Глава 23

Громовой камень

— Как только закончишь делать свою домашнюю работу, — сказала Рода с противоположного конца стола за ужином той ночью, — ты отправишь доктору Лэндри извинения по почте, а также копию мне. И скажешь ей, что придешь на следующей неделе.

Эврика сильно потрясла соус Табаско на свое этуфе (прим. рагу из морепродуктов). Приказания Роды даже не заслуживали взгляда.

— Я и твой отец, вместе с доктором Лэндри, — продолжила она. — считаем, что ты недостаточно серьезно относишься к терапии, если только тебя не привлечь к ответственности. Поэтому мы решили, что ты сама будешь оплачивать свои походы. — Рода глотнула немного розового вина. — Из своего кармана. Семьдесят пять долларов в неделю.

Эврика сжала челюсть, чтобы удержать ее от падения. А, и теперь они уже окончательно определились с наказанием за произвол на прошлой неделе.

— Но у меня нет работы, — проговорила она.

— В химчистке тебе вернут твою старую работу, — сказала Рода, — они предполагают, что ты стала более ответственной с момента твоего увольнения.

Эврика не стала более ответственной. Она была в самоубийственной депрессии. Она посмотрела на отца в надежде, что он поможет ей.

— Я поговорил с Рути, — выговорил он, устремив взгляд вниз, будто разговаривал со своим этуфе, а не со своей дочерью. — Ты можешь осилить две смены в неделю, не так ли? — он взял вилку. — Теперь ешь, еда остывает.

Эврика не могла есть. Она думала о предложениях, появляющихся в ее голове: Вы двое знаете, как справиться с попытками суицида. Как ты вообще можешь ухудшить уже плохую ситуацию? Секретарь из Евангелии звонила сегодня и спрашивала почему меня не было сегодня в школе, но я уже удалила голосовую почту. Я сказала, что я ушла из команды по бегу и не планирую возвращаться обратно в школу? Я ухожу и никогда не собираюсь возвращаться.

Но Рода была глуха к неудобной честности. А отец? Эврика едва узнавала его. Казалось, что он создал новую личность и не мог перечить своей жене. Может быть, потому что он никогда не мог провернуть это с Дианой.

Ничего, что могла сказать Эврика, не изменит жестокие правила этого дома, которые применялись только к ней. Ее мозг полыхал, но глаза смотрели вниз. У нее есть дела и получше, чем борьба, которые она может сотворить с монстрами напротив ее за столом.

Фантастические планы назревали в пределах ее ума. Может ей устроиться на работу на рыбачью лодку, которая проплывает вблизи Атлантиды, которая описана в «Книге любви». Мадам Блаватская, кажется, думала, что остров существует. Может пожилая женщина даже захочет присоединиться к ней. Они могут накопить деньги, купить старую лодку и плыть по безжалостному океану, который держал в себе все, что она когда-либо любила. Они могут найти Геркулесовые столбы и продолжить путь. Может потом она наконец почувствует себя дома — а не пришельцем за этим столом. Вилкой она подвигала несколько горошин на тарелке. Она вставила нож в этуфе, чтобы посмотреть будет ли он стоять сам, без ее помощи.

— Если ты и дальше продолжишь проявлять неуважение к еде, которая стоит на столе, — сказала Рода, — я думаю, ты свободна.

Отец добавил мягким голосом:

— Ты наелась?

Эврике понадобилась вся ее сила, чтобы не закатить глаза. Она встала, задвинула стул и попыталась представить, насколько другой была бы эта ситуация, если бы это были только Эврика и ее отец, если бы она все еще уважала его, если бы он никогда не женился на Роде.

Как только в голове у Эврики сформировалась эта мысль, ее глаза отыскали брата и сестру, и она пожалела о своем желании. Близнецы глубоко хмурились. Они молчали, как будто готовились к тому, что Эврика закатит истерику. Их лица, их маленькие сгорбленные плечи вызвали в ней желание подхватить их и взять с собой туда, куда бы она сбежала. Она поцеловала их макушки перед тем, как подняться по лестнице в свою комнату.

Она закрыла дверь и упала на кровать. После пробежки она приняла душ и теперь ее влажные волосы касались воротника ее фланелевой пижамы, тем самым делая его мокрым. Эту пижаму она любила надевать во время дождя. Она лежала неподвижно, пытаясь расшифровать код, который ей посылал дождь на крыше.

Подожди, говорил он, просто подожди.

Она гадала, что сейчас делал Эндер, в какой комнате он мог лежать и смотреть в потолок. Она знала, что он хоть изредка думал о ней; для этого же требуется предусмотрительность, чтобы ожидать кого-то в лесу и во всех других местах, в которых он ее ждал. Но что именно он думал о ней?

Что она на самом деле думала она о нем? Она боялась его, ее тянуло к нему, он провоцировал ее, удивлял. Мысли о нем выводили ее из депрессии — и угрожали отправить еще глубже. В нем была какая-то энергия, которая уводила ее от горя.

Она подумала о громовом камне и гипотезе Эндера. Это было глупо. Доверие — это не то, что приходит с опытом. Она подумала о дружбе с Кэт. Они завоевывали доверие друг друга в течение долгого времени, медленно укрепляли словно мышцу, пока она самостоятельно не могла работать. Но иногда доверие ударяет по интуиции, как молния, быстро и глубоко, так как это случилось между Эврикой и Мадам Блаватской. Одно можно сказать наверняка: Доверие было взаимным, и именно в этом заключалась проблема Эврики и Эндера. В его руках были все козыри. Роль Эврики в этих взаимоотношениях была несущественной, ее только предупреждали об изменениях.

Но... она не обязана доверять Эндеру, чтобы узнать больше о громовом камне.

Она открыла ящик стола и положила маленькую синюю шкатулку на центр кровати. Ей было стыдно вообще думать о том, чтобы проверить его гипотезу, даже находясь одна в комнате с закрытой дверью и шторами.

Внизу звякали ложки и вилки на своем пути в раковину. Это была ее очередь мыть посуду, но никто не придирался к ней. Такое ощущение, как будто ее уже здесь не было.

Шаги на лестнице заставили Эврику броситься к рюкзаку. Если войдет отец, ей нужно создать видимость, что она занимается. У нее была куча домашней работы по математике, тест по латинскому в пятницу, и неописуемое количество отработок по классам, которые она сегодня прогуляла. Она заполнила кровать учебниками и папками, чтобы скрыть ящик с громовым камнем. Она положила книгу по математике на колени прямо перед тем, как раздался стук в дверь.

— Да?

Отец просунул голову. С его плеча свисало кухонное полотенце, а руки были красными от горячей воды. Эврика глядела на случайную страницу в книге и надеялась, что ее абстрактность отвлечет ее от вины за то, что он выполнял ее обязанности.

Обычно он вставал над ее кроватью и давал умные, неожиданные советы касательно ее домашней работы. Но сейчас он даже не зашел в ее комнату.

Он кивнул в сторону книги.

— Принцип неопределенности? Сложный вопрос. Чем больше ты знаешь о том, как изменяется одна переменная, тем меньше ты знаешь о другой. И все постоянно меняется.

Эврика посмотрела в потолок.

— Я больше не понимаю разницу между переменными и постоянными.

— Мы лишь стараемся сделать лучше для тебя, Рика.

Она не ответила. Ей было нечего сказать к этому, и именно ему.

Когда он закрыл дверь, она прочитала параграф о введении в принцип неопределенности. Титульную страницу главы украшал огромный треугольник, греческий символ изменения, дельта. Он был такой же формы, что и завернутый в марлю громовой камень.

Она убрала книгу в сторону и открыла ящик. Громовой камень, все еще замотанный в странную белую марлю, выглядел маленьким и непритязательным. Она взяла его в руки, вспоминая с какой осторожность с ним обращался Брукс. Она пыталась достичь того же уровня благоговения. Она подумала о предупреждении Эндера, что должна проверить камень одна, что Брукс не должен никогда узнать о том, что у нее есть. А что именно у нее есть? Она даже никогда не видела, как выглядит камень. Она вспомнила постскриптум Дианы:

Не разворачивай марлю, пока не появиться необходимость. Ты узнаешь, когда придет время.

В жизни Эврики творился хаос. Она была на грани того, что ее вышвырнут из дома, в котором она ненавидела жить. Она не собиралась идти в школу. Она отдалялась от всех своих друзей и следовала за птицами сквозь предрассветную реку, чтобы встретиться с пожилым экстрасенсом. Откуда она должна была знать, является ли «сейчас» мистическим «когда» Дианы?

Когда она потянулась к стакану на тумбочке, она держала камень в марле. Она положила его на папку по латинскому. Очень осторожно вылила вчерашнюю воду прямо на камень. Она наблюдала, как вода просачивается сквозь марлю. Это был лишь камень.

Она положила камень и вытянула ноги на кровати. Мечтательница, сидевшая внутри нее, была разочарована.

Затем периферическим зрением она заметила легкое движение. Марля с одного конца камня слегка поднялась, будто смягчилась от воды. Ты узнаешь, когда придет время. Она услышала голос Дианы так, будто она лежала рядом с Эврикой. Она задрожала.

Она отогнула еще больше марли с конца. Это заставило камень крутиться, сбрасывать слой за слоем белую обмотку. Эврика просунула пальцы сквозь ослабленную ткань, в то время пока камень треугольной формы уменьшился и оказался в ее руках.

Наконец-то спал последний слой марли. Она держала в руках равнобедренный камень с размером медальона с лазуритом, но в несколько раз тяжелее. Она изучала его поверхность — гладкий, с некоторыми выступами и недостатками, как любой другой камень. Кое-где с него свисали зернистые сине-серые кристаллы. Для Эндера это был бы хороший камень, чтобы пустить его блинчиком.

На тумбочке у Эврики зазвенел телефон. Она ринулась к нему, необъяснимо уверенной в том, что это он. Но на экране появилась фотография кокетливой, полураздетой Кэт. Эврика отправила ее на голосовую почту. Кэт писала и звонила каждые несколько часов с момента первого урока этим утром. Эврика не знала, что ей сказать. Они слишком хорошо знали друг друга, чтобы врать и говорить, что ничего не происходит.