— Не сравнивай его с Кларой. Она мне безразлична, — я теряю себя из-за него.

— О боже, — выдыхает Глин и прикрывает рот рукой, но это не помогает скрыть ее улыбку. — В тот день в кофейне, когда Килл сказал, что у Николая особые отношения с кем-то, это, случайно, был не ты?

— Да.

— Ты что, прямо сейчас признаешься нам в своей ориентации? И что мне делать? Могу я тебя обнять?

— Лучше не стоит, — говорю я, чувствуя себя немного легче от того, что она улыбается. Это ведь хорошо, правда?

Сесили берет мою руку в свою.

— Я так рада за тебя, Брэн. Я чувствую себя гордой мамой, когда вижу, что ты нашел кого-то, кто тебе нравится.

— Да! Я ненавидела эту стерву Клару, — соглашается Глин. — Она была такой оппортунисткой. Знаешь, я не хотела тебе говорить, но в ту ночь, когда у нас была вечеринка в особняке Элиты, я видела, как она пыталась поцеловать Лэна и терлась об него. Он выгнал ее и попросил меня не говорить тебе, потому что это только ранит твои чувства. Я так ее презираю, что даже не могу подобрать слов.

Лэн никогда не упоминал об этом. Но, впрочем, он никогда ничего мне не рассказывает.

А что ты ему рассказываешь? Ты давно перестал поддерживать с ним связь.

— Вы… — я внимательно наблюдаю за ними. — Вам не кажется странным, что мне нравится парень после того, как я все это время встречался только с девушками?

— А при чем тут пол? — Сесили гладит меня по руке. — Я просто рада, что ты счастлив.

— Я тоже, — Глин переплетает свою руку с моей и опускает голову мне на плечо. — Кто бы тебе ни нравился, это не изменит тебя. Ты всегда будешь самым крутым старшим братом на свете.

— Лучшим другом в мире живых, — Сесили отодвигает свой стул и берет меня за другую руку.

— Спасибо, — мой голос срывается, и я прочищаю горло. — Мне повезло, что вы обе есть у меня.

Сесили улыбается мне.

— Итак, как давно вы с Николаем вместе?

— Да! — Глин кладет подбородок мне на плечо. — Нам нужны подробности.

— Пару месяцев.

— Вау. Вы, ребята, действительно держали это в тайне, — Сесили покачала головой. — Я ничего и не подозревала.

— Я держал все в тайне. Это я не хотел признаваться перед всеми вслух.

На самом деле проблема не в моей ориентации. Дело во всем остальном, в чем мне приходится признаваться, когда я признаю ее.

Причина, по которой я не хотел верить в то, что я такой ненормальный.

— Тебе нужно было время. В этом есть смысл, — говорит Глин. — Ты всегда был с девушками, поэтому я никогда не подозревала, что ты би.

— Я не думаю, что я би. Я просто гей, — слова вылетают у меня изо рта легче, чем я думал. — И асексуал. Или был им. Думаю, правильный термин – демисексуал. Я могу испытывать сексуальное желание только к тому, кто мне нравится.

— Я как бы подозревала, что речь идет об асексуальности, — Сесили улыбается. — Тебя никогда никто не привлекал, какими бы сексуальными они ни были. Ты смотрел на животных с большей нежностью, чем на своих подруг.

— Животные – не золотоискательницы, — Глин ударила кулаком по воздуху. — Я хочу избить этих сучек за то, что они использовали тебя.

Они не использовали меня. Я использовал их. Но это не тот разговор, который я хочу сейчас начинать.

— Не могу дождаться реакции мамы и папы, когда они узнают, — Глин усмехается, а затем делает паузу. — То есть, если ты захочешь им рассказать?

— Обязательно.

— Они будут в полном дерьме.

— В хорошем или плохом смысле?

— Брэн, ты можешь быть буквально инопланетянином, и они будут тебя любить. Ты их любимчик.

— Нет, не любимчик.

— Любимчик. Мама тебя боготворит, а папа так тебя любит, что всегда говорит: «Брэн сделал то, Брэн сделал это», — она делает паузу. — Не уверена, что ему понравится Николай. Он очень опасен.

Я поморщился.

— Не помогает и то, что он кузен Килла.

— Килл может быть цивилизованным. А Николай… ну, нет?

— Почему именно Николай? — спрашивает Сесили. — Сколько бы я ни думала об этом, вы, ребята, совершенно разные по характеру. Там, где он хаотичен, ты организован до мелочей. Он сумасшедший, а ты методичный. Вы полные противоположности.

— Может, поэтому все и получилось. Кроме того, он не оставил мне выбора. Он вторгся в мою жизнь и не сдавался, сколько бы я его ни отталкивал… ну, то есть до этого момента.

— Что случилось? — Глин отстранилась, нахмурившись. — Пожалуйста, скажи мне, что это не из-за Лэна.

— Они подрались той ночью, верно? — Сесили поморщилась. — Джереми сказал, что Николай был сам не свой в последнюю неделю.

— Дело не в Лэне, а во мне. Ему не понравилась моя нерешительность.

— Но для тебя все это в новинку, Брэн. Не стоит торопиться, — Глин поглаживает меня по плечу.

— Нет, если это означает, что я могу его потерять. Мне кажется, я причиняю ему боль, когда так поступаю, потому что он считает, что я стыжусь его.

— Оу.

— Нет, — быстро говорю я. — Просто… я не могу не думать обо всех остальных факторах, а именно о Лэне.

— Серьезно, тебе нужно забыть о своей зацикленности на реакции Лэна на все, что ты делаешь. Я люблю тебя, Брэн, правда люблю, но ты даешь ему так много свободы действий, что он творит всякое дерьмо, — Глин вздыхает. — Ему все равно.

Она ошибается. Или, может быть, я придерживаюсь еще одного мифа, который никогда не был правдой.

Но если серьезно, что это значит, если я больше беспокоюсь о реакции Лэна, чем о реакции моих чертовых родителей?

Не то чтобы я не беспокоился о маме и папе – меня тошнит от одной мысли об этом разговоре, но Лэн…

Я чувствую, как у меня сводит живот, когда представляю, какое надменное и разочарованное выражение он часто придает моему искусству.

Он всегда был идеален, и его неодобрение вызывает у меня гребаные кошмары.

— Я имею в виду, не будь адвокатом дьявола, — Сесили гримасничает. — Но ничего хорошего не случится, если Лэн узнает о Николае. Это будет похоже на то, как если бы он снова узнал о Киллиане и Глин.

— Я так и сказал, — я потер лицо. — Николай, кажется, не согласен. Я действительно не хочу, чтобы они снова дрались.

— Ты прав… — плечи Глин опускаются. — Это будет некрасиво.

— Ах вы, сучки! — раздается громкий голос, и мы все застонали, когда Реми скользнул к нашему столу, увлекая за собой Аву. — Не могу поверить, что вы пьете послеобеденный чай без моей светлости. Если бы я не увидел историю Глин, я бы ни о чем не догадался. И к тому же еще обнаруживаю, что эта дама затаилась в доме, как воровка. Вы, сучки, меня доконаете, серьезно.

— Я не воровка, я просто искала Брэна, — Ава целует меня в щеку. — Привет, Брэн.

— Привет.

Ава садится рядом с Сесилией и обнимает ее.

— Скучала по тебе, подружка.

Сесили поглаживает ее по руке.

— Все в порядке?

— Да, — она чмокает ее в щеку.

Реми придвигает стул и занимает место между мной и Сесилией, и они начинают спорить, кто сядет рядом со мной.

Поскольку я самый уравновешенный из всей компании, они всегда хотят моего присутствия. Я часто получаю сообщения по типу: «Без тебя скучно, Брэн».

Несмотря на то, что я не клоун, как Реми, и не гиперактивный, как Ава, я занимаю особое место в компании.

Почему мне казалось, что меня будут осуждать мои самые близкие друзья? Мой близкий круг поддержки?

Нет, я боялся не их. Дело во мне. Всегда, черт возьми, во мне.

Я сам себе злейший враг.

— Так о чем вы говорили до эффектного прибытия моей светлости? — Реми крадет макарун Глин и чай Сесили.

— Ни о чем, — Сесили подмигивает мне.

Я качаю головой и делаю глубокий вдох.

— Реми, Ава. Я хочу вам кое-что сказать.

Хотя ко мне присоединились Сесили и Глин, мои движения в лучшем случае скованные, когда мы входим в особняк Язычников.

Моя сестра и моя подруга бывали здесь бесчисленное количество раз, учитывая их парней, но со мной дело обстоит иначе.

Я остаюсь в своей стихии, пока мы пробираемся мимо посетителей вечеринки. На этом дне рождения Язычники постарались на славу. Бесчисленные лампы освещают потолок, отбрасывая фиолетовые и синие блики на людей, прыгающих под модную музыку.

Повсюду разбросан алкоголь, и мне бы очень хотелось напиться, но это просто трусость, поэтому я останавливаю себя, чтобы не выпить.

Я мельком вижу Майю, которая в гламурном белом платье танцует с группой людей в причудливых нарядах. Но не вижу Мии.

Несколько недель назад Мия познакомила меня с Майей, и она милая, но я предпочитаю компанию ее сестры. Мы с ней – интроверты и ладим друг с другом, не разговаривая слишком много.

Глин ведет нас на второй этаж, и мы продолжаем проталкиваться вперед.

У меня щемит в груди, когда я мельком вижу Мию, одетую в черную версию платья Майи и танцующую между Киллианом и Николаем. Хотя кажется, что они пинают и бьют друг друга.

Мне очень не нравится, когда Киллиан бьет его. Я знаю, что это их динамика, и они были такими всю свою жизнь, но он должен прекратить накладывать свои гребаные руки на него, или я их сломаю.

Боже правый.

Откуда взялась эта жестокая мысль?

— Привет, — Джереми плавно, если можно так выразиться, скользит к нам и целует Сесили чуть дольше, чем мне комфортно за этим наблюдать.

— Привет, — вздыхает она, когда он обхватывает ее за спину.

Мой взгляд сам собой возвращается к Николаю. Он выглядит чертовски хорошо в черной футболке и джинсах. Несколько непокорных прядей выбились из хвоста и падают ему на лоб. Его мускулы пульсируют при каждом движении, а переплетающиеся татуировки, идущие по бицепсам и рукам, мгновенно выделяют его из толпы.

Я всегда считал его красивым. Нет, не только красивым. Он категорически сексуальный. Просто мне потребовалось время, чтобы понять, что меня безнадежно привлекает в нем все. Тот факт, что я не могу прикоснуться к нему уже несколько дней подряд, не дает мне покоя.

Мой взгляд изучает его пристальнее, вглядываясь в четкую линию челюсти, полные губы и…

Я хмурюсь, когда ясно вижу его лицо. Его глаза темные, почти бездонные, рот выстроен в линию, и он кажется… сам не своим.

Как тогда, во время драки.

Должно быть, у него один из приступов. Хотя не уверен, что это за приступ, он упоминал, что они приходят и уходят. Я не видел его в таком состоянии с той ночи, когда он дрался. Только сейчас он кажется более замкнутым.