Глава 120 «Надежда»

 

____

Старик во главе армии противника возомнил себя мастером по ведению морских сражений? Так я покажу ему, в чем разница между генералом и маршалом.

____

Получив деревянную птицу из Линьюаня, Цао Чуньхуа быстро передал все незавершенные дела и вскоре отбыл в Лянцзян.

Добравшись до назначенного места, Цао Чуньхуа почувствовал сильный запах пороха и царившую в прохладном влажном воздухе жажду убийства. Он невольно выпрямил спину. Больше он не напевал себе под нос, не бросал кокетливые взгляды по сторонам и не пытался выдать себя за другого человека. Патрулирование здесь было настолько строгим, что во время несения службы офицеры и солдаты не смели перешептываться друг с другом. Тишину нарушали лишь крики солдат, отрабатывающих боевые приемы: "Бей! Бей!"

Цао Чуньхуа потер глаза — до него дошло, что перед ним Черный Железный Лагерь.

Стоило добраться до места назначения, как его сразу остановил караульный. Поскольку лагерь находился под управлением Гу Юня, Цао Чуньхуа не посмел шутить, а поспешил достать и показать солдату выданный Военным советом пропуск. Большинство встретившихся ему стражников были не старше восемнадцати-девятнадцати лет. Когда проверка была окончена, солдаты не проявили неуважения, но и лебезить не стали. Один вышел из строя и отвёл его в маршальский шатёр. Когда Цао Чуньхуа оглянулся, то заметил, что на место его провожатого мгновенно встал другой солдат. Строй оставался таким же чётким, словно никто и не отлучался.

Поначалу его провожатый немного робел. Когда он узнал, что Цао Чуньхуа когда-то сопровождал Гу Юня на границу во время похода против северных варваров, это развязало ему язык:

— Иностранцам не одолеть великого маршала на поле боя. В последнее время они засели в нескольких портах в Лянцзяне и постоянно нас донимают. Наш капитан говорил, что так они пытаются оценить наши силы. Господин, разве Великая Лян не обширна и богата природными ресурсами? Откуда у иностранцев столько денег?

— Не называй меня «господином», я как и ты человек подневольный, — отмахнулся Цао Чуньхуа. — Я и сам не смыслю в подобных вещах, но господин Ду как-то мне об этом рассказывал. Видишь ли, военный флот Запада создавался для дальних плаваний и сражений в открытом море. Разве не уничтожили они в первый раз наши порты в Цзяннани и Дагу? Если мы не сумели совладать с ними, что говорить о небольших островных государствах? Когда иностранцы уничтожают очередное государство, то выжимают из него все соки: крадут природные богатства, открывают предприятия, которые не могут построить у себя на родине, а жителей превращают в рабов, заставляя трудиться на себя. Понятно, что со временем они разбогатели.

Караульный молча проводил Цао Чуньхуа к маршальскому шатру. Стражник на входе зашел внутрь, чтобы доложить о визите. Молодой караульный воспользовался задержкой, чтобы продолжить беседу:

— Господин, мне доводилось слышать, как бывалые солдаты вспоминали о службе в лянцзянском гарнизоне под командованием генерала Чжао. Тогда и платили больше, и работенка была непыльная. Их муштровали не так строго, как соседние гарнизоны, в свободное от службы время можно было пересечь пролив, чтобы насладиться мелким дождем да абрикосовым цветом [1]. Услышав об этом, я подумал, что родился не в ту эпоху. Кто знает, может, в мирное время меня бы давно почтительно величали "господин военный".

Когда Цао Чуньхуа на него посмотрел, молодой караульный смущенно улыбнулся.

— Небо внемлет нашему с вами разговору, я понял, что заблуждался. Лучше быть солдатом, чем ничтожеством, ожидающим счастливого случая.

В этот момент из шатра вышел стражник.

— Господин Цао, прошу, проходите. Великий маршал ждет вас.

Цао Чуньхуа собрался и зашёл внутрь. Он сразу заметил на носу у Гу Юня вульгарный монокль. Оправа с ажурной резьбой оттеняла красоту владельца и скрывала лицо от переносицы до виска. Больше похоже было не на монокль, а на маску.

Цао Чуньхуа замер пораженный. Первой его мыслью было: «Что у великого маршала с глазами?»

В шатре обсуждались важные военные дела, поэтому Цао Чуньхуа не смел перебивать.

Присутствовали здесь и Шэнь И с Яо Чжэнем. Последний как раз зачитывал полученное от Запада письмо:

— Иностранцы утверждают, что прибыли с миром. В знак своей дружбы и добрых намерений, они интересуются, как мы отнесемся к тому, что они превратят четыре провинции в Цзяннани в центры торговли. Жителям позволят самим избрать себе правительство, а гарнизоны Запада будут защищать интересы иностранных купцов, чтобы в будущем это место стало связующим звеном между нашими странами и способствовало налаживанию международной морской торговли... О, еще они пишут, что питают искреннюю любовь к плодородным землям Цзяннани и не хотят, чтобы те страдали под гнетом войны.

— Вчера речь шла о трех провинциях, — заметил Шэнь И. — Откуда взялась еще одна?

Яо Чжэнь беспомощно взглянул на него:

— Поди от «искренней любви» расщедрились?

— Да пошли они, — несмотря на изящный монокль на носу, Гу Юнь неприлично ругался. — Какая-то слепая любовь, не находишь? Они по очереди в наши провинции влюбляются, что ли?

Шэнь И промолчал.

Все остальные тоже ненадолго потеряли дар речи.

Цао Чуньхуа не выдержал и громко расхохотался.

Шэнь И махнул ему рукой.

— Сяо Цао приехал! Мы давно тебя ждем. Подойди и поведай господам, когда будет готов «железный червь»?

— Ох, господин Шэнь, какое уродливое название... Скоро все будет, — бодро ответил Цао Чуньхуа. — Рабочих у нас в избытке. Северную ветку почти доделали, а что касается южной, то там строительство продвигается еще быстрее. Зима не помешает дальнейшим работам. Когда железнодорожные ветки соединят друг с другом, паровые повозки смогут курсировать между столицей и побережьем. По словам господина Ду, если все пойдет по плану, они постараются закончить к концу года... Кстати, а почему великий маршал теперь носит такой затейливый монокль?

— Мне идет? — Гу Юнь улыбнулся ему, уголки персиковых глаз приподнялись вверх, и бессовестно соврал: — Да разбил прошлый пару дней назад. На этот раз я решил заказать к нему достойную оправу и специально пригласил одного известного мастера из Янчжоу сделать гравировку. Но нельзя же прятать от мира подобную красоту, поэтому теперь я ношу его каждый день, чтобы все могли полюбоваться.

У Шэнь И аж живот свело:

— Ох, мой великий маршал, лучше вам снять его. Глаза простых смертных не достойны этого великолепия.

Гу Юнь проигнорировал его. Повернув голову так, чтобы Цао Чуньхуа мог разглядеть этот аксессуар со всех сторон, он начал нести полную околесицу:

— Если не сработает, то выйду из гарнизона и сражу иностранцев своей красотой. Боюсь, с могучей армией мне не справиться, но двадцать-тридцать тысяч я вполне могу соблазнить, не правда ли, сяо Цао?

Цао Чуньхуа залился румянцем.

Шэнь И и Яо Чжэнь отвернулись в разные стороны, как будто глаза бы их это не видели.

— Ты приехал как раз вовремя, — продолжил Гу Юнь, приобняв покрасневшего до кончиков ушей Цао Чуньхуа за плечи, и отвёл его к макету местности. — У меня есть для тебя задание. Кроме тебя никто с этим не справится. Ну как, поможешь мне провернуть одно дельце?

Неведомо, могла ли красота великого маршала Гу сразить иностранцев, но Цао Чуньхуа точно пал ее жертвой. Его лицо покраснело, шея загорелась и вспотела. Неважно, о чем Гу Юнь его просил, единственный возможный ответ звучал как «да-да-да».

Цао Чуньхуа с мечтательным выражением лица вышел из маршальского шатра. Он вздрогнул, когда понял, что в действительности сейчас произошло. Погодите-ка, разве Янь-ван не послал его сюда, чтобы он позаботился о великом маршале?

Как так вышло, что Цао Чуньхуа только прибыл на место, а великий маршал запросто его одурачил и убедил ехать на юго-западную границу?

Гу Юнь успел подчеркнуть, что его миссия — страшно секретная. Ему придется как-то переварить эту информацию, но самое главное, в Военном совете не должны об этом узнать...

Как теперь оправдываться по возвращению в столицу!

Позаботившись о растерявшемся Цао Чуньхуа, Шэнь И вернулся к Гу Юню. Яо Чжэнь к тому времени уже ушел. В полумраке шатра тускло светила лампа. Гу Юнь закинул длинные ноги на скамейку и скрестил руки на груди. Кто знает, о чем он думал. Поскольку он теперь плохо видел и слышал, то его почти ничего не беспокоило и не отвлекало от собственных мыслей.

Когда Шэнь И заглянул в шатер, то принес с собой порыв свежего северного ветра. Это привело Гу Юня в чувство, он поднял голову и посмотрел в сторону входа:

— Все готово?

Кивнув, Шэнь И спросил:

— У тебя правда есть важная миссия для сяо Цао? Или ты боишься, что он доложит Его Высочеству Янь-вану о твоем состоянии?

— Когда это я смешивал личные и государственные дела? — Гу Юнь приподнял брови, но не успел Шэнь И устыдиться и попросить прощения, добавил: — Да и то, и другое.

Шэнь И промолчал.

Ему еще не доводилось встречать человека, которому приходилось постоянно разрываться между личными и государственными делами, как Гу Юню.

— Когда мы с тобой начнем боевые действия, в столице неизбежно последуют перемены. Чан Гэну не следует перенапрягаться, изводя себя думами. Кроме того, рано или поздно это должно было со мной произойти. Не хочу, чтобы его отвлекала моя небольшая оплошность. Кроме того, мне действительно нужен был надежный и гибкий человек, чтобы справиться с той миссией, что я поручил сяо Цао, — сказал Гу Юнь. — Старик во главе армии противника возомнил себя мастером по ведению морских сражений? Так я покажу ему, в чем разница между генералом и маршалом.

Шэнь И раздирали противоречивые чувства. С одной стороны как ветерану Черного Железного Лагеря ему искренне хотелось выполнять приказы своего командира и при необходимости отдать за него жизнь, с другой — тошнило от бесстыдного бахвальства Гу Юня, аж мурашки поднялись от возмущения. Он только и мог, что жалобно взмолиться: