Британия колебалась по этому вопросу, считая, что Гибралтар не так нужен, как в дни славы Королевского флота, но впечатленная постоянно заявляемой лояльностью гибралтарцев к Британии.25

Британия настаивала на том, что важна не территориальная целостность, а желание гибралтарцев. В мае 1969 года британское правительство ясно дало понять, что "правительство Ее Величества никогда не вступит в соглашения, по которым народ Гибралтара перейдет под суверенитет другого государства вопреки его свободно и демократически выраженному желанию".26 Разочарованный и возмущенный, Франко, никогда не терявший способности к запугиванию, полностью закрыл границу между Испанией и Гибралтаром. Она оставалась такой в течение тринадцати лет, вплоть до эпохи демократической Испании, и была полностью открыта только после вступления Испании в Европейское сообщество в 1986 году. В течение этого времени испанские рабочие, работавшие в Гибралтаре, были отрезаны от места работы, а гибралтарцы могли посещать Испанию только окольными путями через Танжер. Испанская чувствительность достигла необычайных масштабов: в 1965 году Испания пригрозила бойкотировать конкурс "Мисс Мира", если "Мисс Гибралтар" будет допущена к участию в нем; но любое искушение Министерства иностранных дел дать Испании высказаться было неизменно блокировано отказом почти всех жителей расторгнуть связь с Великобританией.27 Благодаря смешанному населению, состоящему из британцев, испанцев, генуэзцев, мальтийцев, евреев, индуистов, а в последнее время и мусульман, Гибралтар можно рассматривать как один из последних выживших представителей некогда широко распространенного явления - средиземноморского города-порта.

 

 

Последнее Средиземноморье, 1950-2010 гг.

 

I

 

Конец двадцатого века стал одним из величайших периодов средиземноморской миграции. Миграции из Северной Африки, а также в Израиль и из Израиля были рассмотрены в предыдущей главе. История миграции из Сицилии и Южной Италии началась еще в конце XIX века, и в основном она была направлена в Северную и Южную Америку. В 1950-х и 60-х годах она была перенаправлена в города северной Италии. Сельское хозяйство Южной Италии, и без того страдавшее от запустения и недостатка инвестиций, еще больше сократилось, поскольку деревни были заброшены. В других местах важную роль играли колониальные связи: например, британское владычество на Кипре привело к появлению значительных греческих и турецких общин на севере Лондона. Вместе с этими мигрантами прибыли и их кухни: пицца стала привычной в Лондоне в 1970-х годах, а греческие рестораны в Британии имели кипрский колорит. Неудивительно, что среди итальянских эмигрантов лидировала кухня юга Италии: возвышенное творение генуэзских поваров, trenette al pesto, до 1970-х годов было малоизвестно за пределами Италии и даже Лигурии. Но первые зачатки увлечения средиземноморской кухней в Северной Европе можно было почувствовать в 1950 году, когда появилась "Книга средиземноморской кухни" Элизабет Дэвид.1 В ней рассказывалось о ее часто опасных путешествиях по Средиземноморью, когда она опережала врага во время Второй мировой войны. Поначалу книга вызывала скорее надежды, чем достижения: В Великобритании все еще действовали послевоенные продовольственные нормативы, и даже оливковое масло было трудно найти. С ростом благосостояния в Северной Европе рынок незнакомых средиземноморских продуктов расширялся, и наконец в 1965 году миссис Дэвид нашла в себе силы открыть собственный продуктовый магазин. К 1970 году найти баклажаны и авокадо в магазинах Британии, Германии или Голландии не составляло особого труда, а к 2000 году идея о том, что средиземноморская диета, богатая рыбой, оливковым маслом и овощами, гораздо полезнее традиционной североевропейской диеты, часто основанной на свинине и сале, укоренилась. Интерес к региональным средиземноморским кухням распространился по всей Европе и Северной Америке - не только к итальянской, но и к римской, не только к римской, но и к пище римских евреев, и так далее.2 Возрос интерес и к средиземноморским винам из южных районов Апулии и Аликанте, под влиянием изысканного калифорнийского виноградарства, а также постоянных разговоров о новых перспективных районах на хорватском побережье или в Турции, не говоря уже о старых и новых виноградниках в долине Бекаа и на Голанских высотах. Безвкусные блюда северной Европы (кроме Франции и Бельгии) стали далеким воспоминанием. Эти изменения в рационе имеют далеко не только анекдотическое значение: старые этнические идентичности разрушились, поскольку кухня Средиземноморья стала глобализированной.

В каком-то смысле Средиземноморье стало культурным достоянием каждого. Но перемещения населения, происходившие далеко за его берегами, также оказали значительное политическое и социальное влияние. Новое, несредиземноморское население временно или постоянно проживало в городах или использовалось в качестве дешевой рабочей силы в сельской местности. Многие из африканских или азиатских мигрантов, прибывших в Средиземное море в годы после 2000 года, стремились лишь ступить на европейскую землю, а затем направиться на север, во Францию, Германию или Англию, хотя крупные итальянские города также были притягательны; но именно средиземноморским членам Европейского союза пришлось в первую очередь справляться с наплывом, поскольку их число возросло. Помимо Сеуты, излюбленными пунктами въезда стали небольшие острова между Сицилией и Северной Африкой - Лампедуза, Пантеллерия, Мальта. Агентство ООН по делам беженцев, УВКБ ООН, в мае 2009 года осудило Италию за то, что она отправляет грузы беженцев обратно в Ливию. В 2008 году в Италию прибыло 36 900 просителей убежища, что на 75 % больше, чем в 2007 году; в 2008 году на Мальту прибыло 2 775 человек, то есть один мигрант на каждые 148 мальтийцев; но это был пик за девятилетний период с 2002 по 2010 год. Действительно, в 2010 году число мигрантов резко сократилось, поскольку Мальта воспользовалась соглашением о предоставлении убежища между Ливией и Италией, куда направлялись многие мигранты, и, возможно, потому, что Европа сама по себе казалась менее привлекательной, когда она оказалась в тисках экономического кризиса.3 Эта проблема касается не только западных стран Средиземноморья: Додеканесские острова стали излюбленным пунктом въезда для мигрантов, прибывающих из Азии через Турцию.

 

Одной из поразительных особенностей этой новой миграции стало преобладание мусульман, что привело к спорам о строительстве мечетей - старые чувства или даже предрассудки все еще сильны в Андалусии и на Сицилии, чему не способствуют периодические экстремистские призывы вернуть все бывшие исламские земли, включая Андалус, для возрожденного халифата. В противовес этому существует старая реальность миграции: по мере повышения уровня жизни в Западной Европе рутинная работа перекладывается на плечи мигрантов, которые могут найти работу в отелях в качестве горничных, официантов или уборщиков, а также в качестве строителей, возводящих эти самые отели. Ведь единственная сфера, в которой экономика Средиземноморья пережила беспрецедентный бум в послевоенный период, - это туризм, а также созданные им возможности для трудоустройства.

 

II

 

Во второй половине двадцатого века Средиземноморье, перестав быть жизненно важным центром торговли или военно-морского флота, обрело новое призвание: массовый туризм.4 Массовый туризм впервые возник в Средиземноморье, и сегодня он привлекает более 230 миллионов посетителей в год.5 Временная миграция миллионов северных европейцев, американцев и японцев в поисках солнца, культуры или того и другого вместе с более постоянной иммиграцией пенсионеров - немцев, британцев и скандинавов, которые надеются провести свои последние дни в квартирах и виллах на испанском побережье или на Майорке, Мальте и Кипре, образуя самобытные сообщества с собственными клубами, пабами и пивными погребами - даже, на Майорке, политическую партию для немцев.6 Нелицензионное строительство и, в случае с Северным Кипром, спорные документы на право собственности не всегда делали отдых на Средиземном море счастливым, особенно когда дома были немедленно снесены разгневанными испанскими властями. Миграция на юг привела к серьезным экологическим последствиям, предъявляя высокие требования к ограниченным запасам воды и энергии (в частности, на Кипре) и заменяя открывающиеся виды на побережья и склоны холмов плохо продуманными, однообразными блоками белых бетонных домов (в частности, в Испании).

Чтобы понять, как развивалась туристическая индустрия в Средиземноморье, необходимо вспомнить события, происходившие задолго до Второй мировой войны. Эпоха Гранд-тура, в рамках которого английские или немецкие путешественники отправлялись в Неаполитанский залив и другие средиземноморские места (и достопримечательности), удовлетворяла потребности небольшой элиты. Средиземноморье стало более доступным после того, как железные дороги пересекли Францию, и после того, как королева Виктория превратила Ментон и Гиер в модные зимние курорты в конце девятнадцатого века. Вдоль набережных Ниццы и Канн были построены монументальные отели, и небольшая часть средиземноморского побережья, Лазурный берег, стала местом игр богачей как летом, так и зимой, хотя подъем известности Монте-Карло занял больше времени и последовал за созданием князем Монако Общества купален де Мер, которое больше занималось азартными играми, чем купанием, которое британцы пропагандировали за его оздоровительные свойства.7 Итальянские курорты начали развиваться на материке в Монтекатини, Абано и на побережье в Римини, обслуживая в основном итальянскую клиентуру - потоки английских туристов, о которых повествуют романы Э. М. Форстера, прибывали во Флоренцию, поселяясь в пансионах на несколько месяцев подряд, но море еще не стало для них значительной достопримечательностью.8 В конце двадцатого века количество и цели туристов, а также легкость, с которой они могли добраться до большинства уголков Средиземноморья, кардинально изменились. Туристы заменили путешественников.