Юный рядовой, передававший другим его слова, бросился к нему в попытке закрыть его своим телом.
И вот городская стена полностью обрушилась.
Чан Гэн пришел в себя не сразу. Он не знал, как долго провалялся без сознания. Одна его нога застряла между шестерёнок в обломках стены, а вот от тела закрывшего его собой юного солдатика остались одни лишь отрезанные по плечи руки. Чужие останки кровавым месивом размазало по Чан Гэну.
Резкая боль прошила всё тело, и он сжал зубы. По сравнению с приступом Кости Нечистоты это было еще терпимо.
Кажется, его оглушило, потому что любые звуки — что дальние, что совсем близкие — доносились до него приглушенно.
Чан Гэн подумал: "Интересно, когда лекарство Цзыси перестает действовать, именно это он и испытывает? Так спокойно".
Если стена обрушилась, то пал ли город?
Жив ли еще Ли Фэн?
А Гу Юнь...
Пока Чан Гэн решил о нем не думать, потому что боялся, что иначе не выдержит и растеряет всю оставшуюся отвагу. Он прогнал от себя эту мысль, согнулся и вправил вывихнутый в ноге сустав на место, расстегнул все восемь застежек на броне и выбрался из завалов.
В колчане оставалась последняя железная стрела. И поскольку его лук уцелел, Чан Гэн мог убить еще одного человека.
Пока он еще жив...
Не успел он вытащить из завалов ногу и попытаться подняться, как перед глазами внезапно мелькнула тень.
Чан Гэн рефлекторно шагнул назад, запрокинул голову и потянулся к луку.
Прямо перед ним упала маленькая деревянная птичка. Стрела разломила её пополам, и из ее брюшка выпал листок морской зернистой бумаги.
Чан Гэн был потрясен.
Некоторые вещи способны вызвать дрожь даже у невозмутимого Яньбэй-вана. Тонкий листок бумаги лежал на земле. Он дважды пытался, но никак не мог его поднять: руки настолько сильно дрожали, что пальцы не сжимались. Благодаря этому Чан Гэн заметил, что давно потерял железные наручи и вывихнул два сустава, поэтому пальцы больше его не слушались.
Ему послышалось, как вдалеке кто-то выкрикнул: "Подкрепление! Наконец-то!" Хорошие новости должны были его обрадовать, ведь они все так долго этого ждали.
Вот только в сердце Чан Гэна не нашлось места для радости. Когда первое потрясение прошло, его обуял невероятный страх.
Потому что только готовясь к смерти, Чан Гэн мог временно прогнать от себя ужас перед тем, что Гу Юнь в своей тяжелой броне, возможно, уже превратился в гору расплавленного металла.
Уже намеченный им путь на тот свет преградили ветки и сучья [5]. От этого Чан Гэн снова ненадолго впал в ступор.
— Старший брат! — Сначала он услышал оклик, а следом к нему прискакал боец легкой кавалерии. Им оказался обеспокоенный Гэ Чэнь, с которым они давно не виделись.
Гэ Чэнь спешился и, поддерживая находящегося в крайне плачевном состоянии друга, затараторил:
— Старший брат, когда, когда... Когда я получил твое письмо, то был рядом с генералом Шэнем, но мы оба тогда находились на южной границе и...
Чан Гэн не понимал половину того, что ему говорили, и лишь с диким видом перебил:
— Где Цзыси?
Гэ Чэнь поначалу не расслышал его слабый голос и поэтому переспросил:
— Кто?
Чан Гэн с силой отшвырнул его в сторону и, с трудом поднявшись на ноги, уверенно направился за пределы города. Трудно было сказать, где и когда он повредил спину. Вся его одежда сзади была перепачкана алым. Кровь стекала вниз по спине, но казалось, Чан Гэн совершенно этого не замечал.
Гэ Чэнь позвал его:
— Старший... старший брат! Ваше Высочество!
Чан Гэн пропустил его слова мимо ушей. Гэ Чэнь заметил летящую в его сторону шальную стрелу, от которой тот и не думал уклоняться. В панике Гэ Чэнь подбежал к своему другу и оттолкнул его в сторону. Подойдя еще на два шага, он заметил, что глаза Чан Гэна стали ярко алыми, словно истекали кровью.
Его передернуло и про себя он подумал: «Плохи дела. Неужели что-то случилось с Аньдинхоу?»
С ранних лет Гэ Чэнь отличался решительностью, поэтому он смело схватил нож и ударил рукоятью по шее Чан Гэна. Тот потерял сознание.
В этот день мирная столица пережила самую кровавую битву за всю свою историю. Сам Сын Неба послужил для армии знаменем, а отважный генерал погиб в огне. Все они истратили последние силы. И вот, когда стена уже рухнула, прибыло подкрепление.
Состав войск был довольно необычным — парой слов не обойдёшься. Все эти люди обладали разным боевым опытом. Главным был Шэнь И, командующий юго-запада. Давно ушедший в отставку генерал Чжун так же встал под его знамена. Кроме того, среди них было и несколько моряков из Цзяннани — те остатки флота, что Яо Чжунцзэ удалось собрать после разгрома в Восточном море.
Когда армия Запада поняла, что подходящий момент для взятия столицы упущен, и была вынуждена отступить.
Около четырех десятых чиновников императорского двора погребло под обломками рухнувшей городской стены. Красноглавый змей Ли Фэна стал совершенно неуправляем. Поскольку Шэнь И не располагал Орлом, его людям пришлось с крайней осторожностью при помощи стрел байхун пристреливать стальные канаты к перилам судна. Десятки солдат в тяжелой броне трудились изо всех сил, чтобы к полуночи наконец безопасно спустить на землю зависшего в воздухе Императора Лунаня.
Практически весь северный гарнизон, включая их командира, погиб в бою.
Когда Гу Юня нашли и вытащили из-под колес западной военной техники, у него было сломано несколько ребер. Сначала лекари боялись даже передвигать его, потому что когда они попытались, у маршала пошла кровь.
Тогда беспокоившийся о его здоровье генерал Чжун бросил такую фразу:
— Да так просто он не помрет. А если и помрет, то я заплачу вам за труды.
Только тогда сразу несколько армейских лекарей погрузили его на деревянные носилки и унесли прочь.
Со всего дворца собрали запас корней тысячелетнего женьшеня, и этого хватило для того, чтобы на протяжении трех дней поддерживать в его теле жизнь. Несколько раз Гу Юнь был близок к тому, чтобы отправиться на тот свет к старому Аньдинхоу. Наконец Чэнь Цинсюй, преодолев множество гор и рек, вернулась из-за границы.
Она до смерти загнала несколько лошадей. Прибыв в столицу, целые сутки она не смыкала глаз, пока ей не удалось вырвать Аньдинхоу из лап владыки загробного мира [6].
Первый раз Гу Юнь проснулся еще в сумерках. Ему не хватало сил открыть глаза, но сквозь сомкнутые веки он чувствовал, как от окна пробивается свет.
Тело вновь скрутило от сильной боли. Гу Юнь был жив, но особой радости по этому поводу не испытывал, а больше тревожился. Враг захватил столицу? Где он?
Пока он метался, не зная, что происходит, кто-то взял его за руку.
Прекрасно понимая его тревоги, этот человек наклонился и прошептал ему на ухо:
— Прибыло подкрепление. Все хорошо... Столица устояла.
Почувствовав знакомый запах успокоительного, Гу Юнь вскоре снова потерял сознание.
И очнулся уже только через несколько дней. Действие лекарства давно прошло, так что он снова не мог толком ни видеть, ни слышать.
Гу Юнь заморгал, через силу пытаясь рассмотреть расплывчатую фигуру у кровати. Принюхавшись, он понял, что это Чан Гэн.
Разум Гу Юня пребывал в смятении, куча вопросов вертелось на языке. Сколько бойцов осталось в северном гарнизоне? Откуда пришло подкрепление? Чьи это были войска? Куда отступила армия Запада? Какова судьба Императора?
Чан Гэн осторожно дал ему попить немного воды. Блуждая в потемках, Гу Юнь поднял руку, чтобы осмотреться и, видимо, потревожил рану и от боли едва не потерял сознание.
— Все хорошо, — прошептал ему на ухо Чан Гэн. — Генерал Шэнь вернулся, а учитель принял командование. Тебе нужно постараться немного поесть и отдохнуть.
Гу Юнь промолчал.
Он сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Тело ломило от боли.
Раньше, когда ему нечем было больше заняться, Аньдинхоу любил пожалеть себя перед Шэнь И. Бормотал, что всем трем поколениям рода Гу не предначертано прожить долго. Он всегда полагал, что он состарится и его телу «наполненному печалям и болезнями» будет уготован «ждущий всех красавцев трагический конец». Оказалось, что жизнь его не такая уж и «трагичная», а скорее, наоборот — маршал был удивительно живучим, раз даже в таком состоянии не отдал концы.
Гу Юнь открыл рот, собираясь позвать Чан Гэна, и неожиданно обнаружил, что из-за полученных серьезных увечий и нескольких дней, проведенных без сознания, он теперь не способен издать ни звука.
Вдруг он почувствовал прикосновение к лицу. Гу Юнь поднял обе руки и коснулся тыльной стороны ладони, что держала его подборок, и тут мозолистый палец мягко провел по его губам. Эта ласка была наполнена неописуемой нежностью.
Чан Гэн сидел у его постели. Если бы Гу Юнь в этот момент мог его видеть, то заметил бы, что тот наполовину раздет. Его волосы были распущены, а плечи, шея, руки и даже голова утыканы иголками до такой степени, что Чан Гэн напоминал нежного ежика. Он неподвижно сидел у постели Гу Юня, даже поворот головы давался ему с огромным трудом. Иглы запечатали все его эмоции. Чан Гэн не мог ни плакать, ни смеяться, так что ему ничего больше не оставалось, кроме как сохранять бесстрастное выражение лица подобно прекрасной деревянной статуе, вырезанной в полный рост.
Несмотря на все предпринятые меры, в его глазах ещё мерцали красные искры.
За последние несколько дней Чан Гэн испытал несколько приступов Кости Нечистоты. Чэнь Цинсюй при помощи игл принудительно ослабила действия яда и превратила его в соломенную куклу.
Нежным голосом эта кукла прошептала оглохшему Гу Юню на ухо:
— Знаешь, Цзыси, если это еще раз повторится, я и правда сойду с ума.
Гу Юнь промолчал.
Хотя он не мог слышать слов Чан Гэна, но недавнее прикосновение к губам живо напомнило о том, что произошло на городской стене. Ему хотелось выть — кто же тогда мог подумать, что он уцелеет в том бою и ему придется со всем этим разбираться?