Глава 115 «Переломный момент»

 

____

Посылаю свою ладонь в Цзянбэй, чтобы измерить ширину твоего пояса.

___

— Её лицо выглядит смутно знакомым.

Прежде чем прийти к подобному заключению, Гу Юнь долго рассматривал эту «женщину». В руках он держал деревянную палку.

Солдаты Чёрного Железного Лагеря перевернули юрту Цзялая Инхо вверх дном, но не нашли ни редких жемчугов, ни диковинных драгоценностей. Несмотря на богатое внешнее убранство внутри юрты царила крайняя нищета. Очевидно, прежде, чем обобрать соплеменников до нитки, Лан-ван и сам отдал последнее. Совершенно бескорыстный безумец.

К огромному разочарованию Гу Юня среди сказаний северных варваров не удалось встретить ни одного упоминания шаманского ритуала их Богини.

Только в Великой Лян принято было записывать всё на бумаге и сшивать листы в книгу. Обычаи восемнадцати племён были более примитивны. Желая донести до потомков нечто важное, они вырезали это в камне, на черепашьем панцире, коже... или же передавали из уст в уста. Шаманский ритуал знал только Цзялай Инхо, чьё тело обратилось в прах.

В их распоряжении имелась одна странная статуя, привезенная в северный гарнизон по настоянию Чэнь Цинсюй.

— Не помнишь, как там барышня Чэнь её назвала? — спросил у солдата Гу Юнь. — Что за статуя-то такая?

— Заупокойная статуя, — ответил солдат. Когда он заметил, что Гу Юнь без малейшего трепета переворачивает статую палкой, то предостерёг его: — Великий маршал, подобные вещи ужасно опасны. Может, вам отойти подальше? Вдруг статуя нечиста.

Заупокойную статую выполнили в натуральную величину, но весила она всего двадцать-тридцать цзиней. Когда её лицо отмыли дочиста, она стала похожа на обычную девушку, из-за чего создавалось впечатление, что статуя вот-вот откроет глаза.

Поверхность статуи обтянули гладкой кожей множества молодых юношей или девушек. С помощью шаманского ритуала мелкие кусочки собрали воедино и обернули вокруг специальной деревянной заготовки. Благодаря тому, что человеческая кожа плотно прилегала к дереву, статуя вышла очень похожей на живого человека.

Варвары верили, что заупокойные статуи способны призвать души их соплеменников, погибших на чужбине.

Кроме того, под пеплом и пылью статуя казалась обнаженной. Когда Шэнь И это увидал, то счёл ужасно неприличным и потребовал найти одежду, чтобы прикрыть наготу.

Гу Юнь внимательно рассматривал закрытые глаза статуи. Она немного напоминала Чан Гэна в детстве. Гу Юнь задумчиво почесал подбородок и наконец спросил:

— Говоришь, они использовали её, чтобы в прошлом призвать душу варварки императора?

Солдат был человеком суеверным, поэтому не смел подолгу пялиться на заупокойную статую. Он испуганно ответил:

— Великому маршалу лучше держаться от неё подальше, здесь явно замешаны злые духи...

— Да ладно, — небрежно бросил Гу Юнь, не отводя взгляда от лица заупокойной статуи. — Она по-прежнему ужасно хорошенькая.

Солдат промолчал.

В последнее время маршалу Гу приходилось разрываться между северным и южным фронтом. Наверное, от переутомления разум оставил его.

Неожиданно в их разговор вмешалась Чэнь Цинсюй, которая до сих пор не оправилась от того, как Шэнь И неожиданно пришел к ней на помощь.

— Теперь я вспомнила!

— А? — протянул Гу Юнь.

Чэнь Цинсюй достала нож и опустилась на одно колено. Под пристальными взглядами Гу Юня и его суеверного подчиненного она рассекла кожу заупокойной статуи, начиная с груди.

Гу Юнь оторопел.

Бедный солдат повернулся к ним спиной и, дрожа от страха, всё повторял имя Будды. Гу Юнь перевёл взгляд барышню Чэнь — орудовала ножом она не хуже, чем мясник, разделывающий коровью тушу. Он протянул руку и передал свою палку притихшему, как цикада зимой, солдату и сочувственно предложил:

— Вооружись ей, чтобы прогнать злых духов и защитить себя.

Чэнь Цинсюй не обращала ни на кого внимание, целиком сосредоточившись на своей задаче. Снаружи человеческая кожа выглядела гладкой и мягкой. Когда же барышня Чэнь её разрезала, то не увидела с изнанки ни крови, ни остатков плоти. С обеих сторон кожу тщательно выскоблили и теперь она напоминала дубленую коровью шкуру. Чэнь Цинсюй действовала осторожно, боясь повредить дерево.

Если поначалу Гу Юнь не принимал участия в её исследовании, то теперь прищурился, закатал рукава и присел на корточки. Он решительно и осторожно поднял срезанную кожу и провёл пальцами по деревянной поверхности статуи.

Лицо солдата позеленело. Бедняга явно покаялся во всех грехах. Наконец он схватил одолженную великим маршалом палку и сбежал нести дозор у входа.

Гу Юнь долго ощупывал статую, а потом спросил:

— Каким образом надписи на дереве сохранились?

Чэнь Цинсюй разрезала оболочку статуи с головы до пят, словно разбила яичную скорлупу. Затем она взяла нож поменьше и начала осторожно счищать остатки человеческой кожи, пока деревянная основа не показалась целиком. Только после этого она вздохнула с облегчением и наконец ответила на вопрос Гу Юня.

— Надписи мелкие, а резьба неглубокая. Нужно прекрасное осязание, чтобы хоть что-то разобрать. Обычным людям, боюсь, понадобятся специальные инструменты. Не поможет ли великий маршал понять, что здесь написано?

Чёрный Железный Лагерь и восемнадцать племен враждовали на протяжении поколений. Многие командиры Черного Железного Лагеря знали самые популярные слова на языке северных варваров. Гу Юнь ощупал деревянную шею статуи и, помедлив, немного неуверенно сказал:

— Слова довольно редкие. Рецепт приготовления... Не знаю. Тут число какое-то... О, а здесь что-то о солнечном свете... — Гу Юнь растерянно посмотрел на Чэнь Цинсюй: — Зачем кому-то вырезать загадочный кулинарный рецепт на заупокойной статуе? Эм... Барышня Чэнь, что такое?

Гу Юнь ещё никогда не видел Чэнь Цинсюй настолько счастливой. Обычно она была довольно холодна, но сейчас едва не плакала от радости.

Она приподняла статую с таким видом, будто деревяшек ни разу в своей жизни не видела, достала шёлковый лоскут и аккуратно стёрла пыль, словно ей досталось редкое сокровище.

— Для того, чтобы заупокойная статуя призвала душу умершего на чужбине, необходимо установить связь между миром живых и мертвых. Обычно внутрь статуи клали личные вещи покойника. Но случалось, что умерший скончался за десять тысяч ли от дома и не представлялось возможным разыскать его могилу. Если я правильно помню, в таком случае шаман обычно вырезал на деревянной статуэтке последние слова умершего.

В прошлом сёстры-варварки бежали из Внутреннего дворца. Старшая сестра умерла на чужбине, а младшая вместе со своим племянником попала в логово разбойников. Перед смертью драгоценная императорская супруга передала Ху Гээр один чрезвычайно важный секрет. Затем уже от Ху Гээр его узнал Лан-ван, Цзялай...

Стоило Гу Юню это услышать, как его сердце бешено забилось.

— Это тайное искусство Богини. — Чэнь Цинсюй догадалась, о чем он думает, и добавила: — Я... Это пока просто моё предположение. Я не надеялась, что это правда...

Когда речь заходила о Богине варваров, все как правило представляли себе сумасшедшую Ху Гээр, а не драгоценную императорскую супругу. Ведь та умерла совсем молодой и из всемогущей Богини прерий давно превратилась в жену императора, надёжно запертую во дворце за девятью воротами городской стены. Затаила ли она обиду и ненависть или же в итоге приняла свою участь, доподлинно было неизвестно.

Но как императорская супруга относилась к своему ребенку?

Создавалось впечатление, что она должна была его ненавидеть. Раз Цзялай заметил сходство между Чан Гэном в детстве и божественными сёстерами и захотел убить его, что уж говорить про других?

Впрочем, шаманские ритуалы восемнадцати племён совершенно непостижимы. Семья Чэнь годами не могла их разгадать. Если унаследовавшая тайные знания императорская драгоценная супруга желала убить ещё не сформировавшийся зародыш в своей утробе, она могла устроить всё так, чтобы никто не узнал. Зачем она решила выносить этого ребёнка?

Догадывалась ли она, что безумная Ху Гээр превратит его в Кость Нечистоты?

Но души прошлых поколений покинули этот мир. Никто не знал, о чём думала Богиня варваров, решив оставить ребёнка — в ней заговорил материнский инстинкт или же она знала, что Ху Гээр тоже ждала дитя, поэтому, поглощённая лютой ненавистью, планировала создать бесподобное злое божество.

В любом случае, именно её заупокойная статуя подарила проблеск надежды на то, что Чан Гэна можно спасти.

Это было почти так же непостижимо, как и круговорот перерождений.

Правда Чэнь Цинсюй не собиралась вдаваться в рассуждения о воздаянии за грехи — её гораздо больше интересовала деревянная статуя. Не дожидаясь реакции Гу Юня, она схватила её и убежала прочь, не потрудившись подобрать упавший на землю шёлковый лоскут.

Гу Юнь ненадолго впал в ступор. Наконец он вдохнул полной грудью, а внутри зародилась смутная надежда. Когда он поднялся на ноги, перед глазами слегка потемнело. Ему далеко не сразу удалось прийти в себя. В ушах всё ещё звенело.

Он протянул руку и задумчиво почесал подбородок, пытаясь придать лицу обычное строгое выражение, но брови сами по себе поползли вверх, а уголки губ изогнулись в улыбке. На лице его серьёзная мина боролась с безумной радостью. Гу Юнь подумал, что его можно принять за безумца.

И тут в палатку сунул голову подчинённый генерала Шэня. Он огляделся по сторонам и спросил:

— Лекарка Чэнь уже ушла?

— Да. — Вместо Гу Юня ответил другой солдат. — А зачем тебе? Случилось что?

Солдат, который пришёл узнать о местонахождении талантливой лекарки, покачал головой и побежал докладывать своему командиру.

В следующее мгновение из палатки генерала Шэня донёсся жуткий вопль. Непонятно, как он столько времени сдерживался.