К несчастью, пусть командовал армией верховный понтифик, решения принимали король и знатные господа в Святой Земле. На захваченных территориях армия Запада могла добыть самые разные ресурсы, но никак не цзылюцзинь. В Цзяннани топливо неоткуда было взять, приходилось поставлять его по другим каналам. В целом преимущества Запада были невелики.

Теперь Гу Юнь, похоже, решил воспользоваться разногласиями среди варваров, чтобы их уничтожить.

Хотя верховному понтифику претило поддерживать Цзялая Инхо, ему не хотелось, чтобы после победы на северо-западе Черный Железный Лагерь перебросили на юг. Как только в распоряжении Великой Лян будут цзылюцзиневые богатства восемнадцати племен, война в Цзаннани зайдет в тупик.

И вот в эти непростые времена они вдруг получили известие о смерти командующего Северобережным лагерем, что побудило посланника из Святой Земли придумать новый отчаянный план.

Господин Я оставил лекарство на столе и с уважением сказал:

— Если вы заметили, жители Центральной равнины недавно усилили Северобережный лагерь, послав подкрепление, но это не значит, что они рвутся в бой. Скорее всего, они тоже хотят перевести дыхание. Сейчас можно предложить им мирные переговоры. К чему зря искушать судьбу и рисковать жизнями наших солдат?

Посланник засмеялся и повернулся к верховному понтифику.

— Ваше Святейшество, ваш верный слуга довольно сметлив, но, на мой взгляд, еще слишком молод... Да, мы можем сесть за стол переговоров и с соблюдением всех полагающихся формальностей заключить мирное соглашение, но выгодно ли это нам? Разница в том, что мы получим взамен, и тем, придется пожертвовать, велика как расстояние, отделяющее Святую Землю от Центральной равнины. Неужели надо снова повторять вслух очевидные вещи? Командующий Северобережным лагерем скончался. Разве эта возможность не послана нам свыше? Если сейчас мы струсим, то всю жизнь будем жалеть.

Выражение лица господина Я ничуть не изменилось:

— Вы правы. Командующий Северобережным лагерем мертв, но Гу Юнь пока жив. И он непременно прибудет сюда.

Посланник недобро на него посмотрел.

— Тогда мы неожиданно нападем на них и убьем его, когда они будут передавать командование. Ваше Святейшество, разве не вы сами говорили мне, что именно Гу Юнь использовал нас, чтобы убедить северные племена Небесных Волков, что мы больше им не союзники? Почему бы тогда не завоевать обратно доверие Небесных Волков решительными действиями? С чего вы решили, что наши давние союзники больше ничем нас не удивят?

«Бред!» — подумал про себя господин Я.

Правда, пока он оставил своим мысли при себе, поскольку не мог придумать убедительных аргументов в споре.

Верховный понтифик проглотил лекарство с таким видом, будто принимал яд. Его аж передернуло. Затем он шелковым платком утер рот и вздохнул:

— Посланник, в столь крупномасштабной войне смерть одного или двух людей ничего особо не меняет. В течение прошлого года противнику удалось почти полностью восстановить свой флот в Цзянбэе. А вы подумали о том, чем все закончится, если наша атака не увенчается успехом? Что вы тогда будете делать?

Улыбка посланника похолодела.

— Совершенно верно. Когда речь идет о крупномасштабной войне, один или два человека ничего не решают. Что ж вы тогда, господа, так боитесь этого Гу Юня?

Не дав им возможности ответить, посланник резко встал и заговорил:

— Признаю, что мы рискуем, но даже если сбудутся ваши худшие опасения, по крайней мере мы проявим решимость. Это подстегнет наших союзников на севере и так или иначе принесет выгоду... Ваше Святейшество, вынужден заметить, что вы чересчур осторожны. Во время речного сражения у нас будет решительное преимущество. Когда там на Центральной равнине построили флот? Год назад? Или два? Они еще молокососы! На вашему месте я бы не позволил нашим орудиям в Лянцзяне подолгу простаивать и не дал Северобежному лагерю и жителям Центральной равнины ни дня передышки!

У господина Я задергался глаз, впервые в жизни он видел столь «алчного наглеца». Тут уже вмешался верховный понтифик, со всем уважением заметив:

— Господин посланник, не стоит рассуждать о подобном столько безрассудно.

Посланник сложил руки вместе и подпер ими подбородок.

— Ваше Святейшество, хочу напомнить, что я контролирую поставки цзылюцзиня для армии! Кроме того, Святая Земля наделила меня полномочиями в критических ситуациях отдавать приказы вместо Вашего Святейшества!

Разгневанный его словами господин Я бросился вперед и положил руку на ножны меча на поясе.

— Да как ты!..

Яростные и хитрые глаза посланника уставились на него, но верховный понтифик придержал господина Я за рукав.

Спор зашел в тупик, и посланник отвел взгляд. С лицемерной улыбкой на губах он бросил:

— Я никогда не сомневался в мудрости Вашего Святейшества. Прошу вас тщательно обдумать мое предложение. Мне пора.

После чего он с важным видом надел шляпу на голову, развернулся и удалился.

Господин Я спросил у понтифика:

— Ваше Святейшество, зачем же вы меня остановили? Убей я его...

— Убей ты его, и верная королю и знати армия сразу взбунтуется. — Верховный понтифик недовольно на него посмотрел. — Думаешь, твои люди верны тебе, как Черный Железный Лагерь своему главнокомандующему?

Господин Я опешил.

— Что нам теперь делать? Неужели пойти на компромисс?

Верховный понтифик ненадолго задумался.

— Теперь нам остается лишь уповать на Божью милость...

И молитвы эти были основаны на том, что как выразился посол, флот в Цзянбэй составляют одни «молокососы». А также вере в то, что безумия Цзялая Инхо хватит, чтобы не давать спуска Великой Лян, пока они пытаются извлечь выгоду из довольно рискованного маневра.

Пока Запад, окупировавший Цзяннань, строил козни и пытался придумать новую стратегию, Гу Юнь уже прибыл в Цзянбэй. Сразу после приземления он приказал усилить линию обороны. Теперь патрули в дозорной башне менялись каждые четыре часа, а лагерь перешел в режим боевой готовности. Затем Гу Юнь успокоил солдат, переназначил нескольких командиров, и все вернулись к своим обязанностям. Господин Яо способен был временно распоряжаться войсками на линии фронта, но как гражданский чиновник не обладал ни талантами, ни авторитетом Гу Юня.

Маршал работал с полудня до позднего вечера. Когда у него наконец появилось немного свободного времени, от жажды горло чуть ли не дымилось, а во рту стоял привкус крови. Не глядя, что в чашке — вода или остывший чай, он взял её и выпил. Вода была ледяной. В этом году весна в Цзянбэе наступила позже обычного. Еще недавно шел мокрый снег и холод пробирал до костей. Гу Юнь вздрогнул и подумал: «Какие испытания еще меня ждут?»

Яо Чжэнь подошел и доложил:

— Великий маршал, в ответ на наше срочное донесение в Военный совет императорский двор сообщил, что в ближайшее время они пришлют кого-нибудь в гарнизон. Небо благоволит к нам. Сейчас стало известно, что император направил к нам Янь-вана.

Хотя Янь-ван вышел в отставку, он был известен и занимал высокое положение, а также одно время являлся учеником генерала Чжуна. Поэтому вполне логично, что именно его Император и отправил как представителя императорской семьи.

— М-м-м, пусть приедет и оценит, как обстоят дела. — Наконец Гу Юнь вспомнил, о чем хотел попросить: — Эм... Чжунцзэ, не отведешь меня в траурный зал?

Яо Чжэнь проводил его до места.

Там было холоднее, чем в других частях гарнизона. Посреди зала стоял гроб с телом Чжун Чаня. Все вокруг утопало в белом дыму от благовоний.

Неожиданно Гу Юнь остановился на пороге зала. В последнее время он погряз в делах, пытаясь не упустить ни единую мелочь, и управлял сразу двумя гарнизонами — на севере, и на юге. Само собой, это помешало принять горькую правду, от которой сейчас заболело сердце.

«Моего учителя больше нет в живых», — подумал он.

Яо Чжэнь обернулся к нему и удивленно спросил:

— Великий маршал, что-то не так?

Гу Юнь сделал глубокий вдох и покачал головой. Наконец он зашел в траурный зал и зажег благовония для Чжун Чаня.

— Можешь дальше заниматься своими делами, — сказал он. — Хочу немного тут побыть. Позовите, если понадоблюсь.

— Жизнь человека полна страданий. Нас всех ждет рождение, старость, болезни и смерть, — прошептал Яо Чжэнь. — Прошу Великого маршала умерить свое горе. Мы подготовили вам шатер. Когда закончите оплакивать генерала Чжуна, лягте пораньше и отдохните. Я оставлю своих людей у дверей, дайте им знак, когда будете готовы.

Гу Юнь кивнул. Может, услышал, а может, и нет.

Когда траурный зал опустел, он посмотрел на лицо Чжун Чаня. Поскольку перед смертью покойный не мучился от болезни, черты его лица не выглядели напряженными. Впрочем, безмятежными они тоже не были. Лица мертвецов всегда будто покрыты слоем пепла, а кожа похожа на воск. Смерть меняет людей. Когда душа покидает тело, оно превращается в пустую оболочку.

Гу Юнь расположился у гроба, подперев голову рукой, и в тишине стал вспоминать дни своей юности, когда Чжун Чань был его учителем.

Тогда года еще не согнули спину прославленного генерала, а сам он не превратился в кожу да кости. Чжун Чань был человеком смелым и решительным. Его глаза всегда напоминали два клинка. Когда он внимательно на кого-то смотрел, то лезвия обнажались.

«Юный господин, думаете, если вызубрите наизусть все военные трактаты, то станете хорошим полководцем? Чем вы тогда будете лучше тех молодых господ, что только хвастаться и умеют? Если зазнаетесь, боюсь, под вашим руководством даже банда уличных беспризорников не сумеет одержать победу в драке».

«Юный господин, чтобы чего-то добиться, необходимы две совершенно противоположные вещи. Первое — это труд, а второе — страдания. Прежнего Аньдинхоу и старшей принцессы уже нет на этом свете. Вы благородного происхождения. Никто кроме Императора не посмеет вас тронуть. Если желаете жить в роскоши и вырасти избалованным молодым человеком, так тому и быть. Но хорошенько подумайте, кем же вы хотите стать в будущем».