и выкрутил громкость на максимум. Но растущее в груди беспокойство не исчезло, и юноше пришлось сдаться. 

Мимолетное возбуждение прошло, и теперь в его голове воцарилась абсолютная пустота. Он чувствовал себя отъявленным негодяем. 

Даже если демон небес пожелал остаться безжалостным, его сердце все еще жило в теле Сюань Цзи... Причем, буквально. И пусть в этой жизни им не суждено было засыпать в одной постели, они все еще могли разделить одну на двоих могилу. Один из них был «Хранителем огня», а другой «ожившей бездной». Шэн Линъюань в любом случае окажется у него в руках. Чего ему бояться? Стоит только пожелать, а шанс обязательно появится. 

Но стоило Его Величеству открыть глаза, как чистота сердечных сокращений этого целеустремленного юноши взлетела до ста восьмидесяти ударов в минуту. Спина Сюань Цзи тут же покрылась холодным потом, а сердце испуганно замерло в груди. Он не смел произнести ни слова, но их и без того окружала многообещающая тишина. 

К счастью, открыв глаза, Шэн Линъюань «ничего не заподозрил».

— Почему у тебя на лбу горит тотем? — сказал он. — Мы видели лишь крохотный отрезок времени, ничего серьезного. 

Разум Сюань Цзи окончательно отключился, предоставив всю власть языку.

— Я пытаюсь отогнать зло своей красотой. Не мешай мне, — выпалил Сюань Цзи. 

Шэн Линъюань послушно замолчал. 

В машине скорой помощи вновь повисла странная тишина. Очнувшись, Сюань Цзи, наконец, понял, с кем разговаривает и опустил взгляд в пол, не желая лезть на рожон. 

Но так уж повелось, что в период ухаживаний все птицы стремились продемонстрировать партнеру свое оперение. Сюань Цзи так разнервничался, что у него вспотела шея, а горящий в центре лба тотем постепенно становился все ярче и ярче. Его сверхъестественная красота оттеняла лицо юноши. Это было поистине впечатляющее зрелище.

Какое-то время Шэн Линъюань молча смотрел на Сюань Цзи. Сказать по правде, человек перед ним казался ослепительнее, чем десять тысяч образов, которые он когда-то себе представлял... Юный император никогда не отличался богатым воображением, однако, внешность не имела для него никакого значения. Каким бы прекрасным не виделся ему Сяо Цзи, он все равно ему нравился. И каким бы уродливым он ни оказался, он был единственным, кого Его Величество хотел держать в своем сердце.

Ему на грудь обрушилась вся тяжесть горы Тайшань, но на губах, похоже, покачивалось лишь легкое перышко. Шэн Линъюань небрежно произнес: 

— О, а ты⁴ весьма красив. Один твой вид может успокоить пламя Чиюань. Но не стоит опускаться до того, чтобы подбирать рассыпавшуюся чешую. Пойдем, позволь мне снова спуститься под землю, может, на этот раз мне улыбнется удача. 

⁴ 卿 (qīng) — ты; дорогой (фамильярное обращение в разговоре, напр. между мужем и женой).

У Сюань Цзи не было времени спрашивать об этой «удаче». Услышав шум, следивший за покоем директор Хуан немедленно собрал вокруг себя толпу людей. 

— Их будет вполне достаточно, — отозвался Шэн Линъюань, кивнув в сторону директора Хуана. — В любом случае, внизу сейчас безопасно. 

Директор Хуан поспешно спросил: 

— Что ты имеешь в виду? Уровень аномальной энергии вокруг заметно снизился. Это как-то связано с гробницей?

— Многие создания, состоявшие в подразделении Цинпин, были долгожителями. Но у всего есть как светлая, так и темная сторона. Некоторые из них питаются плотью и кровью. Если потревожишь их, они непременно нападут. Однако прокатившийся по гробнице взрыв уничтожил все, что пряталось под землей. Сейчас в сокровищнице спокойно. Вы можете забрать и спрятать то, что необходимо запечатать, чтобы в будущем не тратить силы на долгие объяснения. 

— Что произошло внизу? —  вновь спросил директор Хуан.

— Вы когда-нибудь слышали о «Небесном нефритовом дворце»? — осведомился Шэн Линъюань.

Всем известно, что гаошаньский дворец называли «Белым нефритовым дворцом». Когда-то он стоял на острове Гаолин, в самом сердце Восточного моря. Ныне это место принадлежало провинции Ючжоу. Когда Вэй Юй был запечатан, дворец разрушили войны Его Величества. А тысячи лет спустя, из-за сдвигов титанических плит, это место погрузилось на дно, и память о нем превратилась в прах.

Но что за «Небесный нефритовый дворец»? Название звучало в лучших традициях телефонных мошенников. 

Даже Сюань Цзи был сбит с толку. 

— Это имеет какое-то отношение к Вэй Юю?

— Нет, к Вэй Юю это не имеет никакого отношения, но это связано с происхождением клана гаошань. Это долгая история, — отозвался Шэн Линъюань. — Гаошаньцы больше всего походили на людей. Продолжительности их жизни, привычки и рацион ничем не отличались от человеческих, кроме того, их клан славился своими ремесленниками. И пусть раньше между населявшими этот мир расами часто возникали споры, гаошаньцы никогда ни с кем открыто не враждовали. Более того, они все были очень красивыми…

Осознав, что словом «красивый» Шэн Линъюань описывал всех подряд, Сюань Цзи изменился в лице. Только что услышав это в свой адрес, он решил, что «красота» была скорее оскорблением, нежели комплиментом, и всерьез задумался о расовой дискриминации гаошаньцев. 

— Тысячи лет гаошаньцы жили бок о бок с людьми, но редко когда люди вступали в браки с представителями их клана, — говоря это, Шэн Линъюань выглядел так, будто вел за собой толпу невежественных зевак. — До того, как страну захлестнуло пламя Великой битвы, десятки тысяч беженцев нашли убежище на юге. На Гаолине они вынуждены были зарабатывать на жизнь черным трудом, и гаошаньцы воздавали каждому по потребностям. Двадцать долгих лет я ничего о них не слышал. Но, говорят, в те дни доля полукровок, рожденных от союза человека и гаошаньца была намного ниже, чем от союза человека и демона. 

— Это из-за религиозных убеждений? — спросил директор Хуан.

Но Шэн Линъюань покачал головой.

— Гаошаньцы всегда были корыстолюбивы. Они держали рабов за домашний скот, убивали их и создавали инструментальных духов. Разве могли такие как они верить в духов и богов?