И вот оно.

Мои собственные глаза наполняются слезами, а нижняя губа дрожит.

— Даже если ты придурок, я люблю тебя, — говорю я ему с небольшой заминкой, и он смотрит на меня с раздражением.

— Мне всё равно, сколько тебе лет и даже, что скоро ты станешь замужней женщиной. Ты не называешь своего отца придурком, или бумером, или кем бы вы там, дети… — его слова обрываются, когда я обвиваю руками его талию и сжимаю. Мгновение колебания, прежде чем он обнимает меня в ответ.

Держа его вот так, я могу понять, почему Марни так сильно страдает. Потерять отца всего три месяца назад — это, должно быть, был ад. Я полна решимости помочь ей найти выход из этого дерьма с дедовщиной. Будь то услуга Монтегю, деньги или кулаки моих парней, я позабочусь о том, чтобы она была в безопасности.

Я бы, наверное, не смогла наслаждаться раем своей будущей супружеской жизни, если бы этого не сделала.

— А как насчёт детей? — спрашивает папа позже тем же вечером, сидя перед камином с бокалом скотча и стараясь не смотреть на Черча. Несмотря на то, что я сказала ему, что выхожу замуж за остальных, его враждебность по отношению к моему законному будущему мужу сохраняется. Может быть, потому что Арчи считает, что мои отношения с другими парнями хуже (даже сама мысль об этом раздражает меня), или, может быть просто потому, что он чувствует, что Черч — босс?

— Что ты хочешь этим сказать? — я напрягаюсь, сидя напротив него на диване с Рейнджером по одну сторону, Спенсером — по другую. Они полностью привержены тому, чтобы показать моему отцу, что настроены серьёзно, скрестив руки на груди, с выражением мудаков на лице. К тому же они оба полностью прижаты ко мне с обеих сторон, так что дышать негде. Честно говоря, мне нравятся подобные вещи, но бровь Арчи продолжает подёргиваться, что однозначно выдаёт его раздражение.

— Закуски? — спрашивает Черч, ставя две тарелки на кофейный столик. За ним следуют близнецы с ещё четырьмя тарелками, представляя нам впечатляющий ассортимент вкусностей, приготовленных Рейнджером. Конечно, здесь есть выпечка, но также финики, завёрнутые в бекон, запечённый бри с мёдом и миндалём, свежий хлеб на закваске, а также блюдо из косточковых фруктов, стручковой фасоли и буррата. Я не знала, что такое буррата, ещё пять минут назад, но, эй, это сыр. Он как моцарелла. Любопытно.

— Спасибо, — папа даже не смотрит на Черча, когда он устраивается на диване рядом с ним. Мой будущий муженёк — один из них, храбрый ублюдок. Близнецы усаживаются в кожаные кресла с откидными спинками по обе стороны от журнального столика, идеально повторяя движения друг друга. Они скрещивают ноги в коленях, кладут руки на упомянутое колено, зевают. Когда они оба одновременно наклоняются вперёд, чтобы взять что-нибудь из еды, папа вздрагивает и оглядывается на меня. — Я спрашиваю вот о чём: как вы вшестером планируете заводить и растить детей вместе?

— Всё просто: у нас их не будет. Мир чрезвычайно перенаселён. Не уверена, смотрел ли ты по сторонам в последнее время…

— Хватит пустословных комментариев, Шарлотта. Я задаю реальный вопрос.

— Я был бы признателен, если бы вы не называли её пустословной, — начинает Рейнджер, разжимая скрещённые руки и пододвигаясь вперёд на диване. Он берёт нож и энергично нарезает буррату, намазывая сыр на кусок хлеба и добавляя сверху ломтик персика и листик базилика. Я скептически смотрю на него, когда он передаёт это мне, но всё же, он только что заступился за меня перед отцом, и я думаю, что влюблена. Если он считает, что я должна это съесть, кто я такая, чтобы сомневаться в этом? На самом деле, я определённо влюблена, и — как только я откусываю первый кусочек —убеждаюсь в этом снова. Это хорошее дерьмо. — Но что касается вашего вопроса, то, когда у нас появятся дети, мы будем растить их как семья. Они будут знать, кто их биологический отец, у них будет мама, и четверо дядей, которые живут в одном доме и заботятся о них, как о собственных детях.

— Когда? — эхом отзываюсь я, мне не нравится направление этого разговора.

— И мы будем стремиться к тому, чтобы у каждого было по одному ребёнку, а потом покончим с этим. Все сделаем вазэктомию, — это от Спенсера. Мика одобрительно кивает ему, а затем развивает эту идею — ту, которую я слышала раньше и отвергала раза три или четыре.

— Мы с Тобиасом говорили об этом, и — учитывая, что мы однояйцевые близнецы — мы всё равно не знали бы, чей биологический ребёнок бы был чьим. Мы не против того, чтобы у нас был один ребёнок на двоих, так что Шарлотте на самом деле нужно родить только четверых.

Я швыряю в него фасолью, но он такой засранец, что ловит её своим ухмыляющимся ртом и хрустит ей между зубами.

— На самом деле Шарлотте нужно родить только ноль, — повторяю я, но сейчас меня всё это не волнует. Мне восемнадцать. Какое мне дело до детей? Кроме правила — определённо не хочу их сейчас. Мы разберёмся с этим позже. Я имею в виду, если это та цена, которую ребята просят у меня за то, чтобы я сохранила их всех… Я бы, наверное, так и сделала. Они знают, что я бы сделала это, и я знаю, что они никогда не попытались бы навязать мне детей против моей воли. Мы — брак, заключённый на небесах.

— Я понимаю, — это то, что говорит Арчи, когда он конкретно ничего не понимает. Но не беспокойтесь. Он найдет, в чем покопаться. — Как ваше спальное место будет работать?

— О, у нас у всех есть свои спальни, — отвечает Черч, и папа хмурится.

— Вы все живёте здесь? Все шестеро?

— Ну, не официально, — признаю я, бросая взгляд на Спенсера. Он заставляет себя расслабиться, разжимает скрещённые на груди руки, а затем приступает к приготовлению крекера с кусочком сыра бри для меня. Парням правда нравится кормить и баловать меня. Не могу сказать, что я жалуюсь на это. — Не раньше следующего года.

— Я понимаю.

Жуй, жуй, жуй, глотай. Получай новую закуску от Тобиаса. Жуй, жуй, жуй, глотай. Получай новую закуску от Мики. И так далее, и тому подобное, и снова. К пятому и последнему парню, который меня кормит, папа действительно начинает стискивать зубы. Я знала, что наш предыдущий семейный момент не продлится долго.

— Что, если из-за этого соглашения возникнут юридические проблемы? Что касается опеки над детьми, имуществом, совместного проживания и тому подобного?

— Они все Богатенькие Ричи, папа, — я ерошу пальцами свои вьющиеся волосы и на минуту закрываю глаза. — Их не волнуют дома и всё такое прочее. Они пойдут и купят новые. Что касается опеки над детьми после нашего развода… Может быть, сначала мы хотя бы разберёмся с браком? У нормальных пар тоже есть проблемы с опекой. Это не значит, что нам нужно идти по всем возможным жизненным путям. — Я снова открываю глаза, и папа наконец-то… неохотно… смягчается.

Несколько минут мы едим вместе в тишине, слышен только рёв огня.

Почему папа должен был приехать на день раньше всех остальных? Просто чтобы помучить меня? Да. Звучит правдиво.

— Богатенькие Ричи? — спрашивает Спенсер, поглядывая на меня. Я чувствую, как моё лицо вспыхивает, и бросаю на папу предупреждающий взгляд. К сожалению, он любит травмировать меня и разрушать мою жизнь, поэтому он погружается в эту тему.

— О, так Чак обычно называла богатые семьи благотворителей, которые приходили на университетские мероприятия по сбору средств. В детстве она была абсолютно одержима тем ужасным фильмом 1994 года «Богатенький Ричи» и смотрела эту ужасную штуку на повторе.

— Спасибо, папа, за этот очаровательный анекдот, — моя бровь дёргается, доказывая, что у нас с Арчибальдом одинаковый тик. Как мило. У этого человека сильная ДНК. — Почему бы тебе не вспомнить все постыдные истории, которые ты знаешь обо мне, и не угостить нас ими?

— Я имею в виду… — папа хрипло смеётся, допивая виски, когда я приподнимаю бровь. Он протягивает его, чтобы выпить ещё, и Черч — ангел, какой он есть, — бросает на меня лукавый взгляд и подмигивает, прежде чем налить вторую изрядную порцию. Она, по меньшей мере, втрое больше. — Этот фильм, должно быть, один из худших фильмов, которыми Шарлотта была одержима в детстве. — Здесь он делает паузу, чтобы переложить стакан из одной руки в другую, прежде чем отметить несколько унизительных фильмов, которые и близко не отражают мою личность. — «Двое: Я и Моя тень» — с теми близняшками Олсен, — папа фыркает и качает головой. — Может быть, именно потому у неё начались отношения с близнецами? — парни МакКарти хихикают и фыркают на это, а я бросаю в сторону Тобиаса оставшийся кусочек груши. Не-а. Результат тот же: он ловит его ртом. — Она любила «Крепкий орешек» — с ним её познакомила мать. Я бы никогда не позволил ей смотреть такое. Каждое чёртово Рождество нам приходилось смотреть этот фильм. «Храбрая сердцем» хотя бы был, по крайней мере, терпимым для меня.

— Ты можешь остановиться? — шепчу я, умоляюще отодвигаясь на край дивана. Папа допивает свой напиток в рекордно короткие сроки и жестом просит ещё. — Ты собираешься напиться сегодня вечером, да?

— Мой зять предлагает мне виски «Маккаллан» тридцатилетней выдержки, который стоит больше пяти тысяч за бутылку. Конечно, я собираюсь выпить её до дна. Подливай на здоровье, сынок.

— Да, отец, — бормочет Черч, и, хотя мой папа настороженно смотрит на него, он ничего не говорит. — Я рад предоставить вам авиабилеты и проживание в любое время, когда вы захотите приехать, чтобы увидеть Шарлотту. В любое время, днём или ночью. Всё, что вам нужно сделать, это написать мне.

— Жополиз, — бормочет Спенсер себе под нос, и пристальный взгляд моего отца устремляется на него.

— Не начинайте с такого отношения, мистер Харгроув. Не думайте, что я забыл, что вы торговали травкой в моём кампусе, — папа усмехается, и у Спенсера открывается рот.

— Как он может всё ещё казаться директором, когда мы наконец-то свободны от его тирании? — шепчет Мика с ошеломлённым смешком.