Экстра II

Однажды, ремонтируя мебель в зале Неизвестности, Нянь Дада и Ю Лян стали свидетелями того, как их второй дядюшка с ревом спускался с вершины горы, будто сбежавшая дикая собака.

— Оставь меня! Я хочу уйти в уединение… уйти в уединение… — кричал он. 

Нянь Дада и Ю Лян удивленно переглянулись. В конце концов, они еще не знали, что значит «уйти в уединение».

Прежде, чем звуки его голоса стихли вдали, Ли Юнь, словно ветер, влетел в безымянную пещеру, лежавшую на полпути со склона и, протянув руку, ловко запечатал вход.

Но в следующее же мгновение с неба опустился сияющий меч, полностью разрушив запрет, созданный неизвестным старейшиной. Глава Янь, наконец, показал свое истинное лицо. Лицо человека, одержимого жаждой убийства.

Полный обожания Нянь Дада легко толкнул Ю Ляна локтем и воскликнул: 

— Боже мой, твой учитель действительно хорош. 

Но Ю Лян предпочел промолчать.

Порой ему казалось, что они с Нянь Дада должны были поменяться учителями. Так они смогли бы избавиться от чувства, что один из них ошибся дверью.

Спасаясь от неминуемой гибели, Ли Юнь завыл еще громче: 

— Мастер! Старший брат собирается убить человека! Прошу вас, откройте же глаза и посмотрите на это! Вы так рано ушли. Никто, кроме вас не в силах его контролировать. Больше некому отвечать за ваших учеников. А теперь он обрел власть и может одной рукой закрыть все небо... Боги, помогите!

Нянь Дада был ошеломлен. Впервые он услышал такие отчаянные вопли.

Ю Лян поднял голову и посмотрел вверх, увидев в горном лесу красный отблеск. Это Лу... Нет, младшая тетушка Хань Тань и белый журавль спокойно проскользнули мимо. Спустившись ниже, девушка заняла удобное место, желая понаблюдать за шумихой, чтобы при этом не попасться никому на глаза.

Сколько еще раз жизнь подарит им такой изощренный опыт? Когда городские ворота охватывает пожар, даже рыбе в пруду приходится не сладко¹.

¹ 城门失火，殃及池鱼 (chéngménshīhuǒ, yāngjíchíyú) — когда городские ворота охватывает пожар, рыбе в пруду приходится плохо (обр. при большом несчастье даже малому трудно уберечься).

Но Ю Лян был совершенно спокоен. Решив последовать примеру своего старшего, он заставил Нянь Дада опустить голову и быстро закрыл двери зала Неизвестности. Две пары глаз: одни сверху, другие снизу, с любопытством подсматривали в щель между створками.

Похоже, для осиротевших детей это была очень долгая история. Одним словом, все это случилось из-за того, что Ли Юнь напился дешевого вина, так что, преследовали и били его совершенно заслужено. 

Это были первые дни праздника середины осени. Кроме Чэн Цяня, все на горе немного выпили. Увидев у Ли Юня книгу о различных заклинаниях, Чэн Цянь хотел было одолжить ее, чтобы прочитать. Но как только он открыл ее, из книги выпала «закладка». В этот момент второму брату можно было смело отравляться в нирвану… Это оказалась та самая записка, которую Ли Юню передал Янь Чжэнмин. Записка об «Эликсире чистого сердца».

Разумеется, Чэн Цянь сразу же узнал почерк их старшего брата. Однако он не стал принимать это близко к сердцу. Он просто спросил.

Услышав его слова, Ли Юнь жутко растерялся. Юноша уже был изрядно пьян, и вопрос поставил его в тупик. 

— Старший брат! Старший брат, это не моя вина, что у тебя снова неприятности!

Чэн Цянь удивился, но не сказал ни слова.

Он лишь случайно упомянул об этом, и, услышав ответ, захотел узнать, что это было.

Но позже… На следующий же день Чэн Цянь отправился в уединение на вершину горы, чтобы попрактиковаться с мечом. За все это время он так и не появился у дверей павильона Цинъань.

Любой, кто решил бы подняться на вершину горы, чтобы «помешать его уединению», должен был приготовиться к тому, что Шуанжэнь сбросит его вниз. Вершина горы Фуяо, похоже, превратилась в царство холода и снега. Еще пара дней, и жители лежавшей у подножия деревни начали бы рассказывать страшные истории о том, что «у хозяина священной горы умерла жена, и волосы несчастного побелели за одну ночь».

Янь Чжэнмин места себе не находил. Он ничего не мог поделать с Чэн Цянем, потому у него попросту не осталось другого выбора, кроме как заполнить собой горы и долины², отправившись выслеживать во всем виноватого Ли Юня.

² 漫山遍野 (màn shān biàn yě) — заполнять горы и долины (обр. в знач.: заполнять собой всё; быть повсюду).

— Помогите! Убивают! Младшая сестра! Третий брат! — кричал Ли Юнь.

В глухом горном лесу Лужа, притворяясь мертвой, гладила по шее белого журавля.

— Сдается мне, вернуться на задний склон горы и отправиться сражаться в Долину демонов будет куда безопаснее, тебе не кажется? — с тревогой произнесла девушка.

Белый журавль потерся о ее ладонь, будто поддержав решение Лужи вернуться и узурпировать трон.

Ли Юнь издал свирепый рев, но звучало это так, словно кто-то пытался прирезать свинью.

— Вы бессовестные люди... Лужа! Я приложил столько усилий, чтобы поставить тебя на ноги, а ты бросаешь меня на произвол судьбы... Сяо Цянь! Неужели у тебя хватит духу позволить старшему брату, которого ты сам вынудил и соблазнил, пойти из-за тебя на такое преступление?! Ах, ах! Старший брат, это была ошибка. Я бы не посмел. Пожалуйста, пощади мою собачью жизнь...  

Но вдруг, вой Ли Юня и разрушения Янь Чжэнмином внезапно прекратились. Нянь Дада с сомнением посмотрел вверх и увидел своего грациозного учителя, похожего на изгнанного с небес небожителя. Чэн Цянь стоял на огромной скале с мечом в руке и холодно наблюдал за этим фарсом.

— Похоже, мой учитель явился, чтобы спасти мир, — произнес Нянь Дада.

Глава Янь, не растеряв при этом своего высокомерия, в миг превратился из холодного, как лед³, дьявола в мягкого и скромного юношу в белых одеждах. Он опустил брови⁴ и воскликнул: 

³ 冷若冰霜 (lěngruòbīngshuāng) — холодный, как лёд и иней (обр. в знач.: быть бесчувственным, равнодушным).

⁴ 低眉 (dīméi) — опустить брови (обр. в знач.: покориться, подчиниться).

— Сяо Цянь...

Чэн Цянь непонимающе посмотрел на него.

Янь Чжэнмин нервно ковырнул землю носком сапога. Весь его вид говорил о «снисхождении и уговорах». Он сдержанно кашлянул: 

— О, забудь об этом, я все тебе объясню.

Чэн Цянь усмехнулся и медленно ткнул Шуанжэнем в землю, приготовившись внимательно слушать.

Янь Чжэнмин облизнул сухие потрескавшиеся губы. Он прекрасно знал, что последствия употребления «Эликсира чистого сердца» были слишком ясны. Здесь нечего было объяснять. Но, что бы Янь Чжэнмин ни сказал, чем больше он бы ни рассказывал, Чэн Цянь становился все мрачнее и мрачнее.

Глава Янь на мгновение лишился дара речи. Наконец, решив, будь, что будет, он поставил себе цель идти до конца. Юноша указал на Ли Юня и толкнул его вперед.

— Это он добавил масло с уксусом⁵, чтобы посеять смуту. Я передал ему эту записку, чтобы попросить сделать для меня несколько обычных пилюль! Ли Юнь, ты так желаешь принести в мир хаос? Я ведь и дня не могу прожить без глазных капель, не так ли? С самого детства твои помысли были нечисты, потому ты так ничего и не добился! 

⁵ 添油加醋 (tiānyóu jiācù) — добавлять масло и уксус (обр. приукрашивать факты, искажать действительность, преувеличивать).

Янь Чжэнмин имел невероятный талант выдавать черное за белое и, указывая на оленя, называть его лошадью⁶. 

⁶ 指鹿为马 (zhǐ lù wéi mǎ) — показывая на оленя, называть его лошадью (обр. выдавать черное за белое, сознательно извращать истину, дурачить).

Сказав это, он едва сам себе не поверил. Сперва он во всей красе демонстрировал свою слабость, но в тот момент, как он согласился, что во всем виноват Ли Юнь, его настроение тут же переменилось.

Ли Юнь высунул голову из пещеры, вход в которую был только что уничтожен заклинателем меча, и подумал: «Может, еще не поздно предать этот клан?»

Но Янь Чжэнмин злобно посмотрел в его сторону.

Ли Юнь тут же вжал голову в плечи и решительно наступил на горло собственной совести. 

— Не так ли? Сяо Цянь, пилюли, о которых просил меня старший брат, были средством от расстройства живота. Это помогает лучше приспосабливаться к новому климату. К «Эликсиру чистого сердца» это не имеет никакого отношения! Это все я... я… я… Я не знал, что говорю. Согласно правилам клана, я заслуживаю того, чтобы глава собственноручно убил меня... Ой!

Прицельным ударом изначального духа Янь Чжэнмин ловко опрокинул Ли Юня на землю.

Внутренне Чэн Цянь все больше и больше закипал, но внешне он по-прежнему был спокоен и безразличен. Он чувствовал, что Янь Чжэнмин не только не желал признавать свою ошибку, но и научился врать, не моргая.

К этому Чэн Цянь привыкнуть не мог.

Увидев, что юноша развернулся, намереваясь уйти не попрощавшись, Янь Чжэнмин поспешно окликнул его:

— Подожди, что ты собираешься делать?

Но Чэн Цянь даже не оглянулся.

— Старший брат, я собираюсь спуститься с горы и отправиться в путешествие на сто лет. 

Янь Чжэнмин опешил. Он, наконец, почувствовал, что шутка вышла из-под контроля.

Ли Юнь и прятавшаяся в отдалении Лужа были ошеломлены. Не в силах больше занимать позицию стороннего наблюдателя, Лужа вместе с белым журавлем спустилась вниз. Если ее маленький старший брат действительно решит уйти, на горе Фуяо не останется никого, кто смог бы пресечь злодеяния главы. 

Но даже этого будет недостаточно! 

— Третий брат, не уходи! — закричала девушка, и ее крик казался таким пронзительным, что любой, кто услышал бы ее голос, непременно разрыдался бы.

Губы Янь Чжэнмина слегка шевельнулись, и в глубине его сердца поднялось странное неуловимое чувство. Их младшая сестра не зря появилась на свет. И пусть обычно она только и делала, что бездельничала, но в нужный момент она твердо стояла на своем.

Лужа тут же расправила крылья, преграждая Чэн Цяню путь. Лицо девушки было залито слезами.

— Если хочешь уйти, возьми меня с собой!