Глава 50 «Коварный замысел»

 

____

Если и существовала на свете мантра, способная очистить сердце или легкие, то одного предложения оказалось достаточно, чтобы все усилия обернулись прахом.

____

Жаровня рядом с западной зимней комнатой каждый период горения курительной палочки [1] сама подбрасывала уголь. Огромные приспособления, похожие на чаши, приводились в движение благодаря сцепленным зубчатым шестеренкам. Вне зависимости от того, забирала ли печка еще угля или выпускала наружу немного пара, механизм работал крайне слаженно. Время от времени из жаровни сзади вырывалось облако белого пара, и она гудела, точно вздыхая.

Внутри зимней комнаты двое — правитель и его подданный, — горячо спорили. Один — стоя, а другой – опустившись на колени. От напряжения на руке Ли Фэна, что сжимала край деревянного стола с вырезанным на нем драконом, проступили вены. Он медленно чеканил каждое слово:

— Ах ты! А ну повтори!

Гу Юнь уже выразил свою позицию, но также понимал, что не стоит чрезмерно сердить Императора. Поэтому маршал пошел на попятную:

— Ваш подданный заслуживает смерти.

Ли Фэн был бледен как смерть. Он нервно крутил на пальце белое яшмовое кольцо.

Гу Юнь прошептал:

— Когда дело касается Шелкового пути, стоит дернуть за одну ниточку и все рухнет [2]. Прошу Ваше Величество тщательно все обдумать.

Ли Фэн мрачно спросил:

— Аньдинхоу полагает, что в случае, если с ним что-то случится, Императору не на кого будет положиться?

Раз уж об этом зашла речь, то продолжение беседы лишь приведет к новой ссоре. Гу Юнь предпочел придержать язык, притворившись мертвым.

Вдруг в комнату быстрым шагом вошел Чжу-кopотенькие-ножки. Евнух напоминал актера, исполняющего роль старухи: когда он что-то тихо докладывал Императору, его голос то гудел, то жужжал.

— Ваше Величество, князь Го прибыл и снаружи ожидает высочайшего распоряжения...

Обычно, когда Император гневался, то дворцовые слуги убеждали всех приходивших к нему посетителей немного подождать снаружи. Чжу-кopотенькие-ножки намеренно вмешался в разговор, чтобы выручить маршала из затруднительного положения. Гу Юнь посмотрел в его сторону и подмигнул, выказывая благодарность.

У Ли Фэна дернулся глаз, несколько сердитых морщин прорезали его лицо. Он взглянул сверху-вниз на Гу Юня и холодно произнес:

— Аньдинхоу следует немного остыть во дворе, чтобы дым из головы выветрился, и подумать над тем, что стоит, а что не стоит говорить перед лицом своего Императора!

Гу Юнь ответил:

— Ваше Величество, позаботьтесь о себе.

Произнеся это, он поклонился и, покинув зимнюю комнату, опустился на колени прямо в снег во дворе, буквально восприняв приказ «остыть».

Ли Фэн пристально смотрел ему вслед. Вошедший императорский дядя князь Го боялся лишний раз вздохнуть и молча стоял в стороне и ждал. Ничего не подозревавший молодой придворный евнух едва шагнул вперед, намереваясь убрать разбитую вдребезги тушницу, которую Император швырнул в Аньдинхоу, когда евнух Чжу-кopотенькие-ножки быстро пресек его попытку. Слуга замер и после небольшой заминки молча скрылся.

Князь Го оценивающе посмотрел на выражение лица Императора и, понизив голос, предложил:

— Ваше Величество, Аньдинхоу еще молод и амбициозен. Более того, он долго вел дикий образ жизни бок о бок с грубыми вояками на границе. Порой некоторое нарушение субординации неизбежно, Вашему Величеству ни к чему гневаться ради своей следующей жизни.

Ли Фэн долгое время молчал.

Когда Император Юань Хэ пожаловал своему старшему сыну титул Наследного принца, тот славился усердием; в то же время он обладал острым умом. Наследный принц имел все шансы стать мудрым правителем, Императором, который сохранит достижения былых поколений. Когда Ли Фэн только унаследовал престол, то оправдал надежды прошлого Императора. Но нельзя отрицать тот факт, что Император Юань Хэ оставил своему сыну страну в крайнем беспорядке. Поэтому сейчас Великой Лян требовался не тот правитель, что сохранит достижения предков, а тот, кто обладает решимостью и сумеет увидеть перспективы.

Можно сказать, что с тех пор, как Император Лунань взошел на престол, все дела шли неудачно. Часто он спрашивал у своей совести: «Под силу ли нам управлять этим народом?»

Бывает так, особенно с людьми, занимающими высокое положение и обличенными властью, что сами они часто терзаются подобным вопросом, но не выносят, когда кто-то посторонний подвергает сомнению их власть.

Натянутая улыбка застыла на губах князя Го:

— Ваше Величество...

Ли Фэн внезапно перебил его:

— Императорский дядя, в последнее время наше сердце мучает один вопрос. Жетон Черного Тигра был пожалован Аньдинхоу самим Императором Лян У-ди, с чего Гу Юнь вдруг решил так просто добровольно вернуть его нам?

Князь Го опешил, бесстрашно глядя на императора Лунаня. Ему показалось, что это уже перебор — неужели Императору нечем заняться и он действительно с нетерпением ждет и грезит о том дне, когда Гу Юнь решит бросить вызов Небесам или поднять восстание?

— Ну... — князь Го быстро прикидывал, что же ему сказать. Не оставалось иного выхода, кроме как свести все к лести, чтобы уберечься от переменчивого сердца монарха. — Император талантлив и мудр, он будет править тысячи лет. Ваш покорный слуга не пощадит себя и отдаст все силы ради служения Дракону. Что значит какой-то жалкий Жетон, когда ваши подданные готовы пожертвовать жизнью ради Вашего Величества?

Ли Фэн рассмеялся:

— Боюсь, императорский дядя заблуждается. До сегодняшнего дня мы и сами не понимали, в чем дело. Честно говоря, не так важно обладает ли Гу Юнь Жетоном Черного Тигра или нет. Сколько среди командующих офицеров принадлежат к фракции Гу? Сейчас состояние дел в армии таково, что слова Аньдинхоу значат больше, чем наши, а Жетон — всего лишь формальный символ власти. На самом деле он особо ему и не нужен.

Речь Ли Фэна плавно лилась, словно они были близкими друзьями и вели непринужденную послеобеденную беседу. Заслышав его слова, князь Го невольно вздрогнул, прекрасно понимая, скрытую в них угрозу.

— Изначально мы вызвали императорского дядю во дворец, чтобы обсудить дела, связанные с Лоуланью, но сейчас это неважно. — Ли Фэн устало взмахнул рукой. — Мой дорогой дядя может идти, мы тоже устали.

Князь Го опустил брови [3], покинув западную зимнюю комнату.

Никто не знал, что случилось с погодой: хотя сезон дождей [4] уже закончился, затяжные снегопады в столице продолжались, следуя один за другим. Гу Юнь простоял на коленях менее половины большого часа [5], но успел зверски замерзнуть — на парадной одежде уже образовался тонкий слой льда, а броня на плечах была покрыта снегом. Невозможно даже представить, как же ему было холодно.

Князь Го поспешил пройти мимо, лишь на мгновение взглянув на прекрасный и бледный профиль знаменитого Аньдинхоу, и вздохнул. Ему стало жаль маршала, да и только. Ведь князь Го был достаточно умен, чтобы осознавать, что человек он сам подневольный и от него зависит благополучие множества подчиненных. Он прекрасно понимал, как ему следует поступить.

Сумерки над императорским дворцом сменились напряженной безмолвной ночью.

Дождавшись, пока Ли Фэн уснет, евнух Чжу-кopотенькие-ножки набрался смелости, раскрыл зонт и дрожа от страха отправился проведать Гу Юня.

Тело маршала утопало в снегу. Чжу-кopотенькие-ножки жестом указал на возвращавшуюся по галерее из личных покоев императора молодую служанку в пепельно-сером халате и отчитал ее:

— Вот бестолочь! Снег так и валит, а ты даже не додумалась принести Аньдинхоу зонтик! Неужели глаза у тебя чисто для красоты?

В глазах молодой служанки евнух, о которого все вытирали ноги, являлся крайне важным лицом, и она перепугалась до смерти. Ее лицо побледнело и она дрожала от страха.

Гу Юнь моргнул, отчего снежинки на его ресницах растаяли, и светски заметил:

— Дедушка, не пугай это дитя. Его Величество сказал мне немного остынуть. Как я мог исполнить его приказ, если бы она принесла зонт?

Чжу-кopотенькие-ножки подбежал к Гу Юню, намереваясь помочь ему отряхнуться от снега, и потрясенно ойкнул, коснувшись его плеча. Холодный черный металл настолько заледенел, что евнух едва не обморозил свою толстенькую мягкую руку. Старший дворцовый евнух, дрожа, пожаловался:

— Вот зачем было Аньдинхоу ссориться с Его Величеством? Если провести на коленях всю ночь, то будет чудом, если просто не заболеешь. Зачем обрекать себя на подобные страдания и гневить Императора?

Гу Юнь улыбнулся:

— Ничего страшного. У нас, воинов, толстая кожа и закаленная плоть. Тогда я немного погорячился и наговорил лишнего. Спасибо за любезность, я буду помнить о заботе дедушки.

Чжу-кopотенькие-ножки обдумал его слова и, понизив голос, предложил:

— Как насчет того, чтобы я послал гонца за Янбэй-ваном? Утром он заглянет во дворец и замолвит словечко за Аньдинхоу перед Императором.

Гу Юнь снова покачал головой:

— Не нужно его вмешивать. Все в порядке.

Евнух тщательно все взвесил и пришел к выводу, что больше ничем не сможет помочь маршалу. Кроме того, он до смерти боялся того, что у императора Лунаня утром найдутся для него новые поручения. Не смея надолго отлучаться от своих обязанностей перед правителем, евнух положил рядом Гу Юнем зонт, собираясь удалиться.

— Дедушка Чжу, — Гу Юнь внезапно окликнул его, а потом шепотом сказал: — Большое спасибо, но зонт лучше забрать.

Чжу-кopотенькие-ножки его слова привели в замешательство.

Гу Юнь пояснил:

— Я буду стоять тут на коленях до тех пор, пока гнев Его Величества не утихнет. А ты — его верный слуга, не заставляй его сомневаться в этом.

Это был всего лишь намек, но Чжу-кopотенькие-ножки, разумеется, его понял. Старый евнух вздохнул: