Изменить стиль страницы

1

САША

img_2.jpeg

На мгновение я не могу пошевелиться. Я не могу осознать, что происходит на самом деле, или сопоставить это в своей голове. Я уже слышала выстрелы раньше и видела многое. Большинство из них повергали меня в дикий ужас. Некоторые, вроде того, что я слышала, когда Виктор пустил пулю в голову человеку, который надругался надо мной, заставили меня чувствовать себя лучше. Испытывать облегчение. Даже счастье.

В этом звуке нет ничего хорошего.

Часть меня думает, что у меня галлюцинации. Что я наконец-то полностью сошла с ума. Что все сломалось, когда Макс вышел из библиотеки с кольцом в кармане для другой женщины.

Макс.

Я не знаю, как долго я сидела на полу и плакала, но я знаю, что сейчас он в бальном зале на другом конце дома. Может быть, он уже сделал ей предложение. Адриана, красивая брюнетка, которая никогда не сможет стать угрозой его клятвам, потому что он не хочет ее. Он не любит ее.

Не так, как он хочет и любит меня.

Может быть, у него еще пока не было шанса сделать ей предложение? Но я уверена, что выстрел раздался оттуда. Если я буду сидеть очень тихо, если я не буду двигаться, возможно, все это будет моей фантазией. Может быть, все это кошмарный сон, и я проснусь.

Я думала об этом много раз раньше. Мой психотерапевт называет это механизмом преодоления трудностей. Я думала об этом, когда грубые руки прижимали меня к транспортным ящикам, срывая с меня одежду, когда плоть, к которой я не хотела прикасаться, все равно вторглась в меня. Я думала об этом, когда почувствовала, как кусается кожа на моих бедрах снова и снова, разрывая мою плоть, оставляя на ней рубцы, заставляя меня страдать, гореть и кровоточить. Я думала об этом, когда держала на руках двух плачущих детей в холодной спальне наверху, ожидая, удастся ли мужчинам, которые пришли спасти меня… нас, сделать это. Макс был одним из мужчин, спасших нас. И хотя я знаю, что, если тот выстрел предназначался ему, я, вероятно, ничего не смогу сделать, чтобы спасти его, и хотя я знаю, что я ничего не сделаю против злых людей, которые преследуют его и меня, я все равно с трудом поднимаюсь на ноги. Я чувствую себя выжатой, опустошенной после того, как так сильно и долго плакала. Моя грудь кажется пустой, как будто мое сердце растворилось и вытекало из меня по капле за раз. Я чувствую оцепенение, когда нетвердой походкой направляюсь к двери библиотеки, неуверенная в том, что найду за ее пределами, словно выныриваю из пузыря обратно в мир.

Когда я выхожу в коридор, я слышу крики… Крики. Плач…

Еще один выстрел, еще больше криков. Я чувствую, как отступаю назад, прижимаясь к твердой деревянной стене, мое сердце бешено колотится от страха, который мне почти удалось заставить себя забыть.

Макс бы не хотел, чтобы я пошла этим путем. Он бы хотел, чтобы я сбежала. Спасла себя.

Я могла бы повернуть направо и побежать к входной двери. Я не знаю, куда именно, но я бы пошла в направлении, противоположном насилию. Я знаю, что именно это он бы мне посоветовал сделать.

Но я не могу оставить его.

Мужчины в черных костюмах с пистолетами наперевес несутся по коридору в сторону бального зала. Они не видят и не замечают меня, бледную и спрятанную в тени, вздрагивающую от звуков, которые я слишком хорошо знаю.

Я иду за ними, еле перебирая ноги.

Первое, что я чувствую, стоя в дверях бального зала, это металлический запах крови.

Я знаю ее аромат: резкий, металлический, и то, как он прилипает к горлу и никогда полностью не уходит. Как только вы почувствуете ее запах, горячий и только что разлитый, вы навсегда запомните его аромат. Однажды увидев это, вы никогда не сможете полностью выкинуть зрелище из головы.

Когда я вспоминаю о пролитой крови, я думаю о руках Макса, тянущихся ко мне, и о знании того, что я была в безопасности, там в горах России, как он встал между мной и тем, что меня ожидало, и гарантировал, что это никогда, никогда больше не коснется меня. Я думала, что после этого была в безопасности. Я думала, что Алексей, это последний ужас, с которым мне пришлось столкнуться.

Я была очень, очень неправа.

Я вижу его первым, когда зависаю там. Он стоит посреди танцпола, вокруг него кольцо людей, некоторые упали в обморок, другие держатся друг за друга, третьи стоят там в шоке. Сам зал в беспорядке, столы для фуршета перевернуты, повсюду битое стекло и фарфор, столы и стулья разбросаны и сломаны. И в центре всего этого, перед Максом, лежит тело.

Красное платье. Темные волосы. Рука небрежно вскинута, из-под нее сочится кровь, лишь немного темнее платья, как будто это вовсе не кровь, а просто ткань, растекающаяся по дереву. И там, рядом с ее пальцами, на темном дереве поблескивает забрызганное кровью кольцо с бриллиантом.

Как будто он чувствует мое присутствие, как будто мы не можем находиться в одной комнате без того, чтобы один не знал о присутствии другого, Макс поднимает глаза и видит меня, стоящую в дверном проеме, бледную и дрожащую. Я вижу, как его рот произносит мое имя, но звука не выходит.

Охрана спешит к нему. Он указывает на заднюю часть комнаты. Именно тогда я вижу, что стеклянные двери, ведущие из бального зала наружу, не открыты, а разбиты вдребезги. Стекло повсюду, оно переливается на дереве от света ламп внутри и снаружи, но люди в черном этого не замечают. Они бегут по нему, воздух наполняется хрустом, когда они преследуют источник выстрела, источник крови.

Источник всего, что изменилось за одно мгновение.

Макс присаживается на корточки рядом с телом, и я вижу, как протягивается рука, хватающая его за плечо и поднимающая на ноги. Из моря платьев и костюмов выходит мужчина с бочкообразной грудью, которого я не узнаю, с седыми волосами и жестоким выражением лица. Они слишком далеко, чтобы я могла их услышать, из-за стука моего сердца, грохочущего в ушах, и криков гостей, перекрывающих его, но я вижу, что они спорят. Я вижу, как Макс машет руками, указывая на тело, но, похоже, это вообще ничего не делает, чтобы успокоить мужчину. Я замечаю блеск серебра, когда в его руке из-под куртки появляется пистолет. Ствол внезапно упирается Максу в живот, а рука на плече притягивает его ближе к седовласому мужчине.

Мои ноги двигаются без моего приказа, мир вокруг меня замедляется, когда я врываюсь в комнату, подбегая к Максу. Сейчас это настоящий кошмар, из тех, когда ты должен куда-то добраться, но твои ноги отягощены, когда ты не можешь бежать, когда мир движется так медленно, что невозможно добраться туда вовремя.

Сегодня вечером Макс был одет в кремовую рубашку под темно-серый костюм, один из немногих случаев, когда я видела его не в черном, а в чем-то другом. Я смотрю, как на нем расцветает кровь, когда комнату наполняет звук выстрела, толпа кричит и отшатывается, когда Макс падает на колени рядом с телом в красном платье, его лицо потрясенное и бледное.

Я подхожу к нему как раз в тот момент, когда он рушится на пол, бросаюсь рядом с ним, кладу руки ему на щеки. Я вижу сейчас лицо, прикрепленное к телу, женщину в красном платье.

Адриана Кашиани.

Женщина, с которой ему суждено было обручиться сегодня вечером.

— Нет, — шепчу я, мое сердцебиение отдается в голове, заглушая все остальное. — Нет, Макс! Нет, ты меня слышишь? Ты не можешь умереть рядом с ней. Я прижимаюсь к нему спереди, глажу его волосы, его лицо, чувствуя, как он слабо тянется ко мне и терпит неудачу. — Ты должен был умереть в следующем томе, через пятьдесят лет, когда мы оба будем старыми и седыми. Ты меня понимаешь? Вот как все должно было быть. Мне все равно, что ты сказал раньше. Вот какими мы должны были быть в конце пути.

Я думала, что во мне совсем не осталось слез, но теперь они текут по моему лицу, капая на лицо Макса. Его губы приоткрываются, карие глаза расширяются от шока и боли, но, кажется, он не может издать ни звука.

— Пожалуйста, — шепчу я, мое слово вырывается сдавленным из-за слез. — Последнее, что ты когда-либо скажешь мне, не может быть прощанием. Пожалуйста. Пожалуйста, Макс, пожалуйста…

Я чувствую руки на своих плечах, тянущие меня назад, и я кричу. Это звериный звук, отчаянный и испуганный, мои руки цепляются за Макса, но я недостаточно сильна. Я не вижу, дышит ли он еще, когда меня оттаскивают назад, осталось ли в его широко открытых глазах хоть что-то видящее. Я даже не вижу, кто меня оттаскивает, пока я бьюсь в их хватке, отчаянно желая вернуться к мужчине, которого люблю, убедиться, что последнее, что он видит, это я, а не женщина, которая чуть не украла его у меня.

Я не должна ненавидеть того, кто мертв, но я ненавижу. Я ненавижу ее за то, что из-за нее вообще случилась эта вечеринка, за то, что она была последним человеком, слышавшим голос Макса, за то, что из-за нее он сейчас истекает кровью на полу, потому что я абсолютно уверена, что седовласый мужчина, застреливший Макса, имеет к ней какое-то отношение, что все это как-то связано.

— Нет! — Кричу я это снова и снова, мои каблуки цепляются за дерево, одна туфля срывается, когда меня перекидывают через плечо, кулаки бьют по спине, которую я не узнаю, мускулистые руки, которых я никогда раньше не чувствовала, удерживают меня. Я вижу, как толпа смыкается вокруг Макса и Адрианы, и мое горло уже саднит от криков, голова болит так, словно вот-вот лопнет, но я не могу остановиться.

— Заткни ее, — слышу я рычащий голос позади себя, слова прорываются сквозь мой страх и панику, и я начинаю биться сильнее, пытаясь вырваться.

Только не снова, только не снова, только не снова! Слова проносятся у меня в голове, вытесняя любую логику, любую рациональную мысль. Все, что я чувствую, это ужас, напоминающий мне о том, каково это, быть схваченной, удерживаемой, запертой в клетке, и я не думаю, что смогу вынести это снова.

Особенно в мире, где Макса больше нет.