Глава 121 « Колебания»

 

____

Эта глава преимущественно об интригах и сражениях, если вам не интересно — не читайте

priest

____

Восьмого числа двенадцатого лунного месяца Гу Юнь тайно отправил послов на острова Дунъин и в страны Южных морей. Последние три месяца на линии фронта им удавалось только сдерживать противника. В результате непрекращающихся боев пламя войны из Цзянбэй перекинулось на тринадцать провинций Цзяннани и докатилось до Гуандун и Гуанси.

Многие из тех, кто попал в ловушку на оккупированных территориях, упорно отказывались пересекать реку и организовывали народное ополчение. Поскольку бедствующим простым механикам на чужбине негде было взять цзылюцзиня, они заменяли его углем или порохом и изготавливали различное оружие своими руками — пусть оно и было менее впечатляющим, как у действующей армии.

Поначалу их поделки выходили довольно примитивными — до тех пор, пока институт Линшу не объявил об открытии филиалов по всей стране, где желающих будут обучать технологиям, которые не являются засекреченными военными разработками.

Со временем дали о себе знать и другие долгосрочные последствия войны.

Фан Цинь не ожидал, что первыми нарушат установившееся при дворе затишье не сторонники Янь-вана, а благородные чиновники из двух палат...

В этом году в провинциях Великой Лян как раз состоялся Осенний экзамен, который проводился раз в три года. Война внесла коррективы: экзамен пришлось прервать посередине и результаты сильно задержались. Имена людей, успешно сдавших императорский экзамен, объявили только в двенадцатом лунном месяце. Их внесли в так называемый Сливовый Список, но студенты по всей стране в шутку прозвали его Гнилым Списком [1].

И трех дней не прошло с момента объявления результатов экзамена, как сюцай [2] в провинции Шаньси покончил с собой при необычных обстоятельствах. Чиновники не позволили печальному происшествию омрачить важное событие и не стали докладывать вышестоящим. Однако через несколько дней правда всплыла. После окончания императорской аудиенции кто-то подошел к воротам дворца, чтобы подать жалобу императору.

Разбирательство было долгим.

Янь-вану пришлось дважды съездить в Цзяннань, срубить много голов, а также издать самый суровый на данный момент указ, регламентирующий поведение чиновников [3]. Этого хватило, чтобы свести процветавшую со времен Юаньхэ коррупцию практически к нулю. В последние годы во дворце постоянно урезали расходы, а жалованье придворных чиновников сокращалось. Ассигнации Фэнхо, тесно связанные с новым указом, только ухудшили их положение... Источники их доходов то полностью перекрывали, то снова приоткрывали. За последние сотни лет жизнь придворных чиновников никогда не была настолько нелегкой.

Как говорится, пожив на широкую ногу, трудно привыкнуть к простой жизни. Когда речь заходила о собственном благосостоянии, люди забывали, что каждый в ответе за судьбу страны.

Но если чиновники и испытывали трудности, то ничего не могли с этим поделать. Они вежливо отказывались от подарков, ведь прекрасно знали, что за спиной у богатых купцов стоит Янь-ван — стоит неосмотрительно принять подарок, как тебя казнят за взятку. Из военного бюджета воровать тоже боялись. После реформы стало невозможно прикоснуться и к налогам, не говоря о средствах, выделенных на ликвидацию последствий стихийных бедствий. Головы Ян Жунгуя и его сторонников еще не истлели.

Так вышло, что в этом году за проведением осеннего экзамена строго не следили. Страну больше заботило, как выиграть войну и где бы заработать денег. Кому какое дело до бесполезных кабинетных ученых? В результате кто-то и придумал хитрую схему.

После того, как правда открылась, мошенническая схема потрясла всю страну. Замешаны в ней оказались целых девять провинций.

С большим трудом Фан Циню удалось сделать так, чтобы скандал не запятнал его репутацию. Он мог бы еще пару дней жить мирно, но ему словно снег на голову посыпались бумаги из двух палат.

Новоявленные борцы с коррупцией вели себя иначе, чем сторонники Янь-вана. Люди принца всегда отличались прагматичностью и преследовали конкретную цель, а за власть боролись слаженно и организованно, поэтому многие их действия легко было предсказать. Эти же «чистюли» слишком много о себе возомнили и ни во что не ставили ни чужую репутацию, ни благосостояние. Им нравилось раскрывать чужие преступления без всякой личной выгоды. Слава их зависела от того, скольких чиновников им удалось поймать на мошенничестве.

Обычно молодые и знатные господа не появлялись в двух палатах. Чаще всего отъявленные борцы с коррупцией происходили из числа бедных студентов, поскольку именно их больше всего затронул скандал с императорским экзаменом.

Бешеные псы из двух палат, которые давно ни на кого не нападали, теперь подняли хвосты и остервенело лаяли. Они постоянно скандалили и поднимали шум, требуя у Ли Фэна провести строгое расследование. Создавалось впечатление, что если их не устроят результаты, они выстроятся в очередь и разобьют головы о дворцовую колонну прямо посреди императорской аудиенции.

Так недолгая видимость мира при дворе была нарушена.

Девять высокопоставленных провинциальных чиновников, да и не только они, оказались замешаны в этом сложном и запутанном деле. Включая никчемного родного младшего брата Фан Циня.

Для его пожилого отца младший сын и внук являлись смыслом жизни. Пускай великий советник Фан и отошел от государственных дел, его потряс новый скандал. Фан Цинь не знал, как поступить. Он мог отвернуться от кого угодно, но не от родного отца.

Не успел Фан Цинь придумать выход, как то ли нарочно, то ли нет, но Император решил передать дело сразу в Военный совет — в обход храма Дали и цензората. Расследование поручили возглавить лично Цзян Чуну, остальные могли лишь ему содействовать.

Бумага больше не могла сдерживать пламя.

Несмотря на то, что Фан Цинь родился в богатом семействе, он всегда надеялся прославиться, чтобы через тысячи лет потомки помнили его добрые дела, поэтому отказывался наступать на горло собственной совести и избегал совершать бесчестные поступки. Именно поэтому он сначала предал Люй Чана, который посмел ему угрожать, а затем старого дурака Ван Го. Вот только он никем больше не мог пожертвовать — его прикованная к постели матушка лежала в соседнем доме.

Пока господин Фан утешал ее и объяснял все отцу, на выходе из поместья сразу несколько человек дожидались, пока он примет решение. Фан Цинь не находил себе места от тревоги. Всего за одну ночь в уголках его рта появились сразу два кровавых волдыря. Фан Цинь только закончил успокаивать свою старую рыдающую мать, в поместье заявился новый гость. Он помрачнел, потер переносицу и холодно приказал:

— Скажите, что меня нет дома, и отошлите их прочь.

Слуга молча, как цикада зимой, удалился. Вскоре появился помощник и прошептал:

— Господина Фана что-то тревожит?

Фан Цинь сердито на него посмотрел. К счастью, он превосходно владел дыхательной гимнастикой и совершенствовал дух, поэтому легко убрал с лица мрачное выражение и протянул:

— Кабинетные ученые возмущаются уже года три, но все без толку. Сейчас слухи о происшествии слишком быстро долетели до столицы. Явно кто-то этому поспособствовал... Со стороны Ли Минь кажется прямодушным и открытым, но не преминет ударить исподтишка. Подобные люди с добрым лицом, но злым сердцем могут ввести императора в заблуждение.

— У господина созрел план? — спросил помощник.

Фан Цинь был в бешенстве. Узнай он о скандале на день раньше, все равно практически ничего не смог бы сделать. Все произошло слишком быстро. Поскольку император уже обо всем знал, положение у Фан Циня было крайне незавидное.

— Ситуация непростая, — вздохнул Фан Цинь. — Этот Янь-ван, как волк или тигр. Стоит ему зубами впиться кому-нибудь в шею, добыче уже не вырваться.

— Говорят, что реформы Его Высочества Янь-вана пока далеки от завершения, — усмехнулся помощник. — При дворе из-за них возникают многочисленные споры. По-моему, он чересчур торопит события. Наступил момент, когда он пострадает от собственной хитрости.

Фан Цинь замер. Он прекрасно понимал, что его собеседник прощупывает почву, надеясь, что он заглотит наживку. Их поместье вырастило множество помощников, чаще всего они годились только на то, чтобы играть в шахматы с великим советником Фаном. Обычно они боялись открывать рот в присутствии Фан Циня. Раз этот человек рискнул проявить инициативу, то явно хотел, чтобы его заметили.

Фан Цинь протянул руку и огладил бороду:

— С чего ты это взял?

Помощник предвидел, что ему зададут этот вопрос, поэтому поспешил использовать явно заранее приготовленными аргументами:

— Раз дело зашло настолько далеко, боюсь, нам не удастся опровергнуть обвинения. Почему бы тогда не устранить корень проблемы и не попытаться сразу отменить предложенный Янь-ваном новый закон?

Поначалу Фан Цинь надеялся, что чиновник даст ему дельный совет. Теперь он был разочарован и холодно отрезал:

— Мошенничество на императорском экзамене в любую эпоху считалось тяжким преступлением, за которое отрубали голову или ссылали на каторгу. Разве есть разница между старым и новым законом?

Помощник одарил его спокойной улыбкой и ответил:

— Мой господин, алчный чиновник никогда не исправится, а человек, творящий беззаконие, не остановится, но ведь на сей раз в скандале замешаны сразу девять провинций и множество высокопоставленных чиновников. Разве это простое совпадение? Император заподозрит, что дело нечисто. С чего вдруг столько чиновников пошли на отчаянный шаг? Дело в том, что в последние два года они едва сводят концы с концами. Им нужно устраивать беженцев, платить непосильные налоги, обеспечивать армию и выполнять квоту на ассигнации Фэнхо.