ГЛАВА 81

ГЛАВА 80

Данте — тот, что нахмурен — выпрямляется, на его виске пульсирует вена.

— Добро пожаловать в мир живых, мойя.

Опять это ненавистное слово...

— Фэллон?

Хриплый шепот Бронвен заставляет меня отвлечься от мерзавца, который украл столько дней моей жизни и ударов моего сердца.

Она сидит в деревянных санях, рядом с четырьмя другими санями, припаркованными в ледяном храме. Если бы не цепи, связывающие за спиной её руки, она могла бы сойти за пассажира, который ждёт возницу-фейри.

— Я здесь, Бронвен.

Мои челюсти так плотно сжаты, что слова звучат почти шепотом.

— Ты видишь Мириам?

Её белые глаза широко раскрыты и блестят, точно рог моей матери.

— Нет.

Я перемещаю взгляд влево и вправо. Не найдя нигде трон, я закатываю глаза так далеко, насколько это возможно, и оказываюсь вознаграждена, разглядев что-то золотое, покрытое кровью, и чьи-то каштановые волосы.

— Так значит... твоя тётя говорит на шаббианском, — произносит ухмыляющаяся версия Данте, переводя взгляд на сани.

Я тут же забываю про свою ярость, когда замечаю карий оттенок радужки его глаз. А если задуматься, то и интонация его голоса тоже другая. Неужели заклинание Мириам начало терять свою силу, или она специально не стала менять их голоса и цвет глаз? Несмотря на то, что я очень хочу забыть ту ночь, когда меня забрали в туннели, я точно помню, что солдат, которого Юстус превратил в нонну, обращался ко мне её голосом.

— Мириам? — кричит Бронвен.

Я отгоняю воспоминания о своём первом похищении и сосредотачиваюсь на последнем.

— Мириам сейчас не в форме, Бронвен.

Голова моей бабушки свешена набок, мраморные веки закрыты, длинные коричневые ресницы опустились на бесцветные щёки, точно крылья. Кровавые потёки виднеются на её едва вздымающейся груди, подлокотники трона усыпаны каплями крови. Несмотря на то, что я снова начала её ненавидеть, я не могу удержаться и с силой сжимаю челюсти, когда замечаю лужу рубинового цвета на её коленях. Бессердечные демоны.

— Эти скоты вспороли её и оставили истекать кровью...

Что-то острое впивается мне в колено, и я издаю шипение.

— Ты так хорошо знаешь языки, Фэл.

Настоящий Данте держит в руках мой кинжал из Глэйса, бриллиантовая снежинка сверкает голубым светом в холодных солнечных лучах, проникающих сквозь лёд.

— Твою магию едва разблокировали, а ты уже свободно владеешь шаббианским.

Он проводит кинжалом вверх по моей ноге, и хотя он не разрезает кожаную ткань, острый кончик впивается мне в бедро.

— Ты не перестаешь меня удивлять.

— А ты меня. Даже в самых диких фантазиях я не могла предположить, что ты убежишь, поджав хвост, и оставишь королевство, которое так желал заполучить.

Он сжимает пальцы вокруг кинжала, и на этот раз больше не играет с моими штанами. Он разрезает ткань и пронзает мою кожу.

Я даже не дёргаюсь.

— Я знаю, что ты боишься Лора, но...

— Я сбежал не потому, что боюсь твоего маленького пернатого короля, — рычит он. — Я сбежал для того, чтобы подготовить ловушку. И смотри-ка ты... — его гримаса трансформируется в безумную улыбку. — Ты тут же угодила в неё.

— Это было так, мать его, просто, — добавляет Таво. — Даже слишком просто. Данте никак не мог поверить в то, что вы так быстро пали. Честно говоря, я и сам порядком удивился. Но надо признать, что наша идея поменять внешность, — он обводит рукой двойников Данте, — была гениальной.

— Моя идея.

Высокомерный комментарий Данте закрывает Таво рот на целую благословенную минуту, но затем настроение рыжеволосого мужчины меняется, и его лицо начинает сиять.

— Твоя идея, но кто вообще узнал про этот знак?

Он указывает на себя большими пальцами обеих рук.

— Я видел, как Мириам рисовала его на себе, когда мы пересекали море. Я вырубил её и с помощью её окровавленного пальца нарисовал знак на своей руке. Видела бы ты лицо Данте, когда я вошёл в его каюту.

Я хмурюсь, и мои брови опускаются. Значит, это придумала не Мириам.

— И ты был в образе Росси, идиот.

Данте качает головой, и украшения на его длинных косичках звенят, точно дверной колокольчик.

— Да, да. Просто я думал о нём в тот момент. Хвала Котлу, что магический знак не изменил мой голос и цвет глаз, иначе я мог остаться без головы.

Мне хочется улыбнуться, так как если бы он чуть дольше подсматривал за Мириам, он мог бы узнать, как рисовать этот знак полностью.

— Я, конечно, очень люблю слушать, как хвастают мужчины, но мне интересно, какой шаг должен быть следующим, согласно вашему гениальному плану?

Я прижимаюсь кончиками пальцев ко льду, жду, когда они прилипнут к нему, и резко дёргаю вверх. Затем я провожу большим пальцем по подушечкам и чувствую, что они мокрые, но не могу понять отчего — от воды или крови. Если я посмотрю на них, я могу привлечь к ним внимание своих врагов, поэтому я решаю просто нарисовать свой любимый знак — ключ.

— Мы ждали, когда ты очнёшься, чтобы отправиться обратно в Люс, — настоящий Данте смотрит на Таво-Данте.

— Я предложил отправиться раньше, пока ты была без сознания, но Данте хотел, чтобы ты почувствовала.

— Почувствовала что?

Я прижимаю руку к знаку и жду, когда моя рука пройдет сквозь лёд, но этого не происходит. Мерда.

Настоящий Данте проводит ножом вверх по моему бедру, ещё больше разрезая ткань штанов и мою плоть. Кровоточащая рана начинает гореть, но я не издаю ни звука. Даже моё дыхание остаётся спокойным и тихим. Любой другой увидел бы во всём этом только акт истязания, но мой внутренний оптимист видит в этом доступ к безграничному источнику магии.

— Что ты хочешь, чтобы я почувствовала, Данте?

Он подносит кинжал к своему лицу и вертит его, почти восторженно наблюдая за тем, как кровь стекает по железному лезвию.

— Как твоя пара исчезнет из твоей жизни.

Он опускает кинжал, и злобная улыбка приподнимает его щёки.

— Похоже, что если он убьёт потомка Мары — любого из них — он потеряет свою человечность.

Моё сердце останавливается. Срывается с места. И снова останавливается.

— Откуда ты узнал эту информацию? — тон моего голоса остаётся ровным, хотя всё внутри меня сжимается.

— Солдати Ластра слышал ваш разговор с Юстусом.

— Он понимал шаббианский?

— Нет. Но вы ведь говорили не только на языке колдуньи?

Черт. Это так. Но Юстус всегда рисовал магический знак тишины. Может быть, он делал это неправильно?

— В общем, мы узнали много чего интересного, пока вас подслушивали. Самым неожиданным было то, что мой брат оказался мне родным только по матери. Я даже не уверен в том, что Марко был в курсе.

Мерзкое лицо зеленоглазого солдата встаёт у меня перед глазами, и я почти желаю, чтобы он был жив, чтобы я могла вогнать меч ему в грудь. Представляя эту сцену, я смотрю на белоснежную форму Данте. Где это он потерял свои золотые доспехи? Во время своего великого побега? Или он оделся так, чтобы его нельзя было отличить от остальных?

Я уже готова спросить его об этом, но вдруг замечаю, что только у него есть шпоры на сапогах. Мои губы растягиваются в улыбке, когда я понимаю, почему на нём нет доспехов — потому что он не смог сделать доспехи для всех остальных участников своей маленькой команды. Наверное, именно поэтому на его глазу нет повязки.

Ах, дорогой Данте, похоже, твой ум оказался не таким же острым, как сосульки в этой пещере.

— Фэллон, что происходит? — голос Бронвен звучит очень нервно.

— Этот сифилитик хочет перерезать мне вены с помощью тела Лора и выпустить из меня всю кровь.

Люсинцам же я говорю:

— Чтобы я могла разбудить Лора, мне надо развязать руки.

— Разбудить? — восклицает Таво.

— Ну, вы же хотите, чтобы он убил меня, верно?

Данте фыркает.

— Ты, кажется, неправильно нас поняла.

Он приставляет окровавленный кинжал к моему горлу.

— Его не нужно будить. Твою артерию можно и без этого проткнуть его клювом или когтями.