Вдруг Цао Нянцзы перебил Чан Гэна и тихо сказал:

— Старший братик Чан Гэн, нам не стоит говорить об этом. Ты заметил, что многие смотрят на нас?

Монах, нежный молодой господин, пухлый сын состоятельного мясника и маленькая девочка – нежная и красивая, но с некоей странной изюминкой - гуляя вместе, они очень привлекали к себе внимание. Они давно должны были привыкнуть к тому, что на них постоянно так смотрели, а Чан Гэн так вообще почти не обращал на это внимания.

Вот только на этот раз зрителей было как-то уж слишком много.

Люди специально останавливались, чтобы посмотреть на них. Они не просто смотрели, они еще и тихо перешептывались друг с другом.

— Мне кажется, что что-то должно произойти, - сказал Гэ Пансяо.

— Ты прав, - согласился Чан Гэн.

Как самый высокий из их четверки, Чан Гэн взглянул на толпу, и тут его взгляд выхватил объявление, вывешенное на башне на городской стене. На нем был изображен реалистичный портрет прекрасного молодого господина с тонкими чертами лица лысоголового монаха, а чуть ниже - надпись:

"Этот человек притворился хозяином храма Ху Го. Он мошенник, творит, что заблагорассудится, бесчинствует, мелочный, вульгарный. Настоящим объявлением, в случае, если будет замечен этот преступник, немедленно донесите властям. Любому человеку, сообщившему о мошеннике, полагается награда в десять серебряных монет".

— Мастер Ляо Жань, - сказал Чан Гэн, - вы стоите десять серебряных монет.

Буддийский монах ошеломленно замер на месте, подобно прекрасной каменной статуе.

— Похоже, мой ифу получил письмо от дяди Ван и отправил людей, чтобы разыскать вас, - Чан Гэн смотрел прямо в толпу, которая искушенно двигалась в их сторону, желая заполучить десять серебряных монет.

— Я, конечно, прошу прощения, но будет лучше, если мы как можно скорее уйдем отсюда.

Ляо Жань быстро сказал: «О, Амитабха [9], Ваше Высочество, прошу, не забудьте о вашем обещании в чайной».

И тут монах побежал так, будто его ноги были смазаны маслом. Он бежал тихо, подобно неподвижной статуе, но при этом быстро, словно сам ветер.

Толпа людей с рынка, желавшая ухватить "десять серебряных монет", заметила, что монах догадался об их планах. Решив отказаться от всякой скрытности, они закричали ему вслед: "гнилой монах!", "мошенник!", и побежали за мастером со всех сторон маленького рынка.

— Мой отец делал так же, когда охотился на кроликов в горах, - отметил Гэ Пансяо.

Чан Гэн и Цао Нянцзы обратили на него внимание.

— Он гнал их палкой и кричал на них. От этого кролики пугались, теряли направление и попадали в сеть... Ах... Да, все так и было.

У мастера Ляо Жань, разумеется, ума было многим больше, чем у кролика. Когда он смог понять расположение и устройство городского рынка, тогда он быстро повернул налево, затем направо. Никто не знал, как он так рассчитал свою траекторию побега, но люди, преследовавшие его со всех сторон, в итоге выстроились в одну линию.

И тут, неподалеку от толпы и беглеца, разнесся крик:

— Разойтись!

Это были солдаты и обычные мужчины, уверенными шагами приближавшиеся к монаху. Похоже, именно им отдали приказ арестовать виновника.

— Как и ожидалось, Гу Юнь нашел кого-то, кто сможет все это организовать.

Чан Гэн оставался непоколебимо спокойным, но в то же время он осознавал, что его спокойствие начало постепенно улетучиваться.

И его единственным утешением было то, что Гу Юнь, даже будучи далеко на северо-западе, даже когда он до последнего упрямо отказывался брать Чан Гэна с собой, пусть он тогда ушел, не сказав ни слова, в душе Чан Гэн понимал, что его ифу все-таки беспокоится и думает о нем.

Он понимал, что втянул в это и мастера Ляо Жань. И все же, Гу Юнь не вернулся домой даже на Новый Год. Так почему Чан Гэн должен сейчас, в этот самый момент, после всего, протянуть руку помощи? Зачем?

Цао Нянцзы схватил Чан Гэна за руку:

— Старший братик, что нам делать?

Чан Гэн вырвался из пут своих запутанных мыслей и, немного поразмыслив, сунул руку в свою сумку. Выхватив оттуда горстку серебряных монет, он и бросил ее в сторону толпы.

— Ловите деньги!

По счастливому стечению обстоятельств, мастер Ляо Жань сбежал, иначе ему пришлось бы задуматься о том, чтобы отрастить волосы обратно.

Преследователи монаха остолбенели, завидев на земле разбросанную горстку серебра. И тут сработал их инстинкт - нужно было немедленно забрать эти деньги. Кто-то в толпе обмолвился, что эти деньги хотя бы в руках подержать можно, и тут же все отказались от поимки добычи за ту же цену. Собирая серебро, толпа весьма удачно преградила путь офицерам и мужчинам, которые уже успели отстать от монаха. В мгновение ока Ляо Жань исчез.

Чан Гэн улыбнулся и сказал:

— Нам тоже пора идти.

Взяв инициативу на себя, он окинул толпу пронзительным взглядом и уже приготовился уйти отсюда как можно подальше. Но тут с другого конца узкой улицы разнесся отзвук лошадиных копыт. Кажется, кто-то решил загнать их в тупик.

Подавая волю коню на оживленных торговых улочках шумного рынка, этот человек явно искал тут не занятие по душе, он прибыл сюда, чтобы кого-то арестовать.

— Старший брат, мы можем уйти через ту улочку, - предложил Гэ Пансяо.

— Нет, - вмешался Цао Нянцзы. - Мы должны стоять и ждать.

Звук лошадиных копыт подступил вплотную к толпе и несколько чинных, подтянутых мужчин, которые, похоже, явно были приближенными императорской армии, выстроились в ряд. Один человек из самого центра ровного ряда солдат вышел вперед.

Человек, которого Чан Гэн узнал бы, даже если бы он превратился в пепел.

Юноша был ошарашен. Он не ожидал, что маршал Гу проделает такой долгий путь с северо-западной границы, чтобы арестовать его.

А вот то, что Гу Юнь сделает с этими двумя, маршал старательно обдумывал всю дорогу. Для начала он снимет кожу с Ляо Жань, а затем заберет Чан Гэна и как следует его отшлепает.

Маленькое дерево вырастет изгибистым, если его изначально не выпрямить должным образом. Гу Юнь понимал, что он слишком избаловал этого ребенка. Способ воспитания почившего императора не сработал, а это значит, что придется воспитывать своего сына методами железного кулака бывшего Аньдинхоу.

Но стоило ему увидеть Чан Гэна, как пламя праведного гнева внутри него внезапно потухло.

Гу Юнь, сидя на лошади, почти не узнал Чан Гэна.

Мальчики-подростки меняются каждый день. Когда они жили в Яньхуэй, Чан Гэн всегда был под носом у своего ифу, поэтому его ежедневный рост не так явно бросался в глаза. Но можно было отметить, что, когда он подрастал, его штаны заметно становились короче. Теперь их разлука продлилась больше года, и Чан Гэн из мальчишки внезапно превратился в незнакомца.

Он уже почти сровнялся с высоким ростом Гу Юня, а его некогда хрупкое мальчишеское тело окрепло, и Чан Гэн стал походить на взрослого молодого господина. И лишь всего на мгновение в его глазах промелькнуло удивление, но оно почти тут же безвозвратно скрылось под тенью его едва постигнутого спокойствия.

Гу Юнь позволил своей лошади потоптаться на месте. С совершенно безэмоциональным выражением на лице он подумал: "Я не смогу поднять на него руку".

Дело было не в том, что маршал физически бы не смог этого сделать. Чан Гэн уже стал взрослым мужчиной и, если бы Гу Юнь применил такое наказание, предназначенное для маленьких детей, это был бы не урок, а унижение.

Время для Гу Юня шло быстро, безрадостно и совершенно бессмысленно. Маршал не видел разницы между годами минувшими и наступившим.

Но он вдруг почувствовал сейчас всю жестокость тех времен. Маршал будто бы успел моргнуть всего один раз, а его маленький Чан Гэн уже так повзрослел. Гу Юнь осознал, что никогда больше не сможет наверстать каждый из упущенных им дней.

Гу Юнь наконец-то понял, что Чан Гэну уже пятнадцать лет, и совсем скоро ему уже будет шестнадцать. Через три-четыре года он переедет в резиденцию Ян Бэй-ван и смело сможет отказаться от покровительства всех тех, кто всё это время служил ему опорой, поддерживая. Но что такое "три-четыре года"? Возможно, этого бы с трудом хватило, чтобы Гу Юнь хотя бы раз навестил столицу. Получается, что все, что между ними случится за оставшиеся годы - это лишь единственная встреча?

Спустя целый год разлуки в израненное сердце маршала Гу наконец смогли проникнуть столь глубокие чувства, и он быстро среагировал на зов, поспешив на помощь.

Он спрыгнул со своей лошади, подошел прямо к Чан Гэну и спокойно произнес с мрачным выражением лица:

— Следуй за мной.

Чан Гэн не мог оторвать взгляда от прекрасного лица своего ифу, не смел даже на сантиметр посмотреть в сторону. На шее Гу Юня виднелась небольшая рана, которую он получил в пустыне на северо-западной границе. До сегодняшнего дня она еще не успела зажить.

Чан Гэн всеми силами пытался выдавить из себя хотя бы слово.

— Ифу, зачем ты пришел?..

Гу Юнь хладнокровно хмыкнул и мрачно двинулся прочь с рынка.

Даже его манера говорить полностью изменилась. Гу Юнь, превозмогая горечь мыслей, на мгновение задумался о том, что потерял что-то очень важное.

Офицеры и мужчины, подбежав к Гу Юню, спросили:

— Великий маршал, монах сбежал. Нам продолжать преследовать его?

— Преследуйте, - ответил Гу Юнь. - Объявите его в розыск по всему городу. Если он прыгнет в море - вытащите его обратно!

Все хором ответили:

— Вас понял!

Цао Нянцзы незаметно вцепился в рукав Гэ Пансяо. Он считал, что в этой ситуации им будет очень трудно защитить себя. У него не было другого выбора, кроме как беспомощно качать головой, надеясь, что мастер Ляо Жань сможет позаботиться о себе сам.

Чан Гэн и остальные последовали за Гу Юнем в резиденцию господина Яо. Мастер Яо старательно подготовился и заучил слова, чтобы должным образом поприветствовать высокоуважаемых гостей. Он встретил их вместе со слугами у входа в резиденцию: