***

Большинство людей берут пару недель отпуска, чтобы восстановиться после Школы рейнджеров и набрать вес. Большинство так и поступает. В день выпуска, в День святого Валентина, я прилетел в Коронадо, чтобы встретиться со своим вторым взводом. И снова я рассматривал отсутствие времени ожидания как возможность проявить себя необычно. Не то чтобы за этим следил кто-то еще, но когда речь идет об образе мыслей, неважно, куда обращено внимание других людей. У меня были свои собственные необычные стандарты, которым я должен был соответствовать.

Во всех местах, где я бывал в "Морских котиках" - от BUD/S до первого взвода и школы рейнджеров, - меня называли "кастетчиком", и когда старшина моего второго взвода назначил меня ответственным за физподготовку, я воодушевился, потому что это говорило о том, что я снова попал в группу людей, которые стремятся выкладываться и становиться лучше. Воодушевленный, я напряг свой мозг, чтобы придумать, какие тренировки мы могли бы провести, чтобы привести себя в боевую готовность. На этот раз мы все знали, что нас отправят в Ирак, и я поставил перед собой задачу помочь нам стать самым выносливым взводом "морских котиков" в бою. Это была высокая планка, установленная оригинальной легендой о морских котиках, которая до сих пор, как якорь, засела глубоко в моем мозгу. Согласно нашей легенде, мы были из тех, кто в понедельник проплывет пять миль, во вторник пробежит двадцать миль, а в среду поднимется на вершину высотой 14 000 футов, и мои ожидания были очень высоки.

В первую неделю ребята собирались в пять утра, чтобы пробежать плавание или двенадцать миль, а затем пройти круг по О-курсу. Мы перетаскивали бревна через вал и отжимались сотнями. Я заставлял нас делать все самое сложное, настоящее, то, что сделало нас "морскими котиками". Каждый день тренировки были сложнее предыдущих, и за неделю или две это выматывало людей. Каждый альфа-самец в спецназе хочет быть лучшим во всем, что он делает, но со мной, возглавляющим ПТ, они не могли всегда быть лучшими. Потому что я никогда не давал им передышки. Мы все ломались и показывали слабость. Такова была идея, но они не хотели, чтобы им бросали вызов каждый день. На второй неделе посещаемость снизилась, и командир и начальник нашего взвода отвели меня в сторону.

"Слушай, чувак, - сказал наш командир, - это глупо. Что мы делаем?"

"Мы больше не в BUD/S, Гоггинс, - сказал шеф.

Для меня дело было не в том, чтобы попасть в BUD/S, а в том, чтобы жить в духе SEAL и каждый день зарабатывать Трезубец. Эти парни хотели сами заниматься физкультурой, что обычно означало посещать спортзал и становиться большими. Они не были заинтересованы в том, чтобы их наказывали физически, и уж точно не были заинтересованы в том, чтобы их заставляли соответствовать моим стандартам. Их реакция не должна была меня удивлять, но она разочаровала меня и заставила потерять всякое уважение к их руководству.

Я понимал, что не все хотят тренироваться, как животное, до конца своей карьеры, потому что я тоже этого не хотел! Но что отделяло меня от почти всех остальных в том взводе, так это то, что я не позволял своему стремлению к комфорту управлять собой. Я был полон решимости вступить в войну с самим собой, чтобы найти что-то большее, потому что считал, что наш долг - поддерживать менталитет BUD/S и доказывать свою правоту каждый день. Морские котики" почитаются во всем мире и считаются самыми выносливыми людьми, которых когда-либо создавал Бог, но тот разговор помог мне понять, что это не всегда так.

Я только что окончил школу рейнджеров - место, где ни у кого нет никаких званий. Даже если бы ко мне подошел генерал, он был бы в той же одежде, что и все мы, - в одежде рядового в первый день базовой подготовки. Мы все были заново рожденными личинками, без будущего и прошлого, начиная с нуля. Мне нравилась эта концепция, потому что она давала понять, что независимо от того, чего мы добились во внешнем мире, для рейнджеров мы не были "валетами". И я сам выбрал эту метафору, потому что она верна всегда и во все времена. Чего бы вы или я ни добились - в спорте, бизнесе или жизни, - мы не можем быть удовлетворены. Жизнь - слишком динамичная игра. Мы либо становимся лучше, либо хуже. Да, нам нужно праздновать наши победы. В победе есть сила, которая преображает, но после празднования нужно сбавить обороты, придумать новый режим тренировок, новые цели и начать с нуля на следующий день. Я каждый день просыпаюсь так, будто я снова в BUD/S, день первый, неделя первая.

Начать с нуля - это образ мышления, который говорит, что мой холодильник никогда не был и не будет полным. Мы всегда можем стать сильнее и проворнее, как умственно, так и физически. Мы всегда можем стать более способными и надежными. А раз так, то мы никогда не должны чувствовать, что наша работа закончена. Нам всегда есть что делать.

Вы опытный аквалангист? Отлично, сбросьте свое снаряжение, сделайте глубокий вдох и станьте свободным ныряльщиком на сто футов. Вы соревнуетесь в триатлоне? Круто, научитесь скалолазанию. Вы делаете успешную карьеру? Замечательно, выучите новый язык или навык. Получите второе высшее образование. Всегда будьте готовы принять невежество и снова стать идиотом в классе, потому что только так вы сможете расширить свой багаж знаний и расширить сферу своей деятельности. Это единственный способ расширить свой кругозор.

На второй неделе моего второго взвода мой начальник и старшина показали свои удостоверения. Было обидно слышать, что они не считают, что нам нужно каждый день зарабатывать свой статус. Конечно, все парни, с которыми я работал в течение многих лет, были довольно крепкими ребятами и высококвалифицированными специалистами. Они наслаждались сложностями работы, братством и тем, что с ними обращались как с суперзвездами. Им всем нравилось быть "морскими котиками", но некоторые не хотели начинать с нуля, потому что, получив право дышать редким воздухом, они уже были удовлетворены. Это очень распространенный образ мышления. Большинство людей в мире, если они вообще пытаются заставить себя работать, готовы продвигаться только так далеко. Достигнув комфортного плато, они расслабляются и наслаждаются наградами, но у такого мышления есть и другое название. Это называется "стать мягким", и я не мог с этим смириться.

У меня была своя репутация, которую я должен был поддерживать, и когда остальные члены взвода отказались от моих пыток по заказу, чип на моем плече стал еще больше. Я усилил свои тренировки и поклялся, что буду выкладываться так сильно, что это заденет их чувства. В мои должностные обязанности, как начальника ПТ, это не входило. Я должен был вдохновлять ребят на новые свершения. Вместо этого я увидел то, что считал вопиющей слабостью, и дал им понять, что не впечатлен.

За одну короткую неделю мое лидерство по сравнению с тем, каким я был в Школе рейнджеров, ухудшилось на целые годы. Я потерял связь с ситуационной осведомленностью (SA) и недостаточно уважал людей в своем взводе. Как лидер, я пытался пробить себе дорогу, а они сопротивлялись. Никто не уступал ни пяди, включая офицеров. Полагаю, все мы шли по пути наименьшего сопротивления. Я просто не замечал этого, потому что физически мне было тяжело, как никогда.

И со мной был один парень. Следж был воином, выросшим в Сан-Бернардино, сыном пожарного и секретарши, и, как и я, сам учился плавать, чтобы сдать тест на плавание и попасть в BUD/S. Он был всего на год старше, но уже служил в своем четвертом взводе. Он также сильно пил, имел небольшой лишний вес и хотел изменить свою жизнь. На следующее утро, после того как мы с начальником и старшим офицером переговорили, Следж появился в 5 утра, готовый к работе. Я был там с 4:30 утра и уже успел попотеть.

"Мне нравится, что вы делаете с тренировками, - сказал он, - и я хочу продолжать их".

"Вас понял".

С тех пор, где бы мы ни находились - в Коронадо, Ниланде или Ираке, - каждое утро мы брались за дело. Мы собирались в 4 утра и принимались за дело. Иногда это означало бег по склону горы перед тем, как попасть на O-Course на высокой скорости, и перенос бревен вверх и вверх по валу и вниз по пляжу. В BUD/S обычно шесть человек несли эти бревна. Мы же делали это вдвоем. В другой день мы качали пирамиду из подтягиваний, делая подтягивания по одному, до двадцати и снова до одного. После каждого второго подхода мы взбирались по канату на высоту сорока футов. Тысяча подтягиваний до завтрака стала нашей новой мантрой. Поначалу Следж с трудом осиливал один сет из десяти подтягиваний. Через несколько месяцев он сбросил тридцать пять фунтов и стал делать сто подтягиваний из десяти!

В Ираке было невозможно проводить длительные пробежки, поэтому мы жили в силовой комнате. Мы делали сотни мертвых подъемов и часами сидели на тазобедренных санях. Мы выходили за рамки перетренированности. Нас не волновала усталость мышц или их разрушение, потому что после определенного момента мы тренировали свой разум, а не тело. Мои тренировки были направлены не на то, чтобы сделать нас быстрыми бегунами или самыми сильными людьми на задании. Я готовил нас к пыткам, чтобы мы оставались спокойными в чрезвычайно неудобных условиях. И время от времени нам действительно становилось не по себе.

Несмотря на явное разделение в нашем взводе (я и Следж против всех остальных), мы отлично сработались в Ираке. Однако вне службы между тем, кем мы двое стали, и тем, кем, по моему мнению, были люди в моем взводе, лежала огромная пропасть, и мое разочарование проявилось. Я носил свое отношение к происходящему как саван, за что получил во взводе прозвище Дэвид "Оставьте меня в покое" Гоггинс, и так и не проснулся, чтобы понять, что мое разочарование - это моя собственная проблема. А не вина моих товарищей по команде.