Вот так, псих. Думаешь, ты единственный, кто проницателен в отношении других?

Я поднимаю подбородок, ожидая, когда ухмылка сотрется с его лица. Мой позвоночник подрагивает, когда она не только остается в прежнем положении, но и расширяется, причем настолько, что становится похожей на повелителя демонов, идущего на войну.

Мое тело напрягается, готовое к поединку, хотя сейчас я действительно не могу выдержать ничего физического. Несмотря на свои слова, у меня все еще нет иммунитета к его прикосновениям. Черт, место, где находятся его пальцы, горит и посылает прилив мурашек по всему моему изголодавшемуся телу.

Я ожидаю, что он будет настаивать дальше, дразнить и высмеивать меня со свойственным ему сарказмом, как и положено этому мудаку. Однако он легко и быстро отпускает меня и даже отступает назад, позволяя мне впервые вздохнуть без его пьянящего запаха и всепоглощающего присутствия.

— Хочешь, чтобы я тебя отпустил? Вот, я отпускаю тебя.

Я смотрю на него, не веря в то, что только что услышала. Неужели Лэндон сдался? Это просто невозможно. Я ожидала сопротивления. Черт, я думала, что буду находиться в этом безвыходном положении какое-то время, пока ему не надоест и он не сдастся.

Еще я думала, что он пойдет по грубому пути и попытается удержать меня силой или угрозами, как он уже делал бесчисленное количество раз.

Этот совершенно беспроблемный вариант никогда, ни на секунду, не входил в список моих ожиданий.

— Мия? — голос Майи доносится откуда-то снаружи. — Почему ты так долго?

— Иди, — шепчет он с ухмылкой. — Беги, муза. Постарайся спрятаться. Если ты позволишь мне поймать тебя снова, я разрушу твою едва начавшуюся жизнь.

Мой позвоночник дергается, и моя реакция «бей или беги» вырывается на поверхность в один непреодолимый момент. Я всегда выбирала борьбу, даже когда была аутсайдером и могла быть избита до полусмерти.

Единственное исключение – когда я сталкиваюсь с Лэндоном. Я не могу бороться. Если буду, то просто попаду в его ловушку.

А он выглядит абсолютно ядовитым и жаждет откусить еще кусочек моей плоти.

Я не допущу этого.

Бросив последний взгляд на его дразнящую ухмылку и стиснув челюсти, я распахиваю дверь и делаю то, что должна была сделать при первой встрече с ним.

Я убегаю.

* * *

Мой день рождения всегда был странным событием. Во-первых, я никогда не любила быть в центре внимания, и эта ситуация может превратиться из легкой странности в полную неловкость.

В отличие от меня, Майя любит быть звездой шоу. На ней белое шифоновое платье принцессы с высокими каблуками, которые добавляют ненужный рост ее и без того длинным ногам. Идеальные белокурые локоны ниспадают по спине, дразня обнаженную кожу под ними. Как и положено, в день рождения, я надела черную версию ее платья с кожаными сапогами длиной до колена. Волосы завязаны в косичку, переплетенную голубой лентой.

Это первый год, когда мы празднуем день рождения без родителей. Мама и папа предлагали приехать, но Майя сказала, что хочет праздновать с друзьями. Я тоже не стала их уговаривать, потому что могла бы и проболтаться обо всем хаосе, который творится в моей жизни в последнее время.

Тем не менее, мама и папа прислали нам подарки и первыми поздравили нас с днем рождения. Они сказали нам, что любят нас и что мы – самые яркие звезды в их жизни.

Нико, Килл и Гарет устроили нам грандиозную вечеринку в особняке Язычников. Все из КУ и их ближайшие родственники слетелись на феерию денег и ослепительной власти.

Они смотрят на моего брата, кузенов и Джереми как на знаменитостей. Непререкаемая власть и неприкасаемость Язычников – это все, чем они хотят быть. Мама всегда говорила мне, что власть – опасная игра, если не знать, как в нее играть.

Язычники во главе с Джереми определенно знают.

А такая харизма притягивает людей как магнит. Именно поэтому зал внизу наполняется людьми, алкоголем и громкой модной музыкой.

Майя танцует с группой своих фальшивых друзей этой недели, фотографируется и пьет алкоголь. Формально мы должны ждать, пока нам не исполнится двадцать один год, но мы пьем с прошлого года. Кроме того, это Великобритания, а здесь разрешенный возраст для употребления алкоголя – восемнадцать лет.

Нико, похоже, тоже не возражает. Я сижу между ним и Киллом на диване на верхнем этаже. С нашего места мы можем наблюдать за всей вечеринкой и в то же время быть отстраненными от нее.

Я бы предпочла пойти в шахматный клуб или пообщаться с растениями на день рождения, а не участвовать в этом бездумном празднике.

Хуже того, какая-то часть меня воспринимает это как годовщину бессильной немоты. Прошло уже почти одиннадцать лет, а я все еще думаю о том, что никогда больше не смогу говорить.

За еще один год полного молчания, говорю я себе, делая глоток мерзкого на вкус пива.

Я не очень люблю алкоголь, и совершенно не умею пить, но сегодня мне нужно отключить свой мозг.

Тем более что он находится в состоянии повышенной готовности с прошлой недели, когда Лэндон заявил, что отпустил меня. Он не пытался связаться со мной с тысячи номеров, не загонял меня снова в угол и даже не ходил в шахматный клуб.

Я приходила туда почти каждый день, чтобы сыграть с мистером Уитби, но мне сказали, что в последнее время Лэндон вообще не приходит в клуб.

Не то чтобы меня это волновало.

На самом деле, я рада, что он ушел из моей жизни. Я подозревала, что короткая, полная напряжения встреча в туалете не была концом для Лэндона, но, может быть, я предаю этому слишком много значения.

Может быть, он наконец-то покончил со мной.

Отлично.

Мне не нужно определение токсичной драмы в моей жизни.

И все же пиво на вкус еще более горькое и отвратительное. Как и все остальное.

Я уверена, что это просто фаза. Так должно быть.

— Почему ты не танцуешь там внизу со своим менее приятным близнецом, малышка Соколова? — Килл кричит сквозь музыку и толкает меня рукой.

Я поднимаю плечо и ничего не говорю.

Кроме того, один или двое из нас должны присматривать за Нико.

Я украдкой бросаю взгляд на брата, который курит уже тридцать минут. Одну за другой, как будто выполняет миссию по заражению своих легких раком.

Ему становится все хуже, а не лучше, несмотря на методы борьбы, которые Джереми предлагает ему. Похоже, никакое насилие не выведет моего брата из состояния психического саморазрушения.

Я трогаю его за руку, а он смотрит на меня, но, как и сегодня утром, когда он обнимал нас и поздравлял с днем рождения, он не замечает меня.

Бросив банку пива на журнальный столик, я показываю:

— Хочешь потанцевать?

Он качает головой.

— Ради меня? — я невинно моргаю.

Он снова качает головой.

Килл бросает в него подушку.

— У нее день рождения. Сделай это.

— Я убью тебя нахрен, ублюдок, — Николай отбрасывает подушку и попадает Киллу прямо в лицо.

Мой двоюродный брат бездействует, потому что мог спровоцировать Николая на боевую реакцию.

Я хватаю брата за руку и тяну, но так как он – образец чистой мускулатуры, сдвинуть его с места невозможно.

Наконец, он тушит в переполненной пепельнице недокуренную сигарету и позволяет мне перетащить его в стоячее положение.

Я держусь за его руки, прыгая под музыку. Сначала он не обращает на это никакого внимания, но потом к нам присоединяется Килл и подталкивает Нико к более активным действиям.

Весь танец происходит из-за того, что они толкают друг друга и крутят меня.

На мгновение я расслабляюсь, смеюсь и хихикаю над тем, насколько они так близки к драке и при этом делают вид, что танцуют.

И вдруг Килл останавливается.

Причина – не кто иной, как Джереми, идущий в нашу сторону, обхватив рукой спину своей девушки Сесили, в сопровождении Глин и Брэна.

Глин обнимает меня и сует мне в руки пакет.

— Это небольшой подарок от нас троих. С днем рождения.

— Спасибо. Тебе не обязательно было это делать, — я показываю и смотрю на Брэна, который необычайно напряжен, а затем печатаю на телефоне: — Я не думала, что ты придешь.

— Ты лично меня пригласила. Я бы не пропустил, — говорит он с вежливой улыбкой, не сводя с меня глаз.

— Какого черта ты здесь делаешь? — Николай толкает меня за спину и оказывается нос к носу с Брэном. — Еще один тщательно продуманный план твоего брата? Что на этот раз? Поджог? Нападение? Может быть, убийство?

Я хватаю Николая за руку, а когда он не двигается, встаю рядом с ним и показываю:

— Брэн – мой друг. Я пригласила его на свой день рождения.

— Все в порядке, Мия, — говорит мне Брэн, хотя его глаза, пугающе похожие на глаза Лэндона, когда он злится, не отрываются от Нико. — Меня не волнует мнение твоего брата обо мне, но, наверное, будет лучше, если я уйду.

— Нет, — я несколько раз качаю головой.

— Мия права, — говорит Джереми. — Ты наш гость.

Киллиан, который только что закончил целовать Глин – или, скорее, пожирать ее лицо на глазах у брата – отпускает ее и берет Нико за плечо.

— Если ты смог принять Глин и Сесили, то должен принять и Брэна. Он не имеет ничего общего с Лэном, несмотря на жуткое внешнее сходство.

— Он прав, — говорит Глин тихим голосом. — Брэн вообще не похож на Лэна. Клянусь.

Николай продолжает пристально смотреть на Брэна, как будто хочет проникнуть в него и уничтожить все, что он там найдет.

Эта сторона моего брата устрашающе пугает, и хуже всего то, что я, кажется, никогда раньше ее не видела.

Я хватаю его за руку и тяну назад, чтобы он посмотрел на меня.

— Это мой день рождения. Я могу приглашать всех, кого захочу. Не порти его, пожалуйста.

Он хмыкает и выхватывает пачку сигарет, но не успевает никто из нас выдохнуть, как волосы на моем затылке встают дыбом.

О, нет.

Пожалуйста, скажите мне, что я слишком много думаю…

Мои обнадеживающие мысли обрываются, когда в воздухе раздается очень знакомый, без всяких усилий дразнящий голос.

— Что за напряженная атмосфера? Я думал, это день рождения. И еще, кто-то упомянул слово «разрушение»?