Изменить стиль страницы

Глава 127 «Новый император»

 

____

— Ненавижу тебя, — сказал Чан Гэн. — Смертельно тебя ненавижу, Гу Цзыси.

____

— Когда Орел будет готов? — спросил Чан Гэн, стараясь не давать волю тревоге и гневу.

Сопровождавший его командующий северным гарнизоном тихо ответил:

— Ваше Величество, прошу, проявите терпение. Скоро.

— Не называй меня "Ваше Величество". Мне не по душе это неверное обращение.

Настроение у Чан Гэна было хуже некуда. После того, как он прервал поток льстивых речей, до него дошло, что командующий прав — он сам не свой был от беспокойства. Пытаясь восстановить душевное равновесие, Чан Гэн сделал глубокий вдох и легонько сжал рукав.

В кармашке его рукава лежал небольшой лоскут. До того, как Гу Юнь вложил этот обрывок в личное письмо, ткань то ли оторвали, то ли отрезали ножом, то ли погрызли собаки. Сходу не поймешь его истинное значение. В своём письме Гу Юнь утверждал, что кусочек старого ненужного пояса вмещал год любовной тоски, а сам он с нетерпением ждет встречи с Чан Гэном, чтобы попросить пришить его обратно. Кроме того у него есть одно маленькое эгоистичное желание, о котором лучше рассказать лично, чем доверять бумаге.

«Покойный император изъявил свою высочайшую волю, остальное формальности. С чего Вашему Величеству упрямиться?» — хотелось сказать командующему северным гарнизоном. Правда, он в корне отличался от Тань Хунфэя, поскольку не только умело вел дела гарнизона, но и знал, как вести себя в обществе.

— Маршалу Гу удалось перекрыть каналы поставок войскам Запада. Их контратака не более, чем предсмертный вздох. Сейчас великий маршал сидит в своём шатре и разрабатывает план сражения. Ваше Величество, к чему впустую тревожиться?

Чан Гэн промолчал. Хотя Лю Чжун и Линьюань распространили ложные слухи об «успехе» порученной дипломатам тайной миссии, всё это явно делалось по приказу Гу Юня, чтобы затем заблокировать въезды и выезды из гарнизона в Лянцзяне и тем самым спровоцировать врага. Чан Гэн немного успокоился, решив тщательно всё обдумать. Гу Юнь догадался, откуда дует ветер, и воспользовался мятежом знати в столице, чтобы избавиться от иностранцев. Столь блестяще проведённая военная компания достойна войти в историю. Не о чем беспокоиться.

Раз даже командующий северным гарнизоном все прекрасно понимал, почему Чан Гэн в это не верил?

Как назло, его сердце по-прежнему съедала тревога.

... Разумеется, это могла быть никакая не тревога, а горечь долгой разлуки.

Наконец с почтовой станции доложили, что Орлы готовы отправиться в путь. Как только Чан Гэн приготовился ехать, одно за другим пришли три письма из гарнизона в Лянцзяне, правда, адресованы они были не в столицу. Обычно, когда на передовой начинались боевые действия, в окрестные военные гарнизоны и на почтовые станции рассылали указания подготовить подкрепление или просто усилить бдительность.

Первое письмо гласило «вторжение врага», второе сообщало о «полномасштабной атаке», а третье предупреждало о наивысшей степени боевой готовности «враг атакует в полную силу, мобилизовать все наши силы». И это все за период горения курительной палочки.

Командующий запаниковал и не удержался от совета:

— На передовой сейчас слишком опасно. Ваше Величество, прошу, наберитесь терпения и оставайтесь на почтовой станции до тех пор, пока обстановка не стабилизируется и...

Не успел он договорить, как Чан Гэн его перебил:

— Ты прав. Оставайся-ка тут.

Командующий северным гарнизоном не нашелся, что сказать в ответ.

Тем временем, на передовой царила напряженная обстановка, но никто не догадывался о грядущем неожиданном визите нового императора.

Прошло больше месяца с тех пор, как Гу Юня тяжело ранили во время морского сражения. Во время битвы за столицу его выкопали из-под горы трупов, облачили в стальной корсет и уже спустя пару дней направили на северо-запад. С тех пор прошло два или три года, но он давно уже не был тем отважным героем.

На этот раз Гу Юнь больше полумесяца пролежал без сознания, сильно исхудал и теперь больше напоминал обтянутый кожей скелет. Как потом рассказывал Шэнь И, дыхание его было настолько слабым, что казалось, он вот-вот умрёт. До недавнего времени было непонятно, сумеет ли Гу Юнь выкарабкаться. Сейчас опасность для жизни миновала, но он по-прежнему с трудом стоял на ногах. Для того, чтобы лениво пройтись внутри шатра, ему приходилось полдня копить силы. Он боялся пока снимать стальной корсет, а если слишком долго сидел, начинало болеть сердце.

Гу Юнь никогда не боялся боли: он привык к ней и считал обычным защитным механизмом тела. В боли, по сути, нет ничего дурного. Впервые ему довелось почувствовать, насколько она выматывает.

Разумеется, имелись и хорошие новости. Его зрение постепенно восстанавливалось. Яо Чжэнь отправил своих людей за опытным ремесленником, изготовившим для маршала специальный монокль. С его помощью Гу Юнь с трудом, но мог различать предметы на расстоянии в один чжан и немного взаимодействовать с другими людьми. Неглубокая рана на горле почти зажила, но от долгих разговоров его голос быстро садился.

Жаль, что пока не получалось полноценно общаться.

Противник решил биться из последних сил. Во главе армии Запада стоял верховный понтифик — старик, закалённый в морских сражениях, способностями ничуть не уступал Гу Юню. Их конфликт осложняла нерешительность дунъинцев, которые только воду мутили, не давая однозначного ответа. С одной стороны, они робко заигрывали с Великой Лян, а с другой, чтобы переманить их окончательно на свою сторону, флоту Великой Лян требовалось одержать сокрушительную победу. В противном случае, кто знает, кому эти "союзники" решат воткнуть нож в спину.

С тех пор, как дунъинцы послали к Великой Лян гонца, чтобы сообщить о том, что Запад готовится к последней схватке, Гу Юнь не мог спокойно спать по ночам.

У него сердце болело от переживаний, да и раны... Ладно, раны беспокоили его гораздо сильнее. Он ложился спать и до рассвета не мог сомкнуть глаз. Пока Гу Юнь не выходил наружу, он устроил в своей голове сотни морских сражений, пытаясь просчитать любые возможные варианты.

Ради решающей битвы Гу Юнь перебросил три батальона Чёрных Орлов с северо-запада на юг. Хэ Жунхуэй и его товарищи должны были наставлять новобранцев. Кроме того, Гу Юнь перевёл сюда и недавно назначенных офицеров вроде генерала Цая, чтобы они набрались боевого опыта.

Шэнь И и Яо Чжэнь координировали боевые действия в море, Хэ Жунхуэй и его Чёрные Орлы контролировали поле боя с воздуха. Наконец элита вооружённых сил Великой Лян, набравшаяся опыта за счёт многолетних войн и подавления мятежей, прибыла на передовую в Цзяннань. Теперь в маршальском шатре можно было встретить не только Гу Юня, но и молодого генерала Цая и ветеранов Чёрного Железного Лагеря. Орлы постоянно сновали туда-сюда, и боевые сводки передавались очень быстро.

Сначала противник ударил по гавани тяжёлой артиллерией, рассчитывая воспользоваться беспорядками в Лянцзянском гарнизоне и застать их врасплох. В гарнизоне сделали вид, что понесли большие потери и, пытаясь любой ценой удержать гавань, в спешке выстроили корабли в оборонительную формацию.

Недавно Великая Лян укрепила прибрежный рубеж и прорваться через него стало непростой задачей, ведь теперь его прикрывали корабли авангарда. Когда они переставали вести огонь из пушек, давая им остыть, то использовали холодное оружие. Таким образом корабли Запада не могли подплыть достаточно близко, чтобы их уничтожить, и впустую тратили на них боеприпасы.

Великой Лян удалось быстро подготовить засаду для врага. Яо Чжэнь уже поднялся на борт военного корабля. После окончания последних приготовлении Шэнь И и Хэ Жунхуэй должны были к нему присоединиться. Вести о кончине императора пришли в гарнизон вместе с приказами и сводками с фронта.

Срочное письмо с белой и зелёной лентами ярко выделялось на фоне боевых донесений. В шатре его прочли далеко не сразу, решив, что оно посвящено делам императорского двора. Когда морской оборонительный рубеж выстоял и западная артиллерия временно прекратила обстрел, воодушевлённый молодой генерал Цай наконец обратил внимание на свиток с письмом.

Шэнь И в тот момент как раз вышел из шатра. Поэтому молодой генерал Цай помог Гу Юню открыть письмо и с любопытством спросил:

— Великий маршал, зеленая метка означает, что это важное послание от императорского двора. А что означает белая?

К тому времени Гу Юнь целых полдня провёл на ногах и совершенно выбился из сил. Он потер переносицу и невнятно пробормотал:

— ...Что?

Заметив его нездоровый цвет лица, генерал Цай больше не смел его беспокоить. Он поспешил закутать Гу Юня в шерстяное одеяло и помог ему прилечь.

— Лучше отдохните немного. Я сообщу, если там что-нибудь важное.

С этими словами молодой человек тихо отошел в сторонку и развернул письмо, собираясь положить его в стопку «обсудить позже», куда отправляли все, с чем можно разобраться после окончания сражения.

Но, быстро просмотрев письмо, он замер как громом поражённый. В конце концов генералу исполнилось всего лет двадцать. Сражаясь под руководством своего отца на фронте, он всегда первым рвался в бой. Ему прежде не доводилось становиться свидетелем столь стремительных и радикальных перемен при императорском дворе. Неудивительно, что он растерялся.

Хэ Жунхуэй умылся и отдал охраннику приказ подготовить для него броню. Увидев, что молодой генерал Цай замер на месте, он заметил:

— Не стой столбом. Пошли лучше со мной. Чего копаешься?

Генерал Цай моргнул и пробормотал:

— Брат Хэ, тут говорится, что... Его Величество скончался...

Из-за полученных ран Гу Юня знобило. Беспокоясь о его здоровье, в маршальском шатре топили пожарче. Хэ Жунхуэй быстро вспотел, и ему пришлось несколько раз умыть лицо холодной водой. Он склонился над миской, и вода потекла по его бороде. Услышав слова генерала Цая, он медленно выпрямился и переспросил: