Глава 29

Брэндон

Николай: Я сделаю за тебя выбор насчет Лэндона. Считай, что с ним разобрались.

Это сообщение я получил после еще одной гребаной недели молчания от Николая.

После того, как он трахнул меня у дерева, а потом ушел. Не дав мне поцеловать его. Поговорить с ним. Ничего.

Он даже выдвинул мне ультиматум, при этом не желая разговаривать о своей собственной сестре.

У нас с Лэном могут быть свои проблемы, но он мой брат-близнец. Человек, которого я знаю лучше всех. Человек, к которому я обращаюсь всякий раз, когда тону в гребаной ненависти к себе. Наблюдая за тем, как он ведет себя бесстыдно и уверенно, я надеюсь, что со мной все будет в порядке. Если мой однояйцевый близнец такой, то и я смогу.

Никто, кроме нас с Лэном, не понимает всей сложности наших отношений. Даже мама с папой не в курсе.

Так как же Николай мог поставить мне такой ультиматум? Как он мог предположить, что «разберется» с моим братом и подумать, что я ему позволю?

Как, черт возьми, он вообще мог заставить меня выбирать?

На дне рождении Мии я заметил, что он был сам не свой. У него было такое пустое, бездонное выражение лица, а иногда он смотрел на меня, и мне казалось, что он меня не видит.

Я хотел быть рядом с ним, и я, черт возьми, пытался бесчисленное количество раз, если уж на то пошло. Но именно он захлопнул дверь перед моим носом.

Не могу отделаться от мысли, что это месть за все то время, когда я держал его на расстоянии. Игра в эмоциональные качели изменилась, и теперь я на принимающей стороне.

Но я никогда не угрожал его семье. Возможно, я скрывал интрижку Лэна и Мии, но я действительно считал, что все рассосется само собой и от этого будет больше вреда, чем пользы.

И да, временами я мог отдаляться, но я был рядом, когда он этого хотел.

С другой стороны, он ясно дал понять, что больше не хочет иметь со мной ничего общего.

Он не общается со мной. Не приходит в пентхаус. И его совершенно устраивает перспектива потерять меня, причинив боль моему брату.

Забудьте о том, что у меня разбито сердце. Я чертовски зол прямо сейчас.

Я написал Мие о планах ее брата, и она дала мне код для доступа к особняку Язычников.

Вот где я сейчас нахожусь после того, как ехал словно сумасшедший.

Однако, когда я подъезжаю к пристроенному дому, где Мия велела мне встретиться с ней, меня останавливают трое громоздких охранников. Двое из них сложены как скалы и смотрят на меня так, словно я таракан.

Они стоят по обе стороны металлической двери, скрестив руки перед собой, но я успеваю заметить их пистолеты в кобурах на поясе.

Тот, кто делает шаг вперед, – молодой блондин, который выглядит не старше меня, но выражение его лица хладнокровное, когда он приказывает с русским акцентом:

— Отойди.

— Я здесь, чтобы увидеть Мию, — говорю я твердым голосом.

— Это невозможно. Покинь территорию или мы тебя выпроводим. Второй вариант понравится меньше.

— Я не сдвинусь с места, пока не увижу Мию и моего брата.

Он делает шаг вперед, но я остаюсь на месте. Я не сомневаюсь, что он повалит меня на землю, но мне все равно. В данный момент все, чего я хочу, – это отвезти брата домой целым и невредимым.

— Скажи Николаю, что я здесь, — говорю я, когда он тянется ко мне.

— Что?

— Скажи ему, что я хочу его видеть и что он, черт возьми, не захочет испытывать мое терпение.

— Зачем Николаю хотеть видеть тебя? — говорит он с ноткой снисходительности, от которой меня передергивает.

В его глазах я – идентичный близнец Лэна, и, следовательно, Николай будет относиться ко мне с тем же презрением. Но это не так. Я нравлюсь даже Джереми и Киллиану, и они всегда отличали меня от выходок Лэна.

Николай тоже, с самого начала. Из-за этого он называет меня цветком лотоса. Но сейчас он ведет себя как полный мудак.

Охранник начинает толкать меня, и я сопротивляюсь. Но прежде, чем он успевает ударить меня по лицу, дверь со скрипом открывается.

У меня перехватывает дыхание, когда выходит Лэн, покачиваясь на нетвердых ногах. Из уголка его губы сочится кровь, а щеки и шею украшают фиолетовые синяки.

Но больше всего меня парализует то, как его левая рука безвольно лежит на боку, поддерживаемая правой за предплечье.

Нет, нет, нет…

Я вырываюсь из хватки охранника и бегу к нему.

— Лэн… ты в порядке?

— Какого черта ты здесь делаешь, Брэн? — огрызается он и хватает меня за загривок. — Почему ты не можешь просто перестать быть занудой и держаться в стороне?

— Я не могу смотреть на то, как тебе больно, и ничего не делать, — я осматриваю его руку, мое сердце громко стучит, когда я касаюсь его запястья, и он стонет. — С твоим… запястьем все в порядке?

Он отмахивается от меня.

— Николай ревновал и пытался сломать его, но я думаю, что отделался вывихом.

— Николай?

— Он сказал, что либо я бросаю Мию, либо он ломает мое запястье скульптора.

Я ненадолго закрываю глаза, но это не помогает разогнать боль, разливающуюся по телу.

— Ты выбрал Мию.

Это не вопрос, потому что теперь я знаю, как сильно он готов к саморазрушению ради нее. Я никогда не видел, чтобы он был предан кому-то так сильно, как ей.

Болезненная, кровавая ухмылка кривит его губы.

— Конечно. И сделал бы это снова в одно мгновение.

Он кашляет, а затем сплевывает полный рот крови на бетонный пол. Я хватаю его за талию и начинаю тащить к тому месту, где мне пришлось оставить машину возле входа.

— Давай отвезем тебя к врачу.

Он ворчит во все горло, но опирается на меня и позволяет мне наполовину нести его.

— Должен сказать, приятно видеть, что ты беспокоишься обо мне, — он ерошит мои волосы.

— Хватит дурачиться, Лэн, ты повредил себе запястье, и все, о чем ты можешь думать, – это о том, что я беспокоюсь о тебе?

— Это очень важно.

— Серьезно?

— Ага. Это значит, что тебе не все равно.

— Мне всегда не все равно. Это тебе плевать.

— К черту. Если бы тебя здесь не было, я бы познакомил эту кучку Язычников со своей особой маркой безумия.

— При этом убив себя?

— Ты будешь плакать на моих похоронах?

— Лэн! Не шути такими глупостями.

— Но я хочу знать. Будешь?

Я вздыхаю, помогая ему сесть на пассажирское сиденье.

— Ты мой брат-близнец.

— И? — он смотрит на меня выжидающе, как гребаная гиена, которая ждет, чтобы наброситься на свою добычу. Или, может, это просто ожидание, и я слишком много в него вкладываю.

— И это значит, что без тебя я не был бы прежним. Не думаю, что ты разделяешь это чувство, — я начинаю закрывать дверь, но он подпирает ее ногой, оставляя открытой.

— Знаешь, вот в чем твоя проблема, Брэн. Ты всегда что-то обо мне предполагаешь, вместо того чтобы, черт возьми, поговорить со мной. Это отвратительная привычка, от которой нужно избавляться, — он удерживает мой взгляд своим идентичным. — Без тебя я тоже не был бы прежним, придурок. Ты – часть меня.

— Опять собственничество? Классика.

— Это не гребаное собственничество. Если бы я владел тобой, мне было бы плевать на тебя, потому что ты уже был бы в моих руках, — он сжимает мою руку, и я вздрагиваю от того, насколько это сильно. — Я хочу, чтобы ты выслушал меня и очень внимательно. Ты – часть меня. Это значит, что я критикую тебя также, как и себя. Я забочусь о твоей безопасности, как о своей собственной, иногда даже больше, потому что ты склонен думать о комфорте других больше, чем о своем собственном. Я ненавидел, когда ты закрывался за стенами и не пускал меня. Мне нужно, чтобы ты это понял.

Я сглотнул, его слова разрушали стену внутри меня кирпичик за кирпичиком.

— Когда нам было по тринадцать лет, ты записал меня в контактах как «Запчасть».

— Потому что ты требовал свою собственную комнату. Ты сказал, цитирую: «Я не хочу делить пространство с этим паразитом». Я ничтожен, если не мелочен.

Я поморщился. Это было примерно тогда, когда все начало рушиться.

Все, что я могу сделать, – это кивнуть и отдернуть руку.

Он застонал, когда положил запястье на бедро, и меня снова захлестнула злость.

— Дай мне секунду.

— Куда ты идешь? — спрашивает он, но я запираю его в машине, чтобы он не пытался следовать за мной.

Затем я иду обратно к дому с пристройкой. Я мельком вижу Киллиана и Мию, идущих к главному дому, пока она яростно жестикулирует, а он смотрит с напряженным выражением лица.

Джереми разговаривает с Николаем перед пристройкой, где все еще стоят охранники.

Я направляюсь к ним, но меня снова останавливает блондин.

Николай поднимает голову и хмурит брови. Его волосы завязаны в хвост, а сам он одет в футболку и брюки. Но, опять же, он не хотел бы испачкать себя кровью моего брата.

— Отпусти его, Илья, — говорит он блондину, и тот неохотно отпускает меня.

Я иду вперед и бью его кулаком в лицо. Он отшатывается назад и хватается за щеку, а его потемневшие глаза смотрят на меня.

Джереми на секунду тушуется. Я тоже, пока сопротивляюсь желанию разжать руку. Это чертовски больно.

Но оно того стоит.

— Поздравляю, Николай. Ты получил то, чего, черт возьми, хотел, — я тычу пальцем ему в грудь. — С нами покончено.

Джереми смотрит между нами с расчетливым выражением лица, как будто выстраивает логическую цепочку, но мне, честно говоря, уже все равно.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но Николай хватает меня за руку, и его твердая грудь прижимается к моей спине, когда он рычит мне на ухо:

— В твоих гребаных снах, малыш.

Да пошел он.

Я пихаю его локтем и высвобождаюсь из хватки. Не оглядываясь, я бегу к тому месту, где меня ждет Лэн.

Может, пришло время оставить все это позади.

Навсегда.