Глава 28

Николай

Впервые за все время я не контролирую себя.

И это уже о чем-то говорит, поскольку все всегда думают, что у меня не все в порядке с головой, и ни при каких обстоятельствах не могут назвать меня вменяемым.

В этот раз все по-другому.

Я понял, что все катастрофически изменилось, когда я не захотел разговаривать с отцом. Если бы я это сделал, даже он настаивал бы на таблетках.

Часть меня требует этих чертовых таблеток.

Ненавижу то, что я даже думаю о такой возможности. Но другого способа покончить с этим состоянием хаоса нет. Я не спал, не ел, не дышал, выживал за счет насилия, сигарет и алкоголя.

Альтернатива таблеткам – застрять в центре черной ярости в обозримом будущем.

Ярости, которую не могут заглушить ни драки, ни байк, ни любой долбаный вид крови. Если уж на то пошло, она нарастает, усиливается, пока не становится единственной формой кислорода, который я втягиваю в легкие изо дня в день.

Единственное время, когда я могу нормально дышать, – это когда я просматриваю сообщения Брэна и слежу за его социальными сетями, как ползучий гад на пятой стадии. Ненавижу то, что не могу обнять его во сне или поцеловать. Ненавижу, что не могу смотреть на него и прижиматься к нему, как надоедливый осьминог. После того как он излил мне свою душу в ванне, я меньше всего хотел оставлять его, но мне пришлось.

И я все еще вынужден.

Мое нынешнее состояние не позволяет мне видеться с ним. Я не верю тому, что не причиню ему боль. Я действительно, блять, не верю.

Даже сейчас я борюсь с желанием схватить его за гребаное горло и расцарапать ему губы на глазах у всего мира. На этот раз он возненавидит меня окончательно, но кого это, блять, волнует.

Единственное, что останавливает мой план, – это присутствие его менее приятного глазастого близнеца.

— Какого хрена, по-твоему, ты здесь делаешь? — спрашивает Джереми от имени всех.

Все, и я имею в виду все присутствующие, встревожены этим засранцем.

Все, кроме его драгоценного братца, который с болью смотрит на Лэндона.

Он никогда не смотрел на меня так. Никогда не показывал мне и унции той заботы, которую он безоговорочно испытывает к своему брату.

Это нелогичная мысль, но я не могу выкинуть ее из своего разбитого сознания. Мышцы напрягаются, и поток ярости заливает меня одним махом.

— Я думал, это день рождения и все приглашены, — Лэндон говорит с беззаботностью, которая царапает мою колеблющуюся решимость, как гвозди по меловой доске.

— Неправда, — отвечает Килл.

— Похоже, все-таки правда, — у этого ублюдка хватает наглости идти к моей сестре. К моей гребаной сестре. — С днем рождения. Кроме подарка в виде моего присутствия, у меня есть для тебя кое-что еще, но я предпочел бы подарить это наедине…

Мое тело движется на автопилоте, когда я врезаю кулаком по лицу этого мудака. Он отшатывается назад, кровь выступает на его губе.

— Лэн, — Глин оставляет Килла и бросается к нему. — Просто… уходи.

— Я не для того подкупал некомпетентных охранников, чтобы просто уйти, — продолжает он говорить тем непринужденным тоном, за который его убьют. Предпочтительно сегодня вечером.

Я делаю шаг вперед, чтобы закончить дело и потерять его брата навсегда, потому что я самоубийца, но Мия сжимает мою руку и показывает:

— Он того не стоит, Нико.

Я убью его.

Я, блять, убью его.

Убью…

— Тайм-аут, — он поднимает руку. — Прежде чем ты продолжишь свои попытки изменить мои черты лица, позволь мне прояснить один важный момент. Я нахожусь в процессе ухаживания за твоей сестрой, и любые попытки испортить мое лицо не сыграют в пользу этой задачи.

Что этот засранец только что сказал?

Он только что упомянул об ухаживании? И за кем? За моей сестрой? Моей Мией?

— Я убью тебя на хрен, прежде чем ты хоть пальцем ее тронешь, — я бросаюсь к нему.

— О, уже тронул.

Брэн закрывает глаза и сжимает переносицу, медленно выдыхая.

Какого черта…?

Он не удивлен.

Почему он не удивлен?

— Что, блять, ты только что сказал? — медленно спрашиваю я, мой проклятый мозг отказывается верить в услышанное.

Нет. Я отказываюсь верить, что Брэн знал об этой хуйне все это время. Он бы не…

А почему нет? Он явно заботится о безопасности и мнении своего брата больше, чем о твоем.

— Я сказал, — Лэн встает передо мной. — Часть с касаниями уже произошла. На самом деле, наше свидание включало в себя нечто большее, чем просто прикосновения, но я избавлю тебя от подробностей, поскольку ты ее брат.

— Ты, блять… — я поднимаю кулак, но когда уже собираюсь заехать ему в лицо, Брэн проскальзывает перед ним.

Слишком поздно.

Мой кулак врезается в лицо Брэна.

Блять, блять, блять!

Удар такой сильный, что Брэн падает спиной на брата, а Лэндон хватает его, а затем вытирает кровь с его губы.

Я не сопротивляюсь, когда руки тянут меня назад. Я даже не знаю, чьи они, пока смотрю на кровь, вытекающую из носа Брэна. Его лицо искажено болью, но он изо всех сил старается не подавать виду.

Блять!

Что, блять, я натворил? Я ударил Брэна? Как я мог так поступить? Даже непреднамеренно?

У меня сводит челюсти, и все мои внутренности побуждают меня убедиться, что с ним все в порядке. Но я не могу этого сделать, когда его гребаный брат навалился на него всем телом.

Поэтому я направляю свой гнев на сестру.

— Это правда?

Ее глаза увеличиваются вдвое, как всегда, когда она делает что-то, чего не должна была делать. Это, однако, кардинально отличается от ночных вылазок или замышления неприятностей с Майей.

— То, что сказал этот ублюдок, правда, Мия? — спрашиваю я, и на моей шее едва не вздувается вена. — Ты спала с ним?

Она украдкой бросает взгляд на Лэндона, а потом отвечает:

— Это не то, что ты думаешь.

— А что он думает? — Лэндон отпускает Брэна, и мне приходится набраться чертовой решимости, чтобы не смотреть на него и сосредоточиться на его брате.

— Заткнись, — показывает она.

— Я с радостью заткнусь, но только если ты скажешь правду и ничего, кроме правды.

— О чем он говорит? — спрашивает Килл с ноткой напряжения.

Мия бросает на Лэндона свой фирменный враждебный взгляд и отвечает:

— Это была всего лишь уловка, которая ничего не значила. Теперь все кончено.

Он ухмыляется с нотками садизма.

— Я не согласен. Это была не просто уловка, и она еще далека от завершения. У нас с Мией возникли небольшие разногласия по поводу приоритетов и моей пресловутой склонности к анархии. Несмотря на мое драматическое вступление, я здесь не для того, чтобы разжигать дерьмо. Напротив, я пришел предложить давно назревшее перемирие между нашими клубами.

— Даже если ты будешь погребен под землей, — огрызаюсь я, и на этот раз не могу сдержаться. Я украдкой бросаю взгляд на Брэна и замираю, когда вижу, что он смотрит на меня.

Его глаза просят, умоляют. За своего гребаного брата.

Все это время Лэндон был раздражающим засранцем, и, несмотря на попытки Джереми настроить меня против него, я принимал сторону Килла и пропускал мимо ушей все, что он делал. Потому что, как и Килл, я слишком глубоко связан с братом Лэндона, и я не могу причинить ему боль, если хочу быть с Брэном.

Тем не менее, Мия под запретом, черт возьми.

Я убью Лэндона за то, что он прикоснулся к моей сестре. Никто меня не остановит, даже Брэн.

— Я бы не стал так быстро исключать эту возможность, — говорит Лэндон, все еще глядя на Мию. — Этот редкий шанс будет очень полезен для нас обоих, если ты просто попробуешь.

— Моя сестра не продается, — прорычал я, мой голос был неустойчивым и дрожал от нахлынувшего на меня напряжения.

— Я никогда и не предлагал этого. В отличие от того, что она сказала, Мия приходила ко мне каждый вечер. В наших ночных свиданиях не было никакого принуждения.

Что за хрень?

Я смотрю на Мию так, будто инопланетяне похитили мою настоящую сестру и оставили вместо нее самозванку.

Она не из тех, кто поддастся на фальшивые чары Лэндона. Она… Мия. Моя сестра лучше, чем это.

Вот почему я горжусь тем, что она показывает:

— Независимо от того, будет перемирие или нет, я никогда не вернусь к тебе.

Ухмылка кривит его губы.

— Никогда не говори никогда.

— Ты сумасшедший, — показывает она.

— Виноват.

— Ты меня не получишь.

— Однажды ты уже была у меня.

— Такого больше не повторится.

— Не узнаю, пока не попробую.

— Перестань нести чушь.

— Перестань бороться с неизбежным.

Вот и все, блять.

Я вклиниваюсь между ними не очень аккуратно, и Джереми сопровождает меня, пока я смотрю на ублюдка.

— Уходи, пока я не испортил тебе лицо.

— Насколько я знаю, это не лучшее начало для перемирия, не так ли?

Брэн хватается за руку брата и не смотрит на меня, говоря:

— Давай просто уйдем.

— Я и шагу не сделаю на улицу, пока ты не дашь мне слово о перемирии, — Лэндон смотрит на Джереми. — Ты же знаешь, что это для всеобщего блага. Сесили и Глин в том числе.

— Этого не будет, — говорю я с трудом, стараясь не схватить Брэна и не толкнуть его в сторону.

— Это может быть и для твоего блага, — говорит мне Лэндон. — Взамен я воздержусь от того, чтобы разбить тебе лицо за ущерб, который ты причинил моему брату.

— Забудь об этом, Лэн, — Брэн сильнее сжимает его руку, его голос звучит сдавленно. — Я в порядке.

— Нет, не в порядке, — Лэндон качает головой и смотрит на меня. — Мне не нравится, когда другие причиняют вред моей семье.

— Забавно слышать это от тебя. Когда я закончу с тобой, никто тебя не узнает.

Брэн наконец смотрит на меня, и я смотрю в ответ.

Я собираюсь, блять, убить твоего брата. Раз уж ты и так меня ненавидишь, я могу пойти до конца.

— Пожалуйста, остановись, — Глин встает на сторону брата и умоляет Килла. — Лэн не из тех, кто предлагает перемирие, так что ты можешь его принять?

— Даже если мы согласимся на перемирие, — говорит мой кузен. — Мия не в счет.

— Это ведь не тебе решать, правда? — Лэндон улыбается, и я клянусь, что он самый провокационный засранец на этой планете. А я-то думал, что Килл – ужас.

Джереми крепко сжимает мое плечо, но даже это не может удержать меня на месте.