Глава 118 «Старый враг»

 

___

Тогда Гу Юнь понял, что столкнулся с крайне серьезной проблемой.

____

На протяжении девяти лет правления Лунаня Великую Лян окутывал дым сражений.

В конце пятого месяца четвёртый принц Ли Минь, исполняющий роль представителя императорского двора, договорился о встрече с тринадцатью влиятельными купцами, купившими первую партию ассигнаций Фэнхо, и сообщил им, что настал срок выплаты вкладчикам. Тогда же заработал Императорский банк, учрежденный лично Ли Фэном. Главное управление находилось в столице, и по всей стране открыли свои двери филиалы. Но, прежде чем они могли начать свою работу, местных чиновников обязали собрать деньги у новых вкладчиков и выплатить их тем, кто купил первую партию ассигнаций Фэнхо, так как ее срок действия истек.

Еще через день Императорский банк объявил, что выплаты будут производиться несколькими способами: наличными в серебряных монетах или на сберегательный счет. Таким образом ассигнации Фэнхо превращались в деньги на вкладе, а взамен человек получал новую национальную валюту — ассигнации Лунаня. При желании крупные вкладчики могли купить долю в государственном предприятии, которым руководило Управление Великим каналом. Приводились подробные расценки и курсы обмена — их хватило бы на пухлую приходно-расходную книгу. Фан Цинь и другие придворные заскрежетали зубами. Четвёртый принц, похоже, давным-давно это придумал.

В прошлом в Великой Лян существовали различные лавки, занимавшиеся денежными вопросами: банки частных лиц и поставщиков императорского двора и государственные банки, созданные для торговли с иностранцами. Когда Императорский банк устранил частные банки и принудительно объединил все правительственные банковские учреждение, никто больше не верил в мягкий нрав Ли Миня. Принца будто подменили — с каждым днём поступки его становились безрассуднее.

Как правило поставщики императорского двора происходили из знатных семей. Если они желали кого-то запугать, пользуясь своим положением, то сразу вспоминали о своём особом статусе. Если же они желали набить карманы, то резко превращались в обычных торговцев. Они предпочитали не делать различий между государственными и личными интересами: содержимое их приходно-расходных книг было до того мутным, что можно было внимательно изучать их на протяжении трёх дней, но так и не докопаться до истины. Эти люди давно привыкли воспринимать государственные предприятия и торговлю как семейный бизнес. Кто бы мог подумать, что в одну ночь произойдут столь радикальные перемены и их «семейный бизнес» уведут у них из-под носа?

Теперь каждый день с пятого лунного месяца по восьмой в императорском дворце царила суматоха.

Когда высокопоставленный чиновник, глава государственного банка, из страха за свою жизнь первым решил оставить должность, его немедленно обвинили во взяточничестве и мошенничестве и бросили в тюрьму. Дом его обыскали, а преступления расследовали. Супруга его ждала дитя, но из-за необходимости целыми днями быть на ногах и слабого здоровья, у нее случился выкидыш. Теща этого чиновника была весьма преклонного возраста. Ещё покойный император на семидесятилетие лично отправил ей письмо с пожеланием долголетия. Поскольку у неё осталась всего одна дочь, она искренне любила и баловала её. Разве могла пожилая женщина вынести подобную несправедливость? Она оставила укоризненную надпись на мемориальной табличке и повесилась.

Разгорелся скандал. К тому времени все столичные знатные семьи и чиновники мечтали живьем содрать с Янь-вана шкуру.

Но Фан Циню хватило ума обрушиться не на самого принца, члена императорской семьи, а на Военный совет. Он воспользовался своими связями во всех шести министерствах, и заговорщики написали совместное письмо, разоблачив шестнадцать преступлений Военного совета, и напомнили, что Военный совет — это временная организация.

Человек, на самом деле стоявший за Военным советом, разумеется, имел много сторонников и не остался в долгу. Императорский двор погряз в нападках и обвинениях: все принялись попрекать друг друга старыми грехами. Каждая сторона намерена была драться насмерть. Порой заодно прилетало и людям, совершенно к этому противостоянию непричастным.

Перед праздником середины осени [1] обстановка накалилась до предела. Даже осторожному Цзян Чуну не удалось остаться в стороне: его временно отстранили от должности, чтобы провести расследование.

Впрочем, в глубине души все прекрасно понимали, что император на стороне Янь-вана. Иначе как мог он подобно горе твердо стоять в сердце бури под ветром и затяжными дождями?

Волнения продлились вплоть до ночи накануне праздника середины осени.

Как было заведено, Ли Фэн собирался на семейный ужин во дворец императорских жен. По дороге он встретил третьего принца. Маленькие дети способны растопить самое суровое сердце. В обычно несвойственном ему порыве нежности Ли Фэн подозвал сына к себе и повел его за руку. Третий принц, как и его старшие братья, трепетал перед отцом и боялся лишнее слово вымолвить. Он все пытался дотянуться до отцовской руки и семенил рядом. От быстрого бега его личико раскраснелось.

Придворному евнуху пришлось обратить внимание государя на трудности его сына. Тогда Ли Фэн наконец опустил взгляд и обнаружил, что ребёнок дрожит. Ему вдруг вспомнился тот день, когда Ли Минь присел в саду и сложил из травинок фигурки насекомых на потеху малышу.

— Иди и позови Янь-вана во дворец на семейный ужин, — распорядился Ли Фэн.

Евнух поспешил исполнить приказ, но после долгих поисков вернулся ни с чем.

— Ваше Величество, вашему ничтожному слуге не удалось найти Его Высочество Янь-вана.

Ли Фэн нахмурился.

— Его нет в Военном совете?

— Вроде у господина Цзяна возникли какие-то проблемы? — осторожно предположил евнух. — Разразился скандал с требованием распустить Военный совет. Его Высочество объявили, что временно отойдут от дел, не желая усугублять разногласия... Разве письмо с извинениями не лежит у Вашего Величества на столе?

Ли Фэн потер переносицу и вспомнил, о чем говорил евнух.

— А дома ты его не искал? В резиденции? Или в поместьи Аньдинхоу...

— Искал, — прошептал евнух. — Слуги сообщили, что принц отправился в храм Хуго. Ближайшие два дня он проведет в зале для погружения в созерцание с мастером Ляо Жанем.

Ли Фэн потерял дар речи.

Тысячи семей собирались ночью, чтобы отметить праздник середины осени. Лишь четвёртый принц Ли Минь, возвышавшийся над всеми этими людьми, решил провести ночь в обществе нищего монаха при свете зеленововатого пламени масляной лампы перед лицом Будды.

...В то время как многие бросали на него алчные взоры, мечтая лишить его должности.

Неожиданно Ли Фэн почувствовал себя немного неуютно.

Произнесённая в императорском саду Чан Гэном речь о желании пойти по стопам Шан Яна тронула императора, но жёсткие методы четвёртого принца доставили ему столько неприятностей в последнее время, что у него уже голова болела. Поэтому он и наказал Цзян Чуна — хотел напомнить принцу, что порой стоит и меру знать. Каков бы ни был Янь-ван, он носил фамилию Ли... И своими действиями, пусть и порой чересчур радикальными, ему удалось привести императорский двор в порядок. В стране каждый клочок земли находился в ведении государя. И хотя император проявлял сдержанность, сановники словно устроили состязание, кто закатит более громкий скандал. Это являлось неуважением к императорской семье.

В тот злополучный год Ли Фэн прекрасно понимал, что Ван Го стал проблемой. Тем не менее, он яростно защищал своего дядю, когда Тань Хунфэй вышел из себя и ворвался во дворец с обвинениями. Ли Фэн всегда предпочитал действовать мягко, а не жестко. Но одно дело если он желал протянуть руку помощи и поддержать одну из сторон, а совсем другое, когда представители всех знатных семей объединились, чтобы выступить против Янь-вана.

«Они перешли все возможные границы», — подумал Ли Фэн.

Зерна сомнения в сердце императора еще не успели взойти, но той же ночью, за тысячи ли от столицы произошло другое важное событие...

Флот Запада к тому времени отступил к побережью. Они соблюдали видимость перемирия и накануне послали расквартированному в Цзянбэе гарнизону поздравления с праздником. Не успели высохнуть капли росы на свежесрезанных цветах, как они через день сменили тактику и ударили в полную силу, как давно и планировали.

Они начали крупномасштабную атаку на гарнизон в Лянцзяне.

После того, как Гу Юнь приехал в Лянцзян и принял личное командование, патрулирование ужесточили, как принято в Чёрном Железном Лагере. Хотя при императорском дворе не прекращались споры, батальоны морских драконов, Орлов, лёгкой и тяжёлой брони, а также многотысячное войско находились в состоянии полной боеготовности. Хотя со стороны казалось, что Великая Лян совсем расслабилась.

Той ночью в дозорной башне внимательно следили за манёврами противника на юго-востоке и обнаружили, что флот Запада проявляет подозрительную активность. Мгновенно загорелись сигнальные огни. Луч яркого белого света подобно радуге прорезал тёмные воды. Им не обязательно было дожидаться приказа главнокомандующего. Маленькие морские драконы, пришвартованные у берега, быстро вышли в море и железной цепочкой выстроились в оборонительную формацию. Тем временем, дозорный получил сигнал с башни и помчался в палатку великого маршала, чтобы сообщить ему новости.

На борту флагманского корабля командующий западным флотом, господин Я, запыхавшись, доложил:

— Ваше Святейшество, они следили за передвижениями нашего войска. Нас обнаружили.