7

СВЯТОЙ

Нам предстоял девятичасовой перелет, и то, что она сидела напротив меня, заставляло меня смотреть на нее. На ее лицо. Ее глаза. Как она сжимала челюсти, покусывая внутреннюю сторону щеки. Она ни разу не скрестила ноги, держа колени вместе. Было ли это признаком недостатка уверенности? Признаком дискомфорта? Конечно, это было так. Она понятия не имела, что происходит и кто я на самом деле. Она летела на самолете, не зная пункта назначения, в чужой одежде.

По ее щеке скатилась слеза, и по ее затравленному выражению лица я понял, что она думает о нем. По какой-то причине это раздражало меня, словно металл скребется о кость.

— Он не заслуживает твоих слез.

Она усмехнулась.

— Он не был твоим другом.

— И не был твоим.

Наконец она повернулась ко мне, темные круги обрамляли ее усталые глаза.

— Он знал?

Я понял, о чем она спрашивает. Из всего, что я о ней узнал, я понял, что она умная девушка и легко может сложить дважды два.

Я кивнул.

— Он знал, что доставляет тебя мне.

Ее нижняя губа начала дрожать, но она сдержала слезы.

— Он знал все это время? Все те месяцы, что мы были друзьями?

— Неужели ты думаешь, что это совпадение, что он буквально столкнулся с тобой в метро, среди сотен людей? Думаешь это случайность?

Длинные ресницы сплелись, когда она закрыла глаза, и слезы упали, оставив заметный след на слое макияжа. Знания того, что эти слезы предназначались этому сукиному сыну, было достаточно, чтобы кровь забурлила в моих жилах. Я опрокинул в себя последний глоток и поднял пустой стакан, показывая, что нужно налить еще.

— Он играл с тобой, Мила. Ты была для него всего лишь зарплатой. Тебе стоит подумать об этом, прежде чем тратить еще одну слезу на этого придурка.

С ее губ сорвался тихий плач, и она вытерла щеку, не говоря ни слова. Не знаю почему, но мне это чертовски не нравилось. Если бы этот мудак стоял сейчас передо мной, я бы, блядь, пристрелил его снова. Гул бурбона, смешанный с приливом раскаленного до бела гнева, вызвал в моей голове шквал резких мыслей.

Джеймс вернулся со свежим стаканом, и мой взгляд превратился в оскал, когда я увидел ее искаженное горем лицо.

— Прекрати. Перестань плакать по нему.

Ее губы в форме сердечка растянулись в печальной улыбке.

— Ты думаешь, я плачу по нему?

— Похоже на то.

— Это говорит о том, что ты ничего обо мне не знаешь.

Я сел прямо, придвинувшись к краю своего кресла, все еще сжимая тумблер между пальцами.

— Я знаю, что тебя передавали из одной приемной семьи в другую всю твою чертову жизнь. Я знаю, что у тебя никогда не было настоящих друзей.

— Я думала, что Брэд — мой друг.

Мой контроль над собой ослаб, и я отреагировал, швырнув свой стакан через весь самолет, и звук его разбивания разнесся по салону.

— Этот ублюдок одурачил тебя, играл с тобой, притворялся тем, кем не был, говорил слова, которые ты хотела услышать, чтобы завоевать твое доверие. А когда его не было с тобой, он употреблял наркотики и трахал шлюх, как и подобает куску дерьма. — Я встал и провел рукой по волосам, гнев нарастал с каждой секундой.

Ее зеленоглазый взгляд, испорченный неуместной печалью, устремился на меня.

— Я знаю, что он предал меня.

Я перегнулся через нее, вцепившись в спинку ее сиденья.

— Тогда ты знаешь, почему я подложил свинец в его чертов череп. — Ее глаза расширились, когда она подняла на меня взгляд, изучая меня. Я улыбнулся. — Если ты ищешь хоть какие-то признаки раскаяния, ты их не найдешь. — Я поднес губы к ее уху. — Потому что я его не чувствую. Кровь Брэда на моих руках — одна из немногих вещей, которые не будут мешать мне спать по ночам.

Она вздрогнула, и порыв воздуха пронесся мимо ее губ, а горло зашевелилось, когда она сглотнула. Находясь так близко, я чувствовал ее страх, ее неуверенность. От нее пахло невежеством и наивностью — запах, который я хотел заменить своим собственным, как проклятое животное, претендующее на то, что принадлежит ему по праву.

Испорченные мысли заполнили мою голову, как токсин, и я потянулся вверх и провел одной рукой по изгибу ее шеи, ощущая под кончиком пальца учащенный пульс. Было видно, что она затаила дыхание, опасаясь моего следующего шага. Ненавидела мои прикосновения. Презирала меня. Я планировал изменить это очень, очень скоро.

Проведя кончиком носа по краю ее уха, я провел кончиком пальца дальше по ее груди, по гладкой, похожей на атлас коже. Я провел пальцем по ткани ее платья, по V-образному вырезу над грудью. Такая юная. Такая невинная. Хрупкая куколка, которая сломается под нечестивым прикосновением такого мужчины, как я.

Я протянул руку между ее грудей, провел кончиком пальца по нежной коже и услышал, как она наконец-то вздохнула.

— Не трогай меня, — прошептала она, ее голос и отсутствие убежденности были слишком слабыми, чтобы удержать меня от исследования ее тела. На самом деле, это только вдохновило меня на то, чтобы почувствовать больше ее кожи под кончиками пальцев.

— О, дорогая Мила. — Я просунул руку в ее платье и обхватил обнаженную грудь, не обращая внимания на то, что мое прикосновение было нежеланным. В конце концов, она была моей, просто еще не знала об этом.

С ее губ сорвался тихий хрип, и я закрыл глаза, наслаждаясь этим звуком, так как мне чертовски нравилось чувствовать, как она напряглась, а ее дыхание становилось тяжелым и затрудненным. Ее сосок затвердел на моей ладони, крошечный камешек умолял пососать его, ее тело прекрасно реагировало на мои непрошеные ласки.

— Придет время, Мила, когда ты будешь умолять меня прикоснуться к тебе.

Она повернула ко мне лицо, ее розовеющие губы блестели от приглашения, умоляя, чтобы их опустошили до припухлости. Ее грудь вздымалась и опускалась, мягкое дыхание вырывалось изо рта, словно ветерок соблазна. Я практически чувствовал запах ее вожделения, ее глаза буравили меня, словно она умоляла о чем-то. О чем-то, чего она не хотела, но в чем необъяснимо нуждалась.

Она облизнула губы, ее язык требовал моего внимания.

— Я… лучше умру.

Я посмотрел вниз, на то место, где моя рука скрылась под ее платьем, и улыбнулся. Отличная игра, Мила.

Ее грудь идеально легла в мою ладонь, и я сжал округлую плоть, прежде чем вытащить руку из платья. Ее тело откинулось на спинку сиденья, щеки раскраснелись и запылали, так как она с трудом переводила дыхание. Я был охотником, человеком, которому нравилась погоня, и мне было легко понять, когда женщина отчаянно борется с самыми основными человеческими побуждениями — поддается греху. Но в Миле была сила, которой я давно не видел, сила, которая возвращала вызов в охоту — искушение, за которое я готов убить.

Не сводя с нее глаз, я наблюдал, как она отстегивает ремень безопасности и поднимается на ноги.

— Мне нужно в туалет.

— Елена отведет тебя.

Мила прошла мимо меня, намеренно избегая зрительного контакта. Я сел обратно и уставился ей вслед. Больной трахальщик во мне задался вопросом, насколько мокро у нее между ног. Я не знал, какая мысль заводила меня больше — мысль о том, что она хочет меня и подчиняется, или мысль о том, что она борется со мной, пока ее тело не предаст ее самым ужасным образом. Но независимо от того, покорится она или продолжит бороться, она даст мне то, что я хочу. Я уверен в этом. Я ждал этого дня годами, идя по дороге мести и возмездия, пока наконец не достиг пункта назначения, которого так жаждал. Там, где я смогу исправить все обиды, когда-либо причиненные мне.