12

САША

Я слышу приближающиеся шаги, когда меня тащат в конец переулка. Все, что я чувствую, это запах мусора, грязной воды и мочи, и я закрываю глаза в отчаянной молитве, пока мой похититель пытается увести меня, прежде чем Макс сможет нас догнать.

Это не то место, где я хочу умереть…

— Убери от нее свои грязные гребаные руки! — Голос Макса звучит очень близко, и мое сердце замирает в груди от звучащей в нем грубой ярости, чего я никогда раньше от него не слышала. — Не трогай ее, черт возьми…

Я чувствую, как меня отбрасывает в сторону, когда кто-то хватает нападавшего на меня, вероятно, Макс, но сначала я не успеваю хорошенько разглядеть, так как натыкаюсь на стену переулка, нога скользит по мокрому мусору и чуть не сбивает меня с ног. Я хватаюсь за стену, желудок скручивает от ощущения сырости, но когда я поднимаю глаза и пытаюсь дышать сквозь бешено колотящееся сердце, я вижу то, чего никогда раньше не видела.

Макса… в драке.

Он выглядит таким злобным, каким я его никогда не видела, его челюсти сжаты, а губы скривились, когда он замахивается на мужчину, который схватил меня. Другой мужчина пригибается, нанося удар Максу в живот, но Макс бросается вперед, захватывает другого мужчину в захват за голову и яростно сцепляется с ним. Я смотрю на двух дерущихся мужчин, не в силах полностью примирить то, что я вижу на мгновение.

Это та сторона Макса, которую я никогда раньше не видела. Меня не было там, когда он помогал Виктору и другим расправиться с Алексеем, но я слышала, что он был там, что он тоже принимал участие в насилии, прежде чем он поднялся, чтобы забрать меня и девочек из спальни, где мы прятались. Что на его руках тоже была кровь Алексея. Я не была уверена, что смогу в это поверить, что мягкий, добрый бывший священник, которого я знала, был способен на такое насилие. Но я вижу это сейчас. На его лице злоба, в глазах ярость, когда он швыряет другого мужчину в стену напротив меня, принимая удары, которые наносит другой мужчина, и тут же отбрасывая их назад… это должно меня ужаснуть. Это доказательство, которое я никогда раньше не видела так ясно, что Макс способен на те же кровавые поступки, что Виктор и другие мужчины в его мире, но это меня не пугает. Во всяком случае, это заставляет меня хотеть его больше, чем когда-либо.

Он защищает меня. Защищает меня. Видя дикую ярость на его лице при мысли о том, что кто-то может поднять на меня руку, прибегая к насилию, что-то пробуждает во мне, первобытную потребность вознаградить за эту преданность, превратить адреналин, бурлящий в нас обоих, во что-то другое. Я хочу Макса. Я никогда не осознавала это так ясно, как в этот момент. И нет никого, кто мог бы сравниться с ним.

Мужчина наносит Максу еще один удар в челюсть, но Макс хватает его за рубашку и швыряет в стену с такой силой, что голова мужчины отскакивает от нее. Он надвигается на него, прежде чем тот успевает опомниться, в его глазах убийство. Я в зачарованном ужасе наблюдаю, как он снова ударяет мужчину головой о стену, кровь заливает кирпич, когда Макс поворачивается ко мне.

Его губа и нос кровоточат, и я смотрю на мужчину, привалившегося к стене, когда Макс тянется ко мне.

— Он…

— Он не умер, — быстро говорит Макс. — Просто вырубился. Но пошли. Нам нужно уходить, пока не пришел кто-нибудь еще.

Я молча киваю, следуя за ним, когда он выводит меня из переулка к своей машине, торопливо проверяя сиденья и днище, прежде чем открыть для меня пассажирскую дверь. Я забираюсь внутрь, чувствуя, как меня начинает охватывать шок, когда Макс заводит машину и быстро отъезжает от бордюра.

Как только мы выезжаем на шоссе, он бросает на меня взгляд.

— Ты ранена? — Спрашивает он, и я смотрю на него, с моих губ срывается почти истерический смешок, что заставляет его посмотреть на меня с едва скрываемым беспокойством.

— Прости, — выдавливаю я, прикрывая рот рукой. — В основном я в порядке. Немного побаливает рука, я думаю. Но у тебя из носа идет кровь, и ты спрашиваешь меня…

Я быстро тянусь к бардачку в машине, роюсь в нем, пока не нахожу несколько салфеток. Я хватаю их, наклоняясь над центральной консолью, чтобы осторожно прижать их к носу Макса, стараясь не задеть его распухшую губу или челюсть. Он протягивает руку, его ладонь касается моей, и этого прикосновения достаточно, чтобы по мне пробежала дрожь. Я чувствую, как у меня перехватывает дыхание, когда он берет салфетки и прижимает их к носу, пока ведет машину.

— Я могла бы продолжать делать это, чтобы ты мог вести машину, — бормочу я, и Макс искоса смотрит на меня с намеком на улыбку.

— Я знаю, — говорит он, его слова теперь звучат немного громче из-за разбитого носа и рта. — Но все в порядке, Саша. Сядь поудобнее, я не думаю, что ты в таком порядке, как утверждаешь.

Теперь, когда он упоминает об этом, я чувствую, как боль распространяется по моему плечу и руке в том месте, где мужчина схватил меня, и еще больше синяков с другой стороны, там, где меня швырнуло в стену. Я все еще не думаю, что это и близко похоже на травмы, полученные Максом.

Он больше ничего не говорит, пока мы едем домой, и я не могу не задаться вопросом, злится ли он на меня. Я не обращала внимания вокруг, и в итоге меня протащили половину переулка, в то время как Максу пришлось прийти мне на помощь. Я не думала, что мне надо беспокоиться, но после всего, что произошло, разве я не должна знать лучше, что нельзя терять бдительность?

Смогу ли я когда-нибудь почувствовать, что могу безопасно ходить где угодно?

Как раз в тот момент, когда я начала чувствовать, что, возможно, испытываю пределы своего исцеления, задаваясь вопросом, смогу ли я переступить эти границы и попробовать что-то новое, выйти в мир, найти друзей, даже пару свиданий, мне резко напомнили о том, что только что произошло, и каким опасным может быть мир. Это все еще опасно для меня, потому я настаиваю на том, чтобы оставаться с людьми, которые живут бок о бок с опасностью.

Я испускаю тихий раздраженный вздох. Я устала слышать голос моего терапевта в своей голове, критикующий, говорящий мне оставить позади единственные якоря, которые, как мне кажется, у меня есть.

— Ты в порядке? — Макс бросает на меня взгляд, и я вырываюсь из своего головокружительного хода мыслей, быстро кивая.

— Да, я в порядке. — Я понимаю, что мы проезжаем мимо особняка, и с любопытством смотрю на Макса.

— Я не хочу, чтобы Катерина видела меня таким и волновалась, — объясняет он. — Просто позволь мне привести себя в порядок у себя дома, и я провожу тебя обратно в главный дом.

У меня вертится на кончике языка сказать ему, что я могу вернуться сама, что я не так уж сильно пострадала. Я не хочу причинять ему еще больше неудобств. Тем не менее, любопытство заставляет мой язык замолчать, а сердце подпрыгивает от осознания того, что Макс приглашает меня в свой дом. Я никогда не была в маленьком каменном гостевом домике, где живет Макс. Я снова чувствую, как бабочки порхают у меня в животе, когда он останавливает машину перед ним, все еще прижимая пропитанные кровью салфетки к носу, когда он обходит вокруг, чтобы открыть мою дверь, как всегда, джентльмен несмотря на то, что у него по лицу течет кровь.

Я выскальзываю и вижу, что он слегка пошатывается, как и я. Не задумываясь, я протягиваю руку, чтобы схватить его за руку, и его тепло накатывает на меня волной, когда он на мгновение прислоняется ко мне.

— Спасибо, — бормочет он, доставая ключ от дома, чтобы отпереть дверь.

— Не говори так. — Мой пульс учащается, и я не хочу отпускать его руку, но я делаю это, чтобы мы оба могли зайти внутрь. Это место явно холостяцкое, аккуратно обставленное и скудно украшенное произведениями искусства, которые, вероятно, были здесь до того, как Макс переехал. Я, не задумываясь, следую за ним бросая взгляд на темные кожаные диваны и изящную маленькую кухню, прежде чем с удивлением осознаю, что последовала за ним в его спальню.

Он ничего не говорит, явно больше сосредоточенный на своих травмах, и направляется прямиком в ванную, оставляя меня здесь осматриваться по сторонам. Последнее, что я могла себе представить, это то, что окажусь в спальне Макса, и я чувствую, как бабочки снова порхают друг над другом при мысли о том, что могло бы произойти.

Здесь так же опрятно, как и во всем остальном доме, кровать застелена серым пуховым одеялом с рисунком и подушками в тон, кожаное кресло с подголовником у окна и мебель из темного дерева. У закрытой дверцы шкафа стоит корзина, и все это выглядит ухоженно и просто, почти в точности так, как я себе это представляла.

И я определенно это себе представляла, независимо от того, насколько я знаю, что не должна.

Из ванной доносится тишина, и я осторожно стучу в дверь, беспокоясь о том, все ли там в порядке с Максом или нет. Я не уверена, насколько сильно его ударили, но выглядело так, будто другой мужчина нанес несколько хороших ударов ему по голове.

— Макс? Ты в порядке?

— Я в порядке. — Его голос на удивление резок. — Не входи.

— Я не буду… но я могла бы помочь подлатать тебя, если тебе это нужно… — Мое сердце снова немного подпрыгивает в груди при мысли о Максе без рубашки… или голым, там.

Повисает пауза, а затем я слышу вздох Макса.

— Мне, наверное, не помешала бы небольшая помощь. Дай мне секунду.

Я слышу шорох и чувствую легкую вспышку разочарования при мысли о том, что он, вероятно, снова надевает рубашку. Это не первое, о чем мне следует беспокоиться прямо сейчас, но это такое близкое, что я впервые могла бы увидеть Макса без рубашки.

— Ты можешь войти, — зовет он, и я открываю дверь, чтобы увидеть его склонившимся над раковиной в расстегнутой рубашке. Я успеваю мельком увидеть его оливковую кожу, рельефные мышцы пресса и темные волосы, растущие на верхней части груди и сужающиеся в дорожку, которая спускается по его прессу и исчезает за поясом его черных брюк, прежде чем я отвожу глаза, не желая, чтобы он заметил, что я разглядываю его, и сказал бы мне чтобы снова уйти. Но мое сердце бешено колотится в груди, тепло разливается по мне и покалывает кожу, когда я украдкой бросаю еще один взгляд… и замечаю кое-что еще.