Глава 29 «Злополучный водяной дракон»

 

***

Глубоководный Демон Восточного моря жаждет превратиться в дракона, а этот монах явился с целью бросить ему вызов.

***

В одно мгновение весь гнев и раздражение, раздирающие Гу Юня, унеслись прочь легким порывом ворвавшегося в комнату ветра.

Он протянул руки, чтобы поймать Чан Гэна в крепкие объятия и несколько раз мягко похлопал его по спине, а его острый подбородок уткнулся мальчику в плечо. Теперь Гу Юнь мог почувствовать, что его руки - это не просто собранный из нескольких костей механизм.

Как же сильно Гу Юнь хотел сказать в ответ: "Я тоже скучал по тебе", - но он никогда не произносил подобных слов. Они трижды перевернулись внутри него, подползли к горлу и снова от испуга рухнули вниз, задержавшись в желудке.

Он лишь слабо улыбнулся и сказал:

— Сколько же тебе лет, что ты так ластишься?

Чан Гэн закрыл глаза, понимая, что отныне ему следует вести себя более сдержанно. Он не мог контролировать свои чувства, чего не скажешь о его руках и теле.

Чан Гэн покорно отстранился и спокойно встал рядом с Гу Юнем, всеми силами стараясь удержать незримые огни пламени, выжигающие его легкие. Он прекрасно осознавал, что желает непозволительно многого, и это чувство вызвало целую волну пренебрежения и ненависти к самому себе. Это все было настолько отвратительно и несуразно, что Чан Гэн просто не мог позволить подобным желаниям хоть как-то высвободиться.

Чан Гэн глубоко вздохнул и спросил:

—Почему ифу поехал в Цзяннань?

Гу Юнь посмотрел на него и радостно ответил:

— Тебе еще хватает смелости спрашивать у меня, не из-за тебя ли это?

Чан Гэн не смел так долго смотреть на своего ифу, и юноша слегка склонил голову.

Гу Юнь начал предполагать, что его ответ был несколько неуместным. Он только хотел сделать Чан Гэну замечание и едва оно не сорвалось с кончика языка, как Гу Юнь поспешно проглотил невысказанную мысль. Ладонью он сжал большой палец на руке, пару раз согнул и разогнул сустав. Он начал ощущать, как на нем начал сказываться тяжелый перелет длиною в тысячу ли. Но маршал смог выдержать это давящее чувство внезапной усталости и, обдумав свои слова, он постарался как можно более спокойно ответить Чан Гэну:

— Садись. Расскажи мне, зачем ты пошел за этим лысым... кхм...

Гу Юнь начал понимать и то, что ему не следует называть Ляо Жаня «лысым ослом» перед Чан Гэном. Как и не мог называть его «мастером». Гу Юнь застрял где-то между этими двумя титулами.

— Когда мастер Ляо Жань решил отправиться на юг, я сам настоял на поездке с ним. Я понимаю, как сильно это беспокоит ифу, сам бы я тоже чувствовал себя крайне неловко...

Гу Юнь промолчал.

В подобных разговорах, дипломатические способности Чан Гэна были на высоте. Всего одним предложением он попросил Гу Юня не злиться и помиловать этого осла. Окинув маршала поверхностным взглядом, можно было понять, что он действительно чувствует себя "неловко". За сегодня он уже второй раз был удивлен. Как всего за год Чан Гэн, который привык быть таким же простым, как деревянный столб, научился так говорить?

— Когда ифу был моего возраста, он отважно сражался на южной границе, дабы ослабить восстание. Но я по-прежнему неопытный мальчишка и поэтому я захотел покинуть поместье, чтобы увидеть мир за его стенами.

Чан Гэн всего на секунду поднял взгляд на Гу Юня и заметил, как в его глазах полопались капилляры, красными нитями пересекающие его ясный взгляд. Говорить становилось все тяжелее, от груди к горлу подорвалось удушающее чувство вины и Чан Гэн прошептал:

— Я вел себя излишне импульсивно и посмел заставить своего ифу беспокоиться, вынудив его прилететь сюда. Я был неправ, ифу, пожалуйста, накажи меня...

Гу Юнь выдержал недолгую паузу, а затем сказал:

— Так все и было. Тогда я впервые повел солдат на южную границу в знак благодарности старому генералу Ду и всем, кто служил под началом прежнего Аньдинхоу, всем, кто упорно трудился и верно служил почившему Императору.

Чан Гэн поднял взгляд к потолку.

Гу Юнь не очень ограничивал себя в словах и не слыл скромнягой. Когда он много выпивал, он совершенно не контролировал свою речь, струящуюся с его губ. Маршал мог даже уверенно заявить, что "может победить двадцать железных марионеток до того, как догорит одна палочка благовоний, и все это с забитыми ватой ушами и завязанными глазами".

И все же, размышляя о своем прошлом, Гу Юнь вдруг осознал, что он стал известным будучи еще совсем юнцом. С того момента начала тянуться цепь истории, начиная с минут, когда он впервые сжал в руках боевое знамя и повел войско на Запад, и заканчивая восстановлением Черного Железного Лагеря. Всего одного события из перечисленных будет достаточно, чтобы рассказывать о нем в течении полжизни, но Гу Юнь никогда об этом не упоминал.

Гу Юнь налил в чарку Чан Гэна немного кислого вина.

— Это вино приготовили жители Лоулань. Ты уже взрослый и можешь сделать несколько глотков.

Чан Гэн сделал глоток, но вкуса он разобрать не смог, отставив чарку обратно на стол. Ему было достаточно просто увидеть Гу Юня здесь и сейчас, ведь они так долго не виделись. Для того, чтобы кровь в его груди снова вскипела, Чан Гэну не требовалось никакого вина.

— Тогда я совсем ни в чем не разбирался и был глупцом, - сказал Гу Юнь. - Я вел людей и создавал только проблемы, а вместе с моей молодостью и высокомерием я не был готов признать собственные ошибки.

Когда мы выступили, дабы ликвидировать бандитов, я слишком стремился проявить инициативу и действовать в одиночку. Такая маленькая кампания закончилась потерей более тридцати единиц тяжелой брони, в которые были вложены огромные суммы. Но не это самое страшное... Самое страшное было то, что из-за произошедшего старый генерал Ду был серьезно ранен... Ты слышал про генерала Ду Чандэ?

Чан Гэн раньше слышал о нем от Ляо Жаня. Этот монах, возможно, гораздо лучше знаком с магистрами и военными ушедшей Династии, чем с Писаниями Будды.

Десять лет назад, старый Аньдинхоу и его супруга скончались от тяжелой болезни. Гу Юнь был еще слишком молод. И именно генерал Ду покорно присматривал и за границей, и за императорским двором, в одиночку отмечая текущее состояние дел. К сожалению, старые раны дали о себе знать и генерал Ду скончался во время северо-западной кампании. После смерти генерала Ду, когда Гу Юню было всего семнадцать лет, он был назначен главнокомандующим северо-западной кампании.

— Тогда, - продолжил Гу Юнь, - если бы не я, старик остался бы здоровым и сильным, а его старые раны не напомнили бы о себе во время какой-то несчастной простуды.

Устранив врагов на южной границе и вернувшись в столицу, генерал Ду, передавая императорскому двору доклад, ни разу не упомянул о моих ошибках и всегда, до самого своего последнего дня, он говорил только о моих заслугах и все это время позволял мне быть рядом с ним в армии.

Гу Юнь остановился на этих словах и замолчал.

Все это было как-то... Нереально. Пока Гу Юнь летел в Цзяннань, он только и думал о том, как отчитать Чан Гэна, начиная лекциями, заканчивая реальными действиями. Но он никак не ожидал, что задуманное превратится в то, что он будет вот так вот сидеть и признаваться в собственных старых делах.

Гу Юнь думал, что будет скрывать их до скончания своих дней, но теперь, взглянув на них в очередной раз, он отметил, что может с легкостью посмотреть им прямо в глаза.

Это было за пределами его понимания.

Возможно, Шэнь И был прав. Молодой сын и старый отец - это тяжелое бремя. Они были способны обратить внимание людей на себя, и, более -заставить склониться перед ними, но как следует разобраться в себе – было за гранью их возможностей.

— Причина, по которой я занимаю эту должность, кроется не в том, что я лучше всех, а в том, что я ношу фамилию Гу, - сказал Гу Юнь, подняв на Чан Гэна взгляд. - Иногда то, что ты должен делать, и то, что делать не следует, определяет только твое происхождение.

Впервые Гу Юнь объяснил Чан Гэну причину, по которой он не смог взять мальчика с собой на северо-запад, хотя это было довольно трудно понять.

Чан Гэн очень сосредоточенно смотрел на него.

Гу Юнь несколько секунд что-то обдумывал, а затем сказал:

— Тебе стоит хорошенько подумать о том, по какому пути ты собираешься пройти, но тебе не следует так сильно беспокоиться об этом. Пока я жив, у меня всегда будет достаточно сил, чтобы смести все препятствия с твоего пути.

Чан Гэн подумал о том, что за все время, которое он провел вместе с мастером Ляо Жань, он научился с легкостью вести беседу с большинством самых разных людей. Но только сейчас он осознал, что это "большинство" не достойно внимания Гу Юня. В такие моменты, когда Гу Юнь сталкивался с подобным человеком, он сразу же проглатывал свой язык и начинал странно себя вести.

Чан Гэн всегда считал себя обузой, которую старый Император повесил на шею Гу Юня. Он всегда видел маршала алчным существом, жадным до мира, который ему не принадлежал. Но это было вовсе не так.

Чан Гэн думал о том, что никто и никогда в этом мире не сможет общаться с ним так, как Гу Юнь.

И тут за дверью внезапно проскользнула тень человека:

— Маршал!

Гу Юнь взял себя в руки и махнул Чан Гэну рукой:

— Иди и отдохни, ляг сегодня пораньше. Пока ты ходил с этим монахом, ты явно плохо ел и спал... или ты хочешь остаться и переночевать у меня?

Чан Гэн ничего не ответил.

Его разум разлетелся на множество цветных огоньков, а сам он раскраснелся до кончиков ушей.

Гу Юнь улыбнулся и сказал:

— Ты познал чувство стыда. Раньше, когда ты до слез пугался ночных кошмаров, разве мне не удавалось снова уложить тебя спать?

Чан Гэн просто не знал, как вообще реагировать на такие заявления прямо в лицо - просто Гу Юнь сейчас сказал это совершенно невозмутимо, будто для него это было обычным делом!

В голове мальчика внезапно не осталось ни одной мысли и он выбежал из комнаты Гу Юня так быстро, словно скользил по облакам.